Море смерти, берег любви - Светлана Владимировна Успенская

пытались направить следствие на ложный путь. Натурщица с арбалетом… занятно!

– Вы что-нибудь узнали про нее? – с замиранием сердца спросил я.

– А вот вопросы здесь задаю я! – Т.Г. хищно прищурилась, и ее тонкие губы сжались в ярко-красную узкую полоску. – Мы о вас кое-что узнали… Например, узнали, что вы едва не сгорели на даче человека, жена которого погибла при пожаре, а сам он умер через каких-нибудь две недели в собственной ванне… И про попытку убить еще одного своего приятеля, когда вы хладнокровно расстреляли его на глазах у десятка людей по дороге в аэропорт!.. И про ваши художества в Троепольском… И венец вашей преступной деятельности – взрыв «шевроле» у клуба «Monkeys». Я уже не говорю про такие мелочи, как перебивание номеров краденых иномарок в автосервисе, которым вы одно время руководили! Ну что, хотите, и дальше продолжу прискорбный список ваших дел?

– Нет, не хочу, – спокойно ответил я. – Всё, что вы перечислили, не имеет ко мне ни малейшего отношения. Это всё ваши фантазии.

– Да что вы говорите? – недобро усмехнулась Молодцова. – И убийство Максютова тоже не имеет к вам никакого отношения?

– Максютов был моим другом. Меня подставили, это же коту ясно. Если бы я захотел его прикончить, то сделал бы всё это быстро и незаметно. Зачем нормальному убийце весь этот цирк с конями и арбалетами? Какова цель этого показушного убийства? Просто театрализованное представление! Бред какой-то…

– Ну, допустим, эпизод с поджогом дачи нам пока трудновато будет инкриминировать вам, – задумчиво продолжала Молодцова. – И смерть банкира Абалкина, замаскированную под несчастный случай, тоже… И для того, чтобы с уверенностью сказать, что это вы расстреляли Гофмана, еще надо провести ваше опознание… Но уж извините, в Троепольском-то вы достаточно наследили! Вас там видела куча людей. Ваше появление у священника пятнадцатого августа и его трагическая кончина в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое говорит против вас. А хотите я расскажу вам, как эта печальная ночь повлияла на смерть человека, о котором вы говорите как о друге. На Максютова?

– Ну и как же?

– А вот как! – Молодцова одернула синий форменный пиджак и широким мужским шагом прошлась по комнате. – Вы приехали в Троепольское, чтобы украсть икону «Благовещение Божьей Матери». Вы сбросили с колокольни священника, но похитили не икону, а ее современную копию из фонда Третьяковской галереи. Ведь вы тогда еще не знали, что настоящая икона передана для реставрации Максютову! Вы взяли копию (она исчезла аккурат на следующий день после убийства священника), но потом, очевидно, после консультации у специалиста, поняли, что ошиблись, и решили убрать Максютова, потому что именно у него в тот момент находилась икона. Так вы и поступили, как говорится, ничтоже сумняшеся!.. Я правильно излагаю? – осведомилась Молодцова.

– Нет. – Я посмотрел ей в глаза. – Не правильно.

– Неужели?

– Представьте себе! Во-первых, об иконе я вообще до недавнего времени не имел никакого представления и не знал, что она существует в природе. Конечно, это недоказуемо, но ладно, пусть… Во-вторых, ночь с пятнадцатого на шестнадцатое августа я провел не в Троепольском, а у Максютова и, следовательно, не мог похитить копию и убить Игоря Копеляна. Если бы Ринат был жив, он подтвердил бы мои слова!

– Максютов мертв, подтвердить ваши слова не может, и поэтому вы предлагаете мне поверить вам! – иронически хмыкнула Т.Г.

– Запишите, пожалуйста, в протокол, – вежливо попросил я, – что я, Копцев С.В., признаюсь только в том, что подложил взрывное устройство в автомобиль «шевроле», принадлежащий членам волгоградской преступной группировки. Есть видеозапись, как я это делал, и рано или поздно вы определите, что на ней именно я, в этом эпизоде действительно бесполезно запираться. Но если в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое августа я подложил взрывное устройство под машину, то как я мог в это же самое время убить Игоря Копеляна и похитить копию? А если я не убивал Копеляна и не брал копии, то соответственно я не убивал Максютова и не похищал настоящей иконы. Я логично рассуждаю?

– Ничего… Дальше!

– А что касается убийства Гофмана – тут уж извините, я невинен как ангел. Свидетели меня не опознают, потому что я в него не стрелял… А насчет перебивания номеров – это совсем ерунда. Я был только зицпредседателем бывшей конторы Савоськина, как мсье Фунт из «Золотого теленка», а делами там заправляли братья Палей. Это вам подтвердит кто угодно из мастеров. Так что все вопросы – к ним. А относительно остальных, как вы говорите, эпизодов – смерти Абалкина и гибели его жены, то я вообще не имею ни малейшего понятия, кто это сделал! У вас есть еще подозреваемые? Что вы сваливаете всё в одну кучу и вешаете на меня?

– Ну хоть что-то вы признаете! – обрадовалась Молодцова. – Надеюсь, ваше признание – это только начало!

– Это конец, – печально вздохнул я. – Потому что после такого признания, наверное, мне уже не жить…

– Да, молодой человек, – заметила Т.Г. – Судя по анкетным данным, я на целых десять лет вас старше, но за пятнадцать лет работы в органах я еще не встречала человека, который бы столько натворил и избежал бы наказания. Не избежите его и вы.

– На десять лет? – притворно удивился я. – А я думал, вы меня намного младше. И во много раз умнее… Но, кажется, я ошибся…

Меня повезли на следственный эксперимент в клуб «Monkeys». Ментам хотелось, чтобы я показал на местности, где стоял автомобиль, откуда я шел, как прикреплял взрывное устройство к днищу, сколько времени всё это заняло, и заодно понаблюдать, как мой демарш смотрелся на мониторах клуба.

На место меня доставили в милицейском «газике». Надежда на относительную свободу перемещения во время эксперимента не оправдалась – моя левая рука была пристегнута наручниками к запястью молодого сержанта с роскошными пшеничными усами, которым бы позавидовал сам Будённый.

Клуб «Monkeys» был непривычно тих и печален. Металлические жалюзи на окнах были опущены, представительный швейцар на входе отсутствовал, наверное, волгоградские братки сменили место своей дислокации.

Внимательным сотрудникам милиции я показал как подошел к машине и прицепил консервную банку к днищу. Мои подвиги фиксировала видеокамера, а усатый сержантик следовал по пятам, как верная собака на поводке. В качестве взорванного джипа близнецов фигурировал милицейский «жигуль», приткнувшийся около служебного входа в клуб.

Пока я рассказывал, сопровождая свое повествование высокохудожественными деталями, которые сделали бы честь любому детективу, мы с сержантом незаметно оказались за «жигулем», около низкой двери, ведущей в подвал. Пока я что-то бормотал, показывая вдаль свободной рукой, сержантик вдруг