Русские инородные сказки - 5 - Макс Фрай

А Маантхэ Уджайя'ха ей:

— Что ж, дело доброе. Будет тебе волчья шкура, коли так.

И вот снова бежит рыба У по лесу, на сей раз волком обернувшись. «Никто мне теперь не страшен! — думает. — Славно заживу!» Тут слышит, вроде как опять клич раздается, на прежний не похож, но всяко ведь ее зовут, кого ж еще.

— Ууууууу-лю-лю-лю! Ууууууу-лю-лю-лю!

Выскочила на тропинку, порысила на голос. А навстречу ей уэр'эх, охотники из ближайшей деревни. Идут, копьями размахивают, колотушками стучат, орут во весь голос свое «ууу-лю-лю-лю» — зверя предупреждают громко, чтобы, значит, прятался и на дороге не попадался. Порядок-то всем известен.

Глядят — одинокий волк посреди тропинки. «Ну, — решают, — стало быть, в иной мир собрался. Надо помочь». Стали в волка копьями кидать да стрелы из луков пускать. Перепугалась волчья шкура до полусмерти, — рыба У опять сообразить ничего не успела, — да унеслась со всех ног в чащу. Только ее и видели.

Является опять на берег моря и так говорит:

— Вот, великий Маантхэ Уджайя'ха. Волком-то оно и лучше, да все не по мне. Хочу в человечьей шкуре жить! Сделай, что тебе стоит?

— Вот, — Маантхэ Уджайя'ха отвечает, — последний раз тебе помогаю. Ибо порядок таков: более трех раз одного и того же колдовства не вершить. А тут третий раз уж выходит.

Сказано — сделано. Обратилась рыба У человеком. Идет по лесу, ягоду в короб подбирает, шишкам орешки пересчитывает, грибы листочками укрывает. Все чин чином, все как и положено. «Приду вот, — думает, — в деревню, тут все и обрадуются, с собой жить позовут. Хорошо!» Тут снова-заново — голос! Не иначе ведь зовет рыбу У, кого ж еще?

— Уууууууууууу! Уууууууууууу! — то Ветер завывает.

— А вот не побегу я на зов! — рыба У решает. — Хитрой буду, как Маантхэ Уджайя'ха. Не проведешь меня теперь.

Только Ветру-то что с того? Ветер-то, он если дуть задумал, так в каждую щелочку сам заявится, все продует-просквозит, ничего не упустит. Захочешь — не скроешься. Только норы зверьи, гнезда птичьи да чиа'та людские стороной обходит. Знает порядок. А уж коли не спрятался — так кто виноват? Вот то-то.

Нашел рыбу У, закрутился вокруг нее вихрем, обрушился ураганом — с ног сбивает, душу из тела выдувает. Перепугалась человечья шкура, да и рыба У с нею вместе. Бросилась укрытие искать. Пока нашла — чуть сама в ветер не превратилась. Да вовремя подвернулась большая пустая нора. Забилась рыба У в самый дальний уголок, сидит, дрожит, боится нос показать.

Тут и Маантхэ Уджайя'ха до дому собрался. Оно и дело, у К'та, чай, другие собеседники найдутся. Вон Ветер прилетел, море разволновал, с К'та игры свои затеял. Да и за хозяйством надо следить.

«Дай, — думает, — проведаю, как там рыба У устроилась». Глядь-поглядь, а рыбы У нигде и не видно. «Что ж такое?» — удивляется Маантхэ Уджайя'ха.

На небе тем временем бледнолицая Ою показалась, К'та нашей сестричка.

— Не видала ли ты где рыбы У? — спрашивает Маантхэ Уджайя'ха.

— Как не видать! — Ою в ответ. — Сидит себе в самой глубокой норе, от Ветра прячется, от страха трясется.

— Плохо дело, — говорит Маантхэ Уджайя'ха. — Выручать надо. Непривычная она к нашим местам да порядкам. Пропадет совсем.

Заглянула Ою в нору к рыбе У и так говорит:

— Что ж ты, глупая рыба У, свою стихию покинула, в чужую бродить пошла? Кто так делает?

— Вот, — рыба У, зубами стуча, отвечает. — Все мне было хорошо, да невидимость покоя не давала. Сама посуди: в разговор никто не вступит, в игры не примет, песню не споет. Разве ж это жизнь? По мне, так лучше тут пропаду.

— Хороший ответ. Коли так, айда ко мне, на небо?

— Да разве ж такое можно? Кем я у тебя на небе сделаюсь? — удивляется рыба У.

— А не все ли тебе равно?

— Ну кто я такая, чтобы от твоего подарка отказываться? Пусть так! — отвечает рыба У и сама на себя дивится: откуда смелости-то столько?

С тех пор так и стало, как и по сей день: рыба У на небе звездочками ясными сияет. Рядом неразлучные Отака и Потака. И им веселее, и рыбе У счастье — хорошая компания. Ою с Маантхэ Уджайя'ха тоже не нарадуются: раньше нет-нет да Отака с Потакой и передерутся, перессорятся, разобидятся на весь свет. А миру от этого темно делается. Нынче же, чуть что, рыба У их быстро примирит.

У людей же повелось по ночам хороводы водить и такую песню петь на особый лад:

Отака-Потака, Уууууууууууу!Отака-Потака, Уууууууууууу!

Бывает, к ним в круг и волки заглянут, подпевают:

«Ууууууууууу! Уууууууууууу!» — как это у волков в обычае. Да только теперь все знают, что та песня значит.

Случается, и Ветер задует: носится себе вихрем вокруг хоровода, песню свою поет, а вреда никому не чинит. Оно и правильно. Оно и добро.

Эхык'та Айя Ишха Тээ[9]

Явился как-то один человек к большой птице К'па Анр, что сидит вечерами на дереве Эх'х за холмами, и повел такую речь:

— Вот, К'па Анр, смотри, как выходит: у вас, птиц, есть крылья, чтобы летать, а у нас, людей, есть ноги, чтобы бегать. Смотри и обратно: вы, птицы, захотите бежать, а не сможете. Так же и с нами: захотим лететь, да не выйдет ничего.

— Верно, — отвечает К'па Анр. — На то и порядок заведен, чтобы птицы летали, а люди снизу смотрели! Иначе отродясь не бывало.

— Вот и я то же думаю, — говорит человек. — Не бывало, так отчего б не стать? Давай меняться: ты мне крылья, я тебе ноги!

— Странные вы, люди, мысли думаете. Непорядок это. Не буду меняться! — сказала птица и улетела.

Огорчился человек, домой пошел.

Прознал о том хитрый Маантхэ Уджайя'ха. Обернулся птицей, полетел в деревню, нашел того человека и говорит:

— Вот, знаю я, что за колдовство ты удумал. Брату моему не по нраву пришлось, а мне как раз по душе. Так, значит, тому и быть.

Тут враз и выросли у человека огромные крылья. Перья сверкают, переливаются, искрятся драгоценными камнями, как и положено птицам К'па Анр. Сами в полет просятся. А у Маантхэ Уджайя'ха в облике птицы, стало быть, ноги вымахали. Поднялся он и в лес убежал, как ни в чем не бывало.

А человек рад-радехонек — взмыл в небо! Поначалу, правда, чуть не свалился, да быстро освоился, чай, наука нехитрая. Да и крылья сами подсказывают: тут взмахнуть, тут помедлить немного, а тут поворотить так-то и так-то. Полетел человек над лесом, над полем, над холмами. Так и до гор долетел — повыше поднялся, да и еще выше. А там, глядь, вроде и до самой К'та недалеко. «Дай, — думает, — залечу-ка к ней в гости! Когда еще доведется?»

Взмах за взмахом, так и полетел — все вверх да вверх. Тут и припекать стало сильно: К'та-то ведь всю землю обогревает, жара в ней поболе, чем в печи будет! Так и сгореть недолго. Уже и перья потрескивать стали, словно уголья. А меж них пот да жир струится. Испугался человек. Ему бы назад поворотить, да уж сильно обидно стало. Расскажешь кому в деревне — засмеют!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});