Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

скажу. Сказать все махом, словно резко сорвать пластырь? Или же говорить медленно, чтобы у женщины было время осознать свою новую, ужасную реальность? На втором гудке мой пульс еще сильнее ускорился. Дыхание стало частым и прерывистым. Джанг сидел рядом, щелкая костяшками пухлых пальцев.

После пяти гудков сработал автоответчик, и я повесил трубку.

– Мне оставить сообщение? – спросил я.

Джанг покачал головой:

– Попробуй еще раз.

Я позвонил еще раз, и женский голос сразу ответил:

– Миссис Мастерсон?

– У телефона.

– Это, э-э, доктор Маккарти из Колумбийского… из медицинского центра Колумбийского университета. Я звоню вам по поводу вашего мужа.

– Он у вас? Что случилось? Он в порядке? – на заднем плане было слышно включенный телевизор. «Ты просто должен это сделать».

– Что не так с моим мужем? – быстро спросила она. – Скажите же, в чем дело.

Как это было и с ее мужем, я начал представлять, как она может выглядеть – озадаченной, выжатой, разбитой, – возможно, просто пытаясь потянуть время. Был ли у нее на руках кто-то из детей? Как выглядели ее волосы?

– Скажите же, – повторила она.

Я посмотрел на Джанга, и он кивнул. Отвернувшись от него, я наклонил голову и посмотрел на свои ботинки, забрызганные кровью Дэна Мастерсона. В тот последний момент, момент перед тем, как я рассказал о случившемся, в голове воцарилась полная пустота, и я больше ничего не чувствовал.

– Мисис Мастерсон, сегодня ночью ваш муж пришел в наш приемный покой.

– Господи, – прошептала она в трубку. – А он… Пожалуйста, скажите!

– Вскоре после прибытия у него остановилось сердце, и десять минут назад он умер. Мы сделали все, что было в наших силах. Я очень сожалею.

Я убрал трубку на несколько сантиметров от уха, однако она ничего не сказала. Я продолжил говорить, чтобы заполнить паузу:

– Мы пытались реанимировать его почти час, но ничего не вышло.

На фоне послышался приглушенный, леденящий кровь крик. Какой-то неопределенный промежуток времени я не слышал ничего, кроме криков. Я закрыл глаза, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать, не убежать, в то время как в голову лезли ужасные мысли: «Я ее подвел. Я подвел ее семью. Мир – отвратительное место. Ее дети не будут знать своего отца, и я приложил к этому руку. Жизнь – такое дерьмо».

– Миссис Мастерсон, – в итоге сказал я. – Я хочу, чтобы вы знали, что Дэн, мистер Мастерсон, находится в больнице Аллена.

– Как вас зовут? – тихо спросила она.

– Мэтью Маккарти, – ответил я. – Он… Мистер Мастерсон в больнице Аллена на 220-й улице. А не в больнице на 168-й улице.

– Вы отвечаете? – она повысила тон. – Вы отвечаете за это?

– Я один из врачей, которые пытались его реанимировать, да.

– Я еду, – сказала она. – Я еду, чтобы вас найти, доктор Маккарти.

Она повесила трубку, и я стал ждать.

Глава 41

Джанг похлопал меня по спине и прошептал: «Молодец», в то время как я повесил трубку, прокручивая в голове состоявшийся разговор. Она что, мне угрожала? Потому что звучала она именно так. Как она поступит? Стоит ли мне переживать? Я попытался не думать о ее словах. У меня было еще много работы.

Сев за компьютер, стоящий по центру отделения интенсивной терапии, я приготовился написать отчет о смерти – официальный медицинский документ, объясняющий, что случилось с пациентом и как мы попытались ему помочь, – но оказался не в состоянии сосредоточиться, потому что не хотел заново переживать неудачную попытку его реанимировать.

Отвернувшись от компьютера, я откинулся на спинку стула. Что я скажу Дарби Мастерсон? И что насчет гепатита С? Следовало ли мне рассказать ей и об этом? Разве можно было сваливать столько дерьма на одного человека? «Дарби, ваш муж умер, ах да, кстати, кажется, у него был гепатит». Я проверил свой пейджер: во время СЛР мне пришла почти дюжина сообщений.

Я стал пролистывать пропущенные сообщения – мне было тяжело вернуться к работе, словно ничего не произошло. Именно это, однако, от меня и требовалось. Тот час, что я провел с Дэном Мастерсоном, я совершенно не думал про остальных пациентов в критическом состоянии, и пока я смотрел на пейджер, образовалась очередь из медсестер, которые хотели сообщить мне о происходящем в отделении. У итальянца снова подскочила температура, а у вьетнамки в крови оказалось слишком много углекислого газа. Кислород поступал в ее легкие, но углекислый газ не выводился – этот дисбаланс вскоре мог привести к опасному повышению уровня кислотности крови.

В каком-то смысле родственники пациентов отчасти тоже наши пациенты. Из-за трагических новостей с ними может произойти что угодно.

Я подскочил со стула, в то время как в голове промелькнул ряд уравнений газового состава крови, словно экстренные новости, прерывающие идущую телевизионную программу. Мне нужно было скорректировать подачу воздуха аппаратом ИВЛ, и как можно быстрее.

– Иди подыши воздухом, – сказал Джанг, перехватив меня, когда я подходил к ее палате. – Сделай перерыв.

Я не совсем понимал, почему он остался в отделении интенсивной терапии. Его ждали пациенты на других этажах больницы.

– Я в порядке, – сказал я.

Он улыбнулся и положил мне на грудь свою руку.

– Я знаю, что ты в порядке. Просто отдохни пять минут. Для этого я и остался.

– Я в порядке. Честно, я в порядке.

Он показал на выход:

– Иди.

Я неохотно вышел из отделения, чтобы раздобыть еды и найти место, где ее съесть, и заметил, что мои подмышки промокли от пота. На штанах были темные пятна – скорее всего от крови или какой-то другой физиологической жидкости, когда-то принадлежавшей Дэну Мастерсону, – а меня ждали еще больше десяти часов дежурства и неизвестные испытания, прежде чем я смогу принять душ.

Что миссис Мастерсон имела в виду, сказав: «Я еду, чтобы вас найти»? Таращась, словно в бездну, в стекло торгового автомата несколько минут спустя, я стал мысленно перебирать сотни родственников пациентов, с которыми разговаривал за прошедший год. Они все были такими непредсказуемыми, такими разными. Именно от них я узнал, что Карл Гладстон болел за «Янки», а брат Денис Ландквист был ее лучшим другом. Родственники предоставляли бесценную информацию о жизни наших пациентов, превращая плоские истории о боли в груди в объемные образы для анализа. Питер Ландквист не отходил от кровати Денис и тихонько плакал, наблюдая, как она спит. Любой разговор он начинал с фразы: «Не хочу вас отвлекать, доктор Маккарти, но у меня есть небольшой вопрос по поводу Денис». После чего задавал совершенно не небольшой