Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения - Василий Жуковский

Книга пятая

Пир в Белом Замке

I

Зораб обрадован был вестьюО приближенье к замку персов;Ему наскучило давноСидеть без дела за стенамиИ ждать прибытия гостей…Вот наконец пожаловали гости.И было все готово к их приему:И замок, снова укрепленный,И рать, и мужество Зораба.И вместе с БаруманомЗораб, взошед на башню,Окинул, как орел,Очами всю окрестность —Очам его открылосьИдущее вдали,Дружина за дружиной,Бесчисленное войско.Как смелый радуется ястреб,Увидя стадо голубей,В котором он любогоИз множества в добычу выбрать может,Так храброго ЗорабаОбрадовала силаИдущего против него врага.Но Баруман от страха побледнел;И, страх его заметя,Зораб сказал с улыбкой:«Не бойся, наведиНа щеки прежний их румянец.Смотри, какой огромный ряд дружин!Как он оружием сверкает!Как много их сюда пришло,Чтоб здесь мне дать победы славу!И слава та навек моею будет!Но если б я и гибель встретилВ борьбе с такой великой силой —Все будет мне хвалою от людей,Что я дерзнул надеяться победы.Против утеса одногоИх море целое стеклося;При имени моем затрепеталВ своей столице Кейкавус;Все витязи Ирана,Которых мужество и силуПовсюду славят в громких песнях,Сошлися здесь против Зораба.Скажи, о Баруман,Не видишь ли в толпеТам витязя такого,С которым было б славноИ радостно сразиться,Который лишь на сильныхИ славных подымаетПрославленный свой меч,Которому в бою не уступитьВеликой честью озарило бМои младые годы?Скажи, о Баруман,Не видишь ли в толпеТам витязя такого?»Так спрашивал Зораб;Но он не смелПо имени того назвать,От чьей руки так скороЕму судьба назначила погибнуть.

II

И Баруман ответствовал Зорабу:«Там много витязей, с которыми сразитьсяТебе великой было б славой;Но знать хочу, о ком ты мыслишь сам?О! благородно пламенеет,Как факел, ночи озаритель,Твоей души отважность молодая!Но берегись, чтоб не упалТвой факел в воду, — в хладной влагеОн заклокочет, зашипитИ, задымяся, вдруг погаснет;Не ведай страха, но врагаНе презирай: непостоянно счастье;За ним твой конь летит, как на крылах,Но миг один — во рву и конь и всадник.Был мир, война спала —Ее теперь ты разбудил;Но знаешь ли, какую схватитОна добычу жадными когтями?Не удивляйся ж, примечая,Что я дрожу, — не за себя дрожу я,Дрожу за всех, чей будет вынут жребий,И за тебя — судьбина прихотлива,Она всегда бросается на лучших.Иди же в бой, Зораб,Не опрометчивым ребенком,А твердо-осторожным мужем.Благодари Афразиаба,Что сильною тебя снабдил он ратью;Стой с нею здесь, прикрытый крепким за́мком,Упершися в него ее крылом, —И враг тебя не одолеет; если жЗахочешь славы — пусть тобойНа поединок вызван будетТот витязь, кем стоит ИранИ кто, сраженный, увлечетВ свое падение всю силуИ все величие Ирана».Так говорил Зорабу,Мешая мед советаС отравою измены,Коварный Баруман;Но не посмел и он назватьПо имени Рустема; он бледнелПри этом имени — измена,Как тайная змея,Его сосала сердце.Без подозренья, без тревоги,Полюбовавшись на блестящий,Равнину всю покрывший стан,Зораб пошел с подзорной башниИ пир велел роскошный приготовить,Чтоб весело, при звуке флейт и арф,При звоне кубков, при шипеньеЗлато-пурпурного вина,Отпраздновать с друзьямиВрагов желанное явленье.

III

Тем временем в широкий станИранское сдвигалось войско;Сперва казалось, что коням,Слонам, верблюдам будет тесноВсе беспредельное пространство;Но наконец — когда разроссяОгромный лес шатров, и протянулисьРядами улицы, и на широкихМеж ними площадяхЖивая разлилась торговля —В спокойное пришел устройствоКипевший бурно беспорядок.Когда ж на западное небоСклонилось солнце и зашлоЗа край земли — утихло все,И каждый ратник под своимЗаснул шатром, и в высотеОдин раскинулся над всемиШатер небес, звездами ночиУсыпанный необозримо.И в этот час, пришедши к шаху,Ему сказал Рустем:«Я не могу без дела оставаться;Хочу идти к Зорабу в гости;Хочу увидеть, кто навелНа вас такой незапный ужас;Хочу взглянуть в лицо богатыря,Перед которым весь ИранТак задрожал; хочу своимиГлазами видеть, стоило ль трудаСедлать мне Грома, надеватьСвой старый шлем, и будет ли какаяМне честь его убить моей рукою.Туран я часто посещал;Я знаю их язык и их обычай:Турецкое надевши платье,Прокрасться я намерен в Белый ЗамокИ все там осмотреть. Я у тебя,Державный шах, пришел проситьНа то соизволенья». КейкавусС улыбкой отвечал: «Рустем,Ты и в турецком платье будешьКрасой и славою Ирана.Рука всей рати в день сраженья,Ты хочешь быть и зорким окомЕе во тьме ночной. Иди,И будь тебе проводником всевышний».

IV

Одевшись турком, осторожноОтправился в свой путь Рустем.Хотя в шатре он все свои доспехи,Свой панцирь, шлем и даже меч покинул —Но безоружен не остался:Его рука была, как булаваЖелезная, крепка. Во мраке ночиОн к Белому подходит Замку —Там были слышны крики пированья;И близ ворот незатворенныхНа страже не стоял никто. Как лев голодный,В тот час, когда, забывЗаграду затворить, беспечно пастухиШумят на празднике ночном,Врывается в средину стадаИ из него сильнейшего быкаУносит, — рев услыша, пастухиБегут за хищником; но онС добычею, погони не страшася,Медлительно идет в свой страшный лог,А пастухи назад приходят в горе,И вовсе их ночной расстроен праздник, —Так в замок грозный лев РустемПрокрался пир расстроить турков.Там двор широкий весь был озаренОгнями; он шумелОт говора пирующих, от звонаВином кипящих чаш,От пенья, от бряцанья струн,От бешено-веселой пляски:Врагов явленье праздновал Зораб,И все с ним праздновало войско.И, притаяся в темномУглу, на все смотрелИ видел все из темнотыНикем не видимый Рустем.

V

На пиршестве беспечноПри факелах зажженныхЗораб сидел с гостями;На нем не шлем железный,А праздничный из свежихЦветов сиял венок,И он, сам яркий блеск,Был ярким окруженБлистаньем, был прекрасен,Как цвет благоуханныйНадежды, и в егоГруди кипела младость;И голову младуюОн бодро подымалИ, обегая окомВоспламененным праздник,С весельем горделивымСчитал с ним пировавшихСподвижников. И, видяЕго перед собоюПрекрасного так чудно,Они позабывалиВино, и клики ихДо неба возносилиЕго хвалу и славу.А той порой из небаС благоволеньем звездыСмотрели на него,И на небе о нем,Земной звезде прекрасной,Назначенной так скороВ своей красе угаснуть,Печалилися звезды.Тогда одна из нихСвоим сестрам небесным,Печальная, сказала:«Как жаль, что этот цветТак скоро, скоро долженУвянуть! На землеПрекрасного являлосьНам много… и очей мыОтвесть не успевали,Как уж с земли оноСкрывалось, — но доселеЕще нам не случилосьТам видеть ничегоПрекрасней и мгновеннейТой прелести, какаяТак сладко в этот мигСобой нас утешаетИ так своею быстройКончиною печалит.О, как он мил! Как весел!Пошлем в сиянье нашихОчей, им веселимых,Видение туда,Где мать о нем тоскует,Куда уже к ней онНе возвратится вечно;Пускай его онаХоть раз еще увидитЖивым, цветущим, полнымОтваги и надежды…Его, быть может, завтраПридет схватить судьбина».

VI

Так говорили звезды небаО милой праздника звезде.И вот они паров и блеска —В пространстве воздуха разлитыхМеж небом и землею — взялиИ свили сон…И этот сон подобенБыл разноцветному ковру,Блестящему шелками,Какой жених издалекаНевесте милой посылает;На нем она в земле своейВсе видит, что в земле далекойЕе возлюбленного очиВстречают: горы снеговые,И многоводные потоки,И чудных птиц на неизвестныхДеревьях. И когдаНа тот ковер невестаГлядит — ей мнится, что самаОна с ним странствует, что близ нееОн, возвратяся, отдыхает.Такую ткань виденийИз блеска и паровСоткали звезды в высоте;И дали воздуху ониЕе нести и с нею тихоЛететь в Туран,Чтоб спящей матери лицоОна неслышимо покрыла;И воздух полетел;И матери привиделся прекрасный,Как утро светлый сон;И в этом сне увидела онаСидящего на пиршестве ночномЗа полным кубком сына;Его горели щеки,Его уста цвели,Его сверкали очи,Он полон был отваги;И таяло от радости в ней сердце;Казалось ей, что онВ немногие разлуки дниИз отрока созрелМогущественным мужем;И вкруг него, казалось, многоЗнакомых ей и незнакомыхСидело витязей. Но в стороне,Она увидела, стоял РустемОдин; и, притаясь, из темнотыСмотрел на праздник он сурово;Ей стало чудно и прискорбно,Что к сыну выйти не хотелОтец на свет; но горе скороПровеяло, как легкий воздух;Ей стало весело, что к сынуОтец так близко и что он,Свою узнав повязку,Из мрака выйдет и емуС любовию протянет руку.

VII

Тем временем, как матери душаБыла таким прекрасным сновиденьемЛелеема, ЗорабС гостями праздновал беспечно;И пили все кипучее вино.И два из них сидели рядом,Один по правую, другойПо левую с ним руку:Был слева Баруман,К нему не из любви, не для храненьяПриставленный Афразиабом;А справа Синд; егоПослала вслед за сыном мать,Чтоб, с глаз Зораба не спуская,Он был ему в чужой землеХранителем и верным другом.Он был из рода семенгамскихЦарей, был крепок силой, ростомВысок; был чуток слухомИ так очами зорок,Что ночью видеть мог как днем;И это побудило матьЕму надзор за сыном вверить,Дабы, когда им встретится Рустем,Он мог немедляЕго Зорабу указать(Остались в памяти у СиндаЧерты Рустема с той поры,Когда царем он в СеменгамеБыл так роскошно угощенИ браком сочеталсяС царевною Теминой).И Синд на празднике ЗорабаСидел, вино из кубка пилИ молча думал: «ЗавтраЕму я укажу Рустема».

VIII

Но рысьими глазами СиндУвидел вдруг, что кто-то в темнотеСтоял и прятался. Он всталИ к месту темному пошелПоспешным шагом, чтоб своимиЕго глазами осмотреть.Он там увидел великана,Огромного как слон;Не помнилось ему, чтоб кто подобныйЕго глазам когда встречался;Таким он видел одного Рустема;Но этот был в турецком платье,Хотя и замечалВ нем Синд как будто что чужое.«Кто ты? — воскликнул Синд. — ЗачемЗдесь спрятался и выступить на светНе хочешь? Покажи свое лицоИ дай ответ». Но не́ далЕму Рустем ответа.Тогда могучею рукоюЕго за платье Синд схватил,Чтоб вытянуть на свет из темноты;Но булаву руки тяжелойРустем взмахнулИ грянул Синда кулакомПо голове — и Синд упал,Не крикнув, мертвый. Той поройЗораб, приметив, что ушедшийНе возвращался долго Синд,Послал проведать, где он;И посланный, его увидяБездыханно лежащего, обратноКак исступленный прибежал,Крича: «Убили Синда! СиндУбит!» Затрепетав, ЗорабВскочил; вскочили с ним все гостиИ с факелами побежалиТолпою к месту роковому.Там на земле недвижим Синд лежал;Он был убит — но кем?Никто того не ведал.

IX

«О горе! — возопил Зораб. —В заграду волк ворвалсяИ лучшего зарезал в стадеОвна; а пастухиС собаками дремали.Скорее все в погоню за убийцей!..»Но некого уж было догонять,Исчез ночной убийца. Возвратясь,Зораб печально сел за стол;Кругом его печально сели гости;И он сказал: «Не радует меняТеперь мое на этом пире место;Направо от меня моимБлижайшим другом занятоеВдруг стало пусто. Был мне данОн милой матерью моею:И мог один в Иране указать мнеРустема; он один из насЕго видал. Кто мне теперьЕго укажет?» То услыша, покраснелСидевший слева — покраснелПредатель Баруман,Не из любви, не для храненьяПриставленный к нему Афразиабом;Как Синд, ЗорабуОн мог бы указать Рустема;Но было то ему запрещено,И рабски он служил измене.Зораб, подняв высокоВином наполненную чашу,Воскликнул: «Пью последний кубок пира;Он не вином, а клятвою кровавойНаполнен, клятвою отмститьУбийце Синда. Кто б он ни был, яЕго найду, и будет от меняЕму убийство за убийство.Когда ж моей я клятвы не исполню,Пускай в отраву обратитсяИ в жилах кровь мою сожжетВино в последней этой чаше,Мной осушаемой до дна».С такою клятвой мщенья(Против кого? о том не ведал он)Зораб вино из кубка выпилИ вдребезги расшиб, ударив оземь, кубок.Потом все гости встали с мест,Чтоб Синда в землю опустить;И светлый пир стал мрачным погребеньем.

X

Тем временем Рустем достигнул станаВ том месте, где стоял на страже Геф.При виде турка Геф его окликнул,И вся его дружина стала в строй;Рустем, узнав по клику зятя,Ему знакомый подал голос;И Геф, его впустив в заграду стана,Спросил с великим изумленьем:«Где был ты, старый богатырь?Зачем один в такую пору бродишь?С духами ль темными ночнуюБеседу ты завел? в союз ли с нимиВступил, чтоб чародействомСебе придать перед сраженьем силы?Мы знаем, с демонами тьмыДавно ты водишься; и, верно,От них ты занял черное искусствоБыть невредимым, что теперьТак беззаботно, безоружный,Один, переодетый турком, ходишьНочной порой между шатров Ирана».Рустем сказал: «Не в этом дело;Я был в гостях, я навестил Зораба;Издалека его увидел яИ буду рад, когда вблизи увижу.Но мне, лазутчику, другой лазутчикНежданный помешал; насильноМеня хотел он вытащить на свет;Я в темноте ударом кулакаЕго убил — себе иначеПомочь не мог я, — но о немНепостижимо грустно мне, и я готовПочти заплакать. Геф, найди скорееПерсидский для меня убор;Замаранное кровью это платьеНесносно мне; да и собаки здесьСо всех сторон сбегутся с лаемНа турка, вкруг шатров персидскихХодящего ночным дозором».Вздохнув глубоко, снял с себяРустем турецкую одежду.Какой-то жалобный в нем голосПротив ночного дела вопиял;Невольно он жалел о Синде;Как будто чувствовал, что в нем убилСвое спасенье от чего-то,Неизбежимого теперь.И не пошел он к шаху с донесеньем;К себе в шатер он возвратился,И лег, и тяжко спал всю ночь.

Книга шестая