Нашествие арабуру - Михаил Белозеров

— Бр-р-р…

— Бр-р-р…

— Бр-р-р…

— Вот бы одного поймать одного? А? Никогда не видел. Куриное дерьмо!

На том и успокоились. Разве стражникам когда-нибудь хватало мозгов? Они не были созданы для мышления, они не были даже солдатами. Все их предки работали от зари до зари на полях, а этим повезло — их набрали в экспедиционные войска, даже дали в руки оружие, но не объяснили, что с ним делать.

Когда же они все-таки донесли по инстанции, Кацири уже сидел на одиннадцатом ярусе в отхожем месте. Вначале он прятался на перекладинах. Миазмы наполняли яму, но это было привычно, и Кацири почти не сдерживал дыхания. Он слышал, как в туалет три раза кто-то заходил и обшаривал помещение. Даже открыл крышку и заглянул в выгребную яму, но фыркнул, как собака, и убежал. Если бы Кацири знал, что сам Чичимек наведывался с инспекцией, он бы гордился своим подвигом, но он этого не знал, как, впрочем, и не знал, кто такой Чичимек. Его только удивило одно обстоятельство: в туалете, справа от стульчака, была спрятана гуа[172], а значит, император кого-то очень сильно боялся.

Между тем Сань-Пао почти извел запас игл. У него осталась последний комплект, и он берег его, как зеницу ока. Два десятка игл он израсходовал, чтобы подняться по западному тайному ходу. Ему еще повезло, потому что Чичимек в этот момент находился на восточной стороне пирамиды, а ураканы, как и обычные арабуру, не успели ровным счетом ничего понять. Впрочем, Сань-Пао не рискнул подниматься выше десятого яруса, где на каждом повороте лестницы дежурило по десять ураканов. Только теперь он стал тешить себя надеждой, что доберется до императора раньше мальчишки — уж слишком легко ему удалось забраться так высоко. К началу всеобщей суматохи, когда подняли мосты и зарыли все ворота и двери, он уже прятался под потолком северного коридора. Вот где пригодилась гимнастика тай-чи. И опять ему повезло, потому что именно этим коридором император Кан-Чи обычно уходил от своих наложниц. Когда же пискляво завыли дудки, а стража забегала, как полоумная, император Кан-Чи появился в окружении шестерых ураканов. Их сгорбленные фигуры замелькали среди колонн и переходов. Сань-Пао приготовился. Его сердце билось ровно и спокойно, словно он всю жизнь готовился к этому моменту. Однако ураканы пошли на хитрость, они надели одинаковые рясы и накинули на головы капюшоны. К тому же, все они оказались одного роста, и Сань-Пао пришлось гадать, кто из них император Кан-Чи. Первым Сань-Пао убил того, кто был в золотой рясе и находился в центре группы, справедливо полагая, что только император Кан-Чи может носить такое одеяние и только его со всех сторон будут окружать стражники.

Он ошибся. Впервые за весь день удача изменила ему. Человек, в которого он выстрелил, схватился за шею и стал валиться на спину. Но это был не император. Император Кан-Чи оказался хитрее. Он поменялся одеждой с рядовым ураканом и пошел не в центре, а сбоку. Ведь Кан-Чи с детства развивал в себе коварство, и теперь оно помогло ему избежать смерти. По крайней мере, он так думал.

Сань-Пао последовательно убил всех тех, кто находился ближе центру, и уже ликовал. Но когда спрыгнул на пол и подошел, чтобы убедиться в смерти императора Кан-Чи, Чичимек, который прикрыл императора своим телом, вскочил и ударил Сань-Пао ножом. Обливаясь кровью, Сань-Пао упал на каменные плиты коридора. Чичимек уже готов был перерезать ему горло, но император Кан-Чи удержал его руку:

— Постой, я хочу спросить его кое о чем перед лицом смерти. Теперь-то ты врать мне не будешь, — и наклонился: — Скажи, в чем ваша сила?

Сань-Пао схитрил. Он уже задыхался и боялся одного, что ему не хватит духа убить императора Кан-Чи, поэтому он только прохрипел:

— А-а-а…

— Что? Не слышу? — император Кан-Чи наклонился ниже.

Сань-Пао оскалил окровавленные зубы, вытолкал языком камити-бари из-за щеки и плюнул в лицо императору Кан-Чи отравленной иглой. Чичимек тут же убил Сань-Пао. На губах Сань-Пао застыла улыбка исполненного долга.

— Уййй!!! — Император Кан-Чи отпрянул и мгновенно выдернул изо лба иглу. Холодный пот выступил на его большом теле. Он ожидал мгновенной смерти, но она не пришла. Целую кокой он прислушивался к себе. Слава тебе, о Кукулькан! — думал он. За одно слава и Богу Кетцалькоатль! Император Кан-Чи вздохнул с облегчением и на всякий случай ощупал себя: нет, я не умер, я еще жив. От радости он даже, как обычно, хлопнул себя по затылку. Уййй!!! Куриное дерьмо!!! Пнул Сань-Пао. Уййй!!! Заставил меня испугаться. Вдруг император Кан-Чи почувствовал, что на него напал понос. Он схватился за живот и побежал в покои на одиннадцатый ярус, попутно ликуя, что чудесным образом избежал смерти.

В туалете имелась еще одна — тайная дверь, занавешенная красной тканью. Кацири сидел, затаив дыхание. Тревога разносилась по всему дворцу — с яруса на ярус, и он стал бояться, что ничего не получится и что усилия двух лет пойдут насмарку. В этот момент кто-то вбежал через тайную дверь. Кацири изготовился: привел стилет в боевое положение и снял с него колпачок. Дыхательную трубку зажал в зубах, а ноздри и уши залепил воском. Кто-то тяжелый и грузный заходил у него над головой. Сердце у Кацири билось так, что он боялся быть обнаруженным раньше времени. Человек кряхтел и сопел, а потом открыл крышку и уселся. Прежде чем наступила темнота, Кацири запомнил, куда должен ткнуть, и ткнул стилетом — прямо в анус. Затем, придерживая дыхательную трубку, прыгнул вниз.

— Уййй!!! — воскликнул император Кан-Чи, который до последнего мгновения думал об одном и том же — в чем же сила этого народа. Но так ничего и не надумал.

Через коку Чичимек забеспокоился — уж слишком долго император находился в туалете. Вначале Чичимек скребся в дверь, потом деликатно постучал, потом приоткрыл и осторожно заглянул. Император сидел на стульчаке, свесив голову набок. Его лицо были черным, как ночное небо.

Сгоряча обыскали все двенадцать ярусов золотой пирамиды-дворца Оль-Тахинэ. Искали три дня и три ночи, но так никого и не нашли. Решили, что во всем виноват Сань-Пао, который плевался отравленными иглами.

Через три дня Чичимек случайно заглянул в выгребную яму и обнаружил ее пустой, а заслонку для спуска фекалий — открытой. Он спустился в яму и только тогда сообразил, что пролезть в узкий канал, ведущий к реке Ёда, едва ли может даже ребенок. На этом официальное расследование было прекращено. Но Чичимека еще долго грызли сомнения, а тайна гибели императора Кан-Чи преследовала его до самой смерти.

Народная же молва говорит о том, что в лиловых горах Асафуса появился молодой отшельник. Он проповедовал чандала: «Все, зависящее от чужой воли, — зло, а зависящее от своей воли — благо». «Ты не запятнан грехом, если действовал во благо родине». «Желающий прожить долгую жизнь не должны наступает на волосы, пепел, кости, черепки, семена хлопчатника, мякину, — говорил он. — Никогда не следует заходить в труднодоступные места, смотреть хонки в лицо, пересекать реку при помощи рук. Кто слыша, прикасаясь и видя, вкушая и обоняя, не радуется и не печалится, тот человек должен считаться обуздавшим чувства». Отшельник не мылся. Не стригся. Не менял одеяния. Но самое благочестивое заключалось в том, что отшельник питался человеческими испражнениями. Так его и прозвали святой Веда, что значит «погрязший». У него было только три ученика, которые разнесли учение по миру и назвали это учение «Веды».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});