Песнь крови - Энтони Райан

Ваэлин увидел, как Аль-Гестиан скрылся в дыму, и устремился следом. Аль-Гестиан зарубил сразу двоих, одного за другим. Третий прыгнул ему на спину, обвил ногами туловище аристократа, вскинул кинжал. Метательный нож Ваэлина вонзился кумбраэльцу в спину, Аль-Гестиан стряхнул с себя корчащегося от боли противника, и меч-бастард разрубил ему грудь. Аль-Гестиан молча отсалютовал мечом Ваэлину в знак благодарности и побежал дальше.

Кровопролитие бушевало все безумнее по мере того, как отряд прокладывал себе путь через лагерь, убивая немногих кумбраэльцев, все еще способных оказать сопротивление, или приканчивая ударами ножей тех, кто лежал раненый. Ваэлин миновал несколько кошмарных картин: вот солдат, поднимающий отрубленную голову кумбраэльца, чтобы омыть лицо льющейся кровью, вот трое по очереди рубят извивающегося на земле человека, вот солдаты хохочут, глядя на кумбраэльца, который пытается запихать свои кишки обратно во вспоротое брюхо. Ваэлин и прежде видел пьяных, но никогда – пьяных от крови. После многих месяцев страха и страданий солдаты Аль-Гестиана наконец-то в полной мере могли отыграться на своих мучителях.

Он наконец догнал Аль-Гестиана, когда тот застыл в нерешительности над коленопреклоненным молодым кумбраэльцем, мальчишкой никак не старше лет пятнадцати. Глаза у мальчишки были зажмурены, губы шевелились в молитве. Его оружие лежало рядом, а руки были молитвенно сложены на груди.

Ваэлин остановился, переводя дыхание и вытирая кровь с клинка. От реки слышался лязг оружия и воинственные крики: его братья приканчивали последних людей Черной Стрелы. Стремительно наступало утро, озаряя жуткое зрелище, которое представлял собой лагерь. Повсюду валялись тела, некоторые еще дергались или корчились от боли, и снег между пылающими палатками был окрашен струйками крови. По разоренному лагерю бродили люди Аль-Гестиана, обирая мертвых и приканчивая раненых.

– И что нам с ним делать? – спросил Аль-Гестиан. Лицо у него было чумазым от пота и копоти и чрезвычайно мрачным. Жажда крови, обуявшая его солдат, его самого не затронула, Аль-Гестиан не получал удовольствия от убийства. Ваэлин от души порадовался, что решил отказаться от сделки с королем.

«Он разгневается!» – предупредил его наблюдатель.

«Перед королем я отвечу, – сказал ему Ваэлин. – Если хочет, пусть берет мою жизнь. По крайней мере, умру я не убийцей».

Ваэлин бросил взгляд на мальчишку. Тот, казалось, не обращал внимания ни на их слова, ни на звуки смерти вокруг, сосредоточившись на своей молитве. Молитва была на языке, которого Ваэлин не понимал, она лилась с его губ мягко, негромко, почти мелодично. О чем просил он своего бога: принять его душу или избавить от грозящей смерти?

– Похоже, это будет наш первый пленник, милорд.

Ваэлин ткнул мальчишку носком сапога.

– Вставай! И кончай ныть.

Мальчишка его как будто не заметил. Выражение его лица не изменилось, он продолжал молиться.

– Вставай, говорю!

Ваэлин наклонился, чтобы ухватиться за меховую куртку мальчишки. Он ощутил затылком движение воздуха: что-то свистнуло у него мимо уха, и за спиной послышался тупой звук стрелы, вонзившейся в плоть. Ваэлин вскинул голову и увидел, что Аль-Гестиан растерянно уставился на стрелу, торчащую у него в плече, приподняв брови в слегка удивленной гримасе.

– О Вера! – выдохнул он и тяжело рухнул на снег. Конечности уже задергались: яд успел смешаться с кровью.

Ваэлин стремительно развернулся, краем глаза заметив снег, осыпающийся с веток стоящих неподалеку деревьев. Его охватила ярость, глаза застлала багровая пелена, и он ринулся в погоню за лучником.

– Эй, вы! – крикнул он группе солдат. – Позаботьтесь о его светлости, ему нужен целитель!

Он с разгону влетел под деревья, всеми органами чувств воспринимая песнь леса. Он искал, он охотился. Слева негромко скрипнул снег, и Ваэлин устремился туда, ловя ноздрями запах выступившего от страха пота. Никогда прежде он не бывал так открыт песне леса, никогда еще его не охватывало так сильно желание убивать. Рот наполнился слюной, в голове не осталось ни единой мысли, одна лишь жажда крови. Он так никогда и не узнал, сколько времени длилась погоня – это было как сон: размытые стволы деревьев и почти изгладившиеся из памяти запахи. Добыча уводила его все дальше в глубь леса. Он мчался без устали, не замечая препятствий. Он был охотник, впереди была жертва.

Песнь леса изменилась: он вылетел на небольшую прогалину. Пение птиц, приветствующих утро, здесь примолкло, вспугнутое присутствием посторонних. Ваэлин остановился, пытаясь совладать со вздымающейся грудью, пустив в ход все свои чувства, напряженно выискивая малейшие следы. Прогалина была ярко освещена встающим солнцем, и солнечные лучи играли на камне странной формы, что стоял в центре поляны. В камне было нечто, что привлекло внимание Ваэлина и немного отвлекло его от песни леса. В высоту камень был около четырех футов, с узким основанием и широким, плоским верхом, что делало его отдаленно похожим на гриб, частично скрытый оплетающими его ползучими растениями. Приглядевшись, Ваэлин понял, что этот камень не естественного происхождения: ему нарочно придали такую форму, вырубив его из одного из множества гранитных валунов, разбросанных по Мартише.

Не будь его чувства столь обострены, он мог бы и не услышать слабого скрипа тетивы. Ваэлин пригнулся, стрела черной полоской мелькнула у него над головой. Лучник выпрыгнул из кустов, вскинув топорик, с пронзительным и диким воинственным кличем. Меч Ваэлина разрубил ему запястье, топорик, крутясь, полетел на землю вместе со сжимавшей его кистью, а на обратном ходе меч взрезал отшатнувшемуся лучнику горло. Не прошло и нескольких секунд, как он умер от кровопотери.

Ваэлин обмяк: охота завершилась, и тело его очнулось, руки и ноги заныли от усталости, накопившейся за время боя и погони, в ушах гулко стучала кровь, он хватал ртом воздух. Юноша, пошатываясь, отошел прочь, привалился к камню и сполз на землю. Ему сейчас хотелось только одного: спать. Взгляд Ваэлина упал на труп лучника. Морщинистое, обветренное лицо изобличало в нем человека, который был гораздо старше большинства их врагов. «Неужто Черная Стрела?» – подумал Ваэлин, но обнаружил, что слишком устал, чтобы обыскать труп и выяснить, кто это такой.

Пока он лежал у камня, уронив голову на грудь, песнь леса зазвучала снова. Птицы осмелели и запели громче. Ваэлин очнулся от того, что ему вдруг сделалось тепло, и, подняв глаза, обнаружил, что прогалина залита ярким солнечным светом. Как ни странно, солнце теперь стояло высоко над головой, и юноша осознал, что поддался сну. «Глупец!» Он поднялся на ноги, собираясь стряхнуть снег с плаща… Снега не было. Ни на плаще, ни на сапогах. Ни на земле, ни на деревьях. Вместо снега земля была одета густой зеленой травой, и на деревьях шумела листва. В воздухе более не чувствовалось резкого зимнего холода, и просвечивающее сквозь вершины деревьев небо было ярко-синим. «Лето… Лето наступило!»

Ваэлин растерянно огляделся по сторонам. Тело Черной Стрелы – если то действительно был он, – куда-то делось. Каменное сооружение, которое привлекло его внимание, когда он только вошел на прогалину, теперь было свободно от листьев, и Ваэлин увидел серое гранитное основание, украшенное искусной резьбой, и идеально плоскую верхушку с круглым углублением в центре. Он подошел ближе и протянул руку, чтобы потрогать…

– Тебе не стоит прикасаться к нему.

Ваэлин стремительно развернулся, направив меч в сторону говорящего. Женщина была среднего роста, одетая в простое платье из неплотной ткани, совершенно непривычного покроя. Волосы у нее были черные и длинные, они ниспадали на плечи, обрамляя угловатое бледнокожее лицо. Однако Ваэлин не мог оторвать взгляда от ее глаз – глаз, которых у нее, считай, не было. Они были розовато-молочного цвета, без зрачков. Когда женщина приблизилась, Ваэлин обнаружил, что ее глаза пронизаны мелкой сеточкой жилок, точно два шарика розового мрамора, глядящие на него поверх губ, сложенных в слабой улыбке. «Слепая?» Но как она могла быть слепой? Ваэлин чувствовал, что женщина его видит – увидела же она, как он потянулся к камню. Что-то в чертах ее лица пробудило воспоминания нескольколетней давности: суровый мужчина с ястребиным лицом, печально качающий головой и говорящий на языке, которого Ваэлин не знал.

– Сеорда, – сказал он. – Вы из сеорда-силь.

Она улыбнулась чуть шире.

– Да. А ты – Бераль-Шак-Ур из марелим-силь.

Она вскинула руки, указывая на прогалину.

– А это – место и время для нашей встречи.

– Я… мое имя Ваэлин Аль-Сорна, – сказал он, запинаясь от непонимания и растерянности. – Я – брат Шестого ордена.

– Правда? А что это такое?

Он уставился на женщину. Сеорда славились своей замкнутостью, но как она может знать их язык и не знать об ордене?