Монголы и Русь - Георгий Вернадский

Не чувствуя себя еще достаточно сильными, чтобы штурмовать Константинополь, османы обошли его с фланга, захватив Адрианополь, который сделали своей столицей, сократив его название до Эдирне (1361 год). Два года спустя турки оккупировали Фиииппополь (Пловдив) на юго-востоке Болгарии. К концу шестидеcятых годов четырнадцатого века царь Македонии Вукашин бросил вызов власти султана, сначала вполне успешно; но потом он был разбит и пал в сражении в 1377 году. Его сын Марко Кралевич (Королевич – сын короля), герой сербского эпоса, смог удержать Македонию только как вассал султана. Установив контроль над Фракией, юго-востоком Болгарии и Македонии, османы после тщательной подготовки захватили район Средеца (София) на юго-западе Болгарии (1385)[907]. Следующим шагом султана Мурада I стало нападение на государство князя Лазаря, Северную Сербию. В решающем сражении на Косовом поле (поле черных дроздов) в 1389 году сербская армия была разбита. Четыре года спустя сын и преемник Мурада I, Баязид I, завершил завоевание Болгарии взятием Тырново, древней болгарской столицы.

Болгарию присоединили к Османской империи, и несколько сипахиев получили там владения. Македония до кончины Марко Кралевича сохраняла ограниченную автономию, и затем повторила судьбу Болгарии. У Сербии дела сложились лучше, ей была дарована широкая автономия, продлившаяся до 1459 года.

До турецкого завоевания и Болгария, и Сербия достигли значительного уровня культурного прогресса, нашедшего свое выражение в искусстве и литературе. Знаменитый свод законов (Законник) от 1349 года Стефана Душана представляет другую грань интеллектуальных достижений балканских славян в тот период. Религиозному и литературному расцвету в Болгарии способствовал патриарх Ефтимий, занимавший свой пост с 1375 года до завоевания турками Тырново[908]. Эта творческая духовность распространялась из Болгарии на Русь. И митрополит Киприан, и митрополит Григорий Цамблак были уроженцами Тырново. Другие болгары и сербы устремлялись на Русь в течение пятнадцатого столетия.

Турецкое завоевание положило конец процветанию болгарской мысли. Патриаршество было упразднено, и болгарская церковь поступила под греческий контроль и управление. В этом отношении, как и в административном управлении, Сербия находилась в лучшем положении, чем Болгария. Собственно говоря, османы сами в определенной степени испытывали влияние сербской культуры. Сербский язык, наряду с греческим, был принят при дворе султана, и на нем с конца четырнадцатого по шестнадцатый века составлялись многие официальные документы Оттоманской империи. Популярность сербского языка при дворе султана частично являлась результатом высокого положения сербских княжон в султанском гареме. Дочь князя Лазаря, Оливера (именуемая Милевой в сербских народных песнях), была любимой женой Баязита I, некоторые преемники Баязита тоже забирали в свои гаремы сербских девушек[909].

II

Продвижение османов на Балканах сильно беспокоило народы Центральной и Западной Европы, особенно венгров, которые оказались перед прямой угрозой турок. Король Венгрии Сигизмунд (будущий император Священной Римской империи) принадлежал к дому Люксембургов и через них имел тесные связи с большинством европейских королевских дворов. Его призывы к другим римско-католическим правителям привели к паневропейскому крестовому походу против турок, в котором английские, французские, польские, чешские, итальянские и немецкие рыцари шли рука об руку с венграми. По словам очевидца, немецкого солдата Шилтбергера, армия крестоносцев составляла 16 000 человек. Фердинанд Лот, проанализировав все доступные свидетельства, назвал значительно меньшее число, не более 9 000[910]. Турецкая армия вряд ли была более многочисленной, однако ею лучше управляли. Сербы при деспоте Стефане (сыне князя Лазаря)[911] в этой войне поддерживали своего сюзерена Баязита. Решающее сражение у Никополя закончилось полным разгромом крестоносцев (1396 год). По получении известий об этом сражении в европейских дворах распространились уныние и паника. Константинополь теперь считали потерянным, и сам Рим казался под угрозой. Однако через несколько лет внимание Баязита переместилось с Запада на Восток. Между ним и Тимуром произошел конфликт. В Малой Азии у Анкары османы и их союзники сербы потерпели поражение от испытанных воинов Тимура, а сам Баязит попал в плен (1402 год).

Эта катастрофа почти разрушила молодую Османскую империю. Прошло несколько лет пока один из сыновей Баязита, Мехмед I (1402-1421), сумел восстановить порядок и дисциплину. При его сыне и преемнике Мураде II (1421-1451) империя снова превратилась в грозную державу. Дни Константинополя, казалось, были сочтены. Единственной надеждой византийского правительства было получить помощь Запада. Скоро стало ясно, что этой помощи можно добиться только ценой объединения Византийской церкви с Римской под верховной властью папы. В своде христианских догматов о троичности Бога главным препятствием для объединения, с точки зрения греков, был «филиокский» член римского Символа веры. В старом Никейско-Константинопольском Символе веры, одобренном II Вселенским собором (381), сформулирован догмат о том, что Бог-Святой Дух исходит от Бога-Отца[912]. На Западе в конце концов возобладало иное толкование взаимосвязи трех лиц Троицы: двойное исхождение Бога-Святого Духа и от Бога-Отца, и от Бога-Сына. Продолжение фразы «и Сына» (Филиока) одобрили несколько церковных соборов в Испании, Франции и Германии в конце восьмого – начале девятого веков[913]. Несколько греческих богословов, основываясь на философских доводах, выразили готовность учесть западную точку зрения. Выдающимся среди них был епископ Виссарион Никейский, опытный ученый, исполненный духа Возрождения. Большинство греческого духовенства, однако, оставались верными восточным традициям. В суровых обстоятельствах того времени вряд ли существовал шанс для свободной и спокойной теологической дискуссии по этой проблеме. Чувствуя себя под дамокловым мечом, византийский император побуждал духовенство пойти на все возможные уступки Римской церкви. Политика возобладала над религиозными чувствами.

Напомним, что вопрос о помощи Константинополю обсуждался на Международном конгрессе в Луцке на Волыни в 1429 году. Тогда не было принято решения. Обсуждение возобновилось на XVII Вселенском соборе, который открылся в Базеле в 1431 году. Положение стало еще более запутанным, когда между этим собором и папой Евгением IV сложилась конфликтная ситуация. В 1437 году папа приказал сессии в Базеле прекратить, а собор перенести в Феррару в Италии. Большинство членов отказалось подчиниться; они продолжили сессии в Базеле и избрали антипапу, Феликса V. Таким образом, теперь работали два собора, и каждый именовал себя XVII Вселенским. Тот, который начался в 1438 году в Ферраре, позже переместился во Флоренцию, и поэтому его обычно называют Ферраро-Флорентийским собором. В конце концов Евгению IV удалось восстановить свою власть в Центральной Европе, и при его преемнике Николае V Базельский собор принял решение о своем роспуске (1449 год). Ферраро-Флорентийский собор заседал с 1438 по 1443 год, затем переехал в Рим, где завершил свою работу в 1445 году.[914] Его решения получили силу для всей Римско-католической церкви.

Возвращаясь к началу конфликта между папой Евгением IV и Базельским собором, можно сказать, что каждая сторона объявляла, что только она имеет право заниматься греческим вопросом. В конце концов византийский император принял приглашение папы и лично привез делегацию греческого духовенства в Феррару. Поскольку Русская церковь являлась частью византийской патриархии, ей тоже было положено быть представленной в Ферраре. Но в это время у нее были собственные проблемы. В 1431 году умер митрополит Фотий. Московское правительство и духовенство желали видеть его преемником восточнорусского епископа Иону Рязанского. Великий князь литовский Свидригайло поддерживал западнорусского епископа Герасима Смоленского, который отправился в Константинополь, и там был произведен в сан Митрополита Всея Руси (1434). Возможно, византийские власти полагали, что западнорусский епископ более благосклонно отнесется к идее церковного объединения, чем восточнорусский. Как мы знаем, в следующем году Герасима казнили в Витебске по приказу того же Свидригайло, который сначала его поддерживал. Митрополичья кафедра Руси снова оказалась вакантной. Теперь московское правительство послало в Константинополь епископа Иону и просило императора и патриарха признать его в качестве нового митрополита. Византийские власти отказались это сделать, а назначили грека (эллинизированного славянина), Исидора (уроженца Салоников). Исидор прибыл в Москву в 1437 году и, после некоторого колебания, его приняли там как митрополита. Вскоре он раскрыл свое намерение отправиться на собор в Феррару. И великий князь Василий II, и московское духовенство сначала с подозрительностью относились к переговорам с Римской церковью. В конце концов, однако, после того, как Исидор поклялся не предавать православие, московские власти разрешили ему ехать в Италию. Его сопровождали епископ Авраамий суздальский и примерно сто человек священников и мирян.