Когда пробуждаются вулканы - Михаил Белов

Фонтанируют и крупные гейзеры. Только что поверхность маленького бассейна была ровной и гладкой — и вдруг начинает слегка волноваться, потом бурно закипает, раздается сильный взрыв, и в воздух поднимается мощная струя. Все вокруг обволакивает паром. Так же внезапно фонтан перестает бить. Пар рассеивается. Прошла минута, другая… бассейн снова закипел, снова взрыв, а за ним столб воды и клубы пара…

Все крупные гейзеры Камчатки, а их больше двадцати, имеют названия. Гейзер Первенец выбрасывает столб воды на высоту десять — двенадцать метров, гейзер Великан — метров на пятьдесят.

Извергаются гейзеры через определенные промежутки времени. У одних они исчисляются двумя — тремя минутами, у других — десятью — пятнадцатью. Есть гейзеры, которые извергаются через четыре — пять часов. Остывая, вода выделяет гейзерит, образующий вокруг бассейна красивые по форме и цвету отложения. Есть гейзер, который назван Сахарным, потому что отлагает белый, как сахар рафинад, гейзерит.

— Как обед? — спросила Варя, убирая со стола.

После купания в озере она стала той самой озорной девушкой с синими глазами, с которой Данила встретился на заимке Кречетова. У Вари исчезли тени под глазами, порозовели щеки. Сейчас, когда она хозяйничает, в избушке как будто стало светлей. «Вот бы остаться тут жить», — подумал Данила и засмеялся — мысль показалась нелепой.

— Что с вами? — спросила Варя, скользнув по нему быстрым взглядом.

— Да так, — мотнул он головой. — После такого роскошного обеда не мешало бы выкурить папироску. Но где ее возьмешь?

Варя молча положила перед ним непочатую пачку махорки.

— Мечта холостяка, — улыбнулся Данила.

— Махорка?

— Все, — Данила обвел избушку взглядом. — И обед, и махорка, и вы… В институте у меня был друг. Он любил эту фразу. И рюмка хорошего вина, и хорошенькая девушка, и пачка сигарет, когда израсходована последняя копейка стипендии, — все для него — мечта холостяка.

Варя, глядя в маленькое зеркальце, причесывалась, откидывая назад голову. Черный свитер обтягивал гибкое тело с тугой грудью.

Забыв о табаке, Данила подошел и привлек ее к себе. Он легко приподнял ее, закружился по комнате. Она обвила его за шею руками и прижалась к нему. Случайно взгляд ее упал на окно.

— Пустите! — крикнула она, вырываясь.

За окном, положив лапы на брусок рамы, стоял медведь и с любопытством заглядывал в избушку.

— Шатун!

Зверь разинул пасть и оскалил желтые клыки. Передние лапы заскользили по раме. Стекло со звоном рассыпалось по полу. Пахнуло холодом. Медведь сунул голову в окно.

Варя опомнилась первая, схватила малокалиберку и в упор выстрелила. Зверь замотал головой и яростно взревел. Глаза горели зеленым огнем. Патронов под рукой не оказалось, и Варя швырнула ружье на топчан.

Данила впервые в жизни с такого близкого расстояния видел медведя. Говорят, что камчатские медведи трусливы и, учуяв запах человека, сворачивают в сторону, а этот лезет напролом. Медведя только разъярил выстрел. Громадными лапищами он вырвал подоконник. Пока не разворотил избу, надо было что-то предпринимать. Но что?

Варя выхватила головешку из печурки. Данила похолодел.

— Стойте! — крикнул он и оттащил ее назад. И вовремя: медведь лапой сорвал с нее кусок свитера. Данила кинулся к печурке, выхватил ярко пылающее поленце и ткнул им в разъяренную пасть зверя. С яростным ревом медведь кинулся наутек. Рев все удалялся и наконец замер.

— Черт, напугал, — выругался Данила, дуя на обожженную руку. — Не задел ли он вас когтями?

— Нет, — Варя была бледна, но в глазах все еще горел охотничий азарт. Кое-как зачинив свитер, они принялись заделывать оконный проем.

Когда работа была окончена, они нашли у скалы плоский камень, с которого хорошо было видно все озеро.

Надвигался вечер. Воздух напитывался влагой, запахом осыпающейся листвы. Варя притихла и, обхватив колени руками, смотрела на озеро. Оно быстро темнело.

Данила развел костер и закурил. Затем снова уселся рядом с Варей и рассмеялся:

— Ловко вы в него пальнули!

— Смейтесь, — проворчала она. — Говорю же вам, я попала в него. Как пить дать. И хоть бы что. Как горох об стенку.

— Я не потому смеюсь, что вы не попали в медведя. Вы просто храбрая… Но косолапый помешал…

— Замолчите! — приказала Варя.

Данила подбросил в костер новую охапку веток и поднялся.

— Пойду полазаю среди скал.

Варя кивнула.

Вернулся он, когда уже стемнело. Костер догорал, и последние красные угольки тлели у ног Вари. В темном небе загорались звезды. Они были яркие, ярче, чем видимые из долины, и холодно мерцали на глади озера.

— Знаете, сколько лет этому озеру? — нарушил молчание Данила. — Около двадцати тысяч. Кто знает, может, оно еще двадцать тысяч лет будет отражать свет звезд, пока не проснется вулкан и не превратит это великолепие в пар.

— Пусть не просыпается, — задумчиво сказала Варя и, противореча себе, добавила: — Двадцать тысяч лет… Так много! Я не проживу и сотой доли. Как странно… Может быть, через много-много лет забредут сюда двое таких же, как мы, и будут сидеть на этом же плоском камне. И не будут они знать, что здесь сидели мы, их далекие предки. — Она подняла голову. Глаза большие, блестящие. — А что тогда будет, через двадцать тысяч лет? Я, наверно, глупая?

— Ничуть, — улыбнулся Данила. — Что будет? Будут летать фотонные ракеты. Может быть, к тому времени люди овладеют нольпространством и проникнут в самые отдаленные галактики.

Глаза Вари были устремлены к звездам.

— Не знаю, согласилась бы я уснуть и проснуться через двадцать тысяч лет? Скорее нет. Я люблю нашу теперешнюю жизнь. Пусть она еще несовершенна, но все равно, она по-своему прекрасна и неповторима. Мне нравится сидеть на этом камне не когда-нибудь, а сейчас…

Он осторожно обнял ее и притянул к себе.

Они тесно прижались друг к другу и замолчали.

Показалась луна, ярко-белая, как новый серебряный полтинник, быстро перекинула мост от одного берега к другому. Черная, мрачная громада скалы напротив избушки превратилась в огромную фигуру старой женщины, склонившейся над озером.

— Ах ты, старая ведьма, выследила все-таки, — засмеялся Данила.

— Нет, она охраняет нас, Даня.

— Ты сказала — Даня?

— Да.

— Давным-давно мама Поля меня так звала, — с грустью сказал он.

— И я буду так звать тебя, — прошептала Варя.

Они не заметили, как перешли на «ты».

— Мама Поля — твоя мама?

— Вернемся в Лимры — все расскажу.