Молодые невольники. Смертельный выстрел. - Майн Рид

к чему не приведет.

Она вздрогнула, узнав голос, но не столько от удивления, сколько от невольного прилива отвращения, как бывает, когда наступишь на змею или прикоснешься к убийце.

Потом она сделалась неподвижна, так что можно было слышать биение сердца.

Стоявший над ней человек знал, что оно билось от страха; но это не внушало ему ни малейшего сострадания, напротив, он еще более торжествовал и, повторив свои слова, прибавил:

— О, какое наслаждение!

Не получив ответа, он продолжал:

— Надобно ли вам пояснять, Елена Армстронг, кто я такой? Хотя мы уже давно не виделись, однако, я полагаю, вы узнаете мой голос. А если нет, то одно обстоятельство может напомнить вам наше последнее свидание. Это было под магнолией. Под одной из ее ветвей было отверстие, служившее удобным почтовым ящиком для двух влюбленных, из которых одного нет на свете, а другая — это вы. Теперь, прелестная девица, вы знаете, кто говорит с вами.

Ответа не было, даже не последовало никакого движения.

Контрелл продолжал насмешливо:

— Может быть, вы узнаете меня глазами, ведь недаром говорят, что на зрение лучше всего можно положиться. Я вам предоставлю эту возможность. Но прежде необходимо вас перенести на место, где будет посветлее, чем здесь. Здесь ведь одни светляки.

Взяв на руки неподвижную пленницу, он перенес ее на место, озаренное лучами месяца. Он положил ее на землю, стал над нею на колени, сдвинул назад шапку с перьями, придававшую ему вид индейского вождя, и платком, смоченным в воде во время переправы, стер со своего лица разрисовку. После этого он вынул нож, разрезал серапе на лице пленницы и таким образом освободил ее.

Открытые черты были бледны и грустны при лунном свете. Они напоминали лицо красивой монахини в широком капюшоне и казались еще привлекательнее.

Лицо Елены Армстронг было мрачно сперва, но оно исказилось ужасом, когда она увидела человека, склонившегося над ней с ножом в руке, длинное лезвие которого он, казалось, хотел вонзить в ее грудь.

Он не заметил ее испуга и сказал:

— Не правда ли, вы узнаете меня? Смотрите хорошенько на мое лицо теперь, когда я снял шапку. Не похож ли я на Ричарда Дарка?

Вопрос этот требовал ответа, но его не последовало. Она знала и без того, что возле нее находится убийца Чарльза Кленси.

Это не прибавило ничего к ее страданиям, достигшим и без того уже высшей степени.

Глаза ее, однако, сверкали, обнаруживая прилив отваги — отваги отчаяния, которая, может быть, готова была высказаться словами.

Дарк не стал этого ждать; он не заботился более о том, что она ему скажет. Он уже сильно увлекся. Яд мщения примешался в его горькую чашу отвергнутой любви.

Однажды он уже стоял на коленях перед ней, как смиренный искатель ее руки. Однажды он лежал уже у ее ног, изливая свою душу в страстных молениях. Но оба раза он был отвергнут, унижен. Теперь он больше не хотел умолять, она была у него во власти; он мог теперь требовать.

Настала его очередь унизить ее.

— Итак, прелестная Елена, — проговорил он, — я узнал, что вас очень огорчила потеря того, кого нет больше на свете, что вы, подобно орлице, потерявшей своего орла, не хотите избрать никого другого. Позвольте мне вам доложить, что это с вашей стороны величайшее безумие. Вы не должны впадать в отчаяние, потому что для вашего утешения явился я, Ричард Дарк. Я вас так уважаю, что решился сделать вас счастливой, и сделаю. Когда вы приедете в пустынные степи, куда я намерен увезти вас, мы женимся в приличном месте, вполне подходящем для такой свадьбы, какой будет наша. Там брак может совершиться по законам, созданным нами самими, не нуждаясь ни в освящении церкви, ни в словах пасторов. Полагаю, что вы меня понимаете?

Душа Елены Армстронг, все еще лежавшей на земле, изнемогла также, как и ее тело. Закутанная в мексиканское одеяло, обвязанное вокруг ее стройного тела, очертания которого были ясно видны, она походила не на живую женщину, а на одну из дочерей фараона, вынутую из гробницы, в которой она пролежала несколько тысяч лет.

Когда Дарк перестал говорить, она по-прежнему молчала и была неподвижна, как мумия. Даже не слышно было биения ее сердца.

Не умерла ли она? Не убила ли ее страшная угроза? От страха она закрыла глаза и сделалась похожа на существо, пораженное громом.

С минуту он считал ее мертвой. Он вполне понимал ее положение; он знал, что слова его должны были произвести потрясающее впечатление; этого-то он и хотел, хотя и не намерен был ее убивать.

Он наклонился ниже над ней, чтобы удостовериться в этом, как вдруг услышал шум, заставивший его быстро приподняться. Этот шум означал близкую опасность.

Он, казалось, позабыл Елену Армстронг. Он услышал топот испуганной лошади, и вскоре крик тревоги, борьбу, шаги бегающих людей, слова, наконец, имена и, между прочим, имя человека, от которого ему следовало бы бежать как можно поспешнее. Товарищ его кричал по другую сторону дерева:

— Это вы, Саймон Вудлей? О, Бога ради, не убивайте меня, прошу вас.

Дарк не стал больше слушать. Он кинулся к своей лошади, оторвал повод от ветки, поспешил с лошадью к пленнице, схватил последнюю за талию, поднял с земли, перекинул поперек седла, а сам вскочил позади нее.

Мисс Елена Армстронг не оставалась уже в молчании и неподвижности. Она также слышала имя Саймона Вудлея и слова, произнесенные вслед за тем. Она начала биться и призывать на помощь, которая, по-видимому, была недалеко.

Глава LXX. НЕ ОПОЗДАЛИ

В тот момент, когда Саймон Вудлей и его товарищи засели в засаду, чтобы захватить индейцев и женщин, как они предполагали, — плеск воды прекратился и слышно было, как лошади выкарабкались на берег.

— Мы захватим их здесь, — сказал охотник тихим голосом.

Через минуту лошади остановились.

— Это для того, чтобы оправить сбрую, — пояснил Вудлей. — Ах, черт возьми!

С последним восклицанием охотник бросился на тропинку. Он услышал, как лошади тронулись вновь, и догадался по стуку копыт, что они двинулись не по дороге, а свернули в другую сторону.

— Проклятие! — воскликнул он еще раз: — Куда же они едут? Они словно направляются вверх по берегу. Нам необходимо следовать за ними. За мной, товарищи, и как можно ближе. Смотрите, Кленси, за собакой, чтобы она не вздумала броситься, а то мы только и видели индейцев. Я готов был жизнью своей поручиться, что они поедут в эту сторону, а они поехали в другую,