Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошу Вашего распоряжения о включении лабораторной служительницы в штат Академии наук СССР. <…>
Уважающий Вас П. Капица
Николина Гора,
23 мая 1948 г.
Глубокоуважаемый Сергей Иванович!
Я получил Ваше письмо от 29 апреля, где Вы любезно даете мне советы, как поступать с заграничной корреспонденцией.
Следуя этим советам, я препровождаю при этом письме ответы на мои выборы в Индусскую и Ирландскую академии и прилагаю копии их писем ко мне[181].
Мне также хотелось Вам написать по поводу Вашего замечания по пункту 4 моего письма о продаже заграничных патентов. Вы пишите, «что элементарное чувство патриотизма могло подсказать Вам (т. е. мне), как надо поступать при получении подобных предложений». Это замечание, по-видимому, происходит по недоразумению, так как Вам неизвестно, что еще в 1938 г. я писал председателю СНК СССР тов. В. М. Молотову, что передаю права на мои кислородные машины как в Союзе, так и за границей нашей стране. Согласно с этим заявлением, я никогда не пользовался никакими профитами от них и не собираюсь этого делать. Я поднял этот вопрос в письме к Вам только потому, что считаю, что незачем нашей стране терять некоторый доход в валюте и кредит за эти научные достижения за границей, даже если у нас они и отвергнуты. Ведь это не связано с передачей каких-либо сведений, а только с продажей юридических прав на постройку и эксплуатацию машин, работающих на принципах, описанных в давно уже опубликованных патентах. Если мы этого не сделаем, то страна только потеряет, ничего не выиграв.
Вы согласитесь, что в данных обстоятельствах уместнее было бы поставить вопрос:
Первое: об элементарном патриотизме не передо мною, а перед теми чиновниками и «экспертами», благодаря которым не только отвергнуто, но и полностью приостановлено в Союзе развитие нашего нового, собственного турбинного метода получения кислорода. К тому же это сделано в угоду подражания старому немецкому.
Второе: о патриотизме у тех из наших ученых, которые понимают, что допущена ошибка и что она причиняет ущерб науке и стране, но все же они остаются безучастными свидетелями того, что происходит с нашими достижениями.
Вам, наверное, уже известно, что теперь турбинный метод получения кислорода, впервые описанный мною уже десять лет тому назад, получает полное признание как наиболее передовой, и это не только следует из того, что и США и Англии приходится просить у нас о продаже наших патентов, но также из многочисленных работ, опубликованных за границей (мне известно около 20). Из некоторых статей можно усмотреть, что кислородная проблема сейчас уже ставится по своей значимости и масштабу на одном уровне с атомной, а по актуальности даже выше.
Ведущиеся сейчас в Америке постройки этих машин производятся в колоссальных масштабах, на одну такую установку тратится больше, чем у нас истрачено на все существующие в Союзе установки.
Конечно, [меня] как ученого такое признание и победа моих идей в области кислородной проблемы не может не радовать, но, как советский гражданин, я глубоко огорчен, что эта победа достигнута за рубежом, а не у нас в стране.
Сложившееся у нас теперь печальное положение вещей, по-видимому, следует объяснить тем, что чиновное самолюбие у людей, безвозвратно погубивших у нас эти работы, торжествует над научной правдой.
Я думаю, и Вы согласитесь со мной, что при создавшемся к моим работам отношении мое личное обращение в директивные инстанции по указанным Вами вопросам неуместно, и я оставляю их на Ваше усмотрение.
Уважающий Вас П. Капица
Николина Гора,
28 октября 1949 г.
Глубокоуважаемый Сергей Иванович!
Я получил Ваше письмо от 30 сентября с. г. за № 1–3, в котором президиум Академии наук просит меня сообщить «причину неявки на заседание 17.IX и в дальнейшем в случае невозможности прибыть на заседание Общего собрания заблаговременно об этом сообщать ему»[182].
Сообщаю Вам, что причиной моей «неявки» является мое здоровье. Главное – нервное состояние.
Я думаю, что чисто по-человечески Вы должны понять, что после того, как в 1946 г. меня сняли решительно со всех занимаемых мною должностей и, самое главное, как ученого лишили возможности научно работать в тех областях физики, как низкие температуры, сильные магнитные поля, жидкий гелий и пр., где мои работы были в полном разгаре и где мои достижения и открытия получили уже широкое признание, и после более чем трех лет, как меня все еще продолжают лишать возможности научно работать – вряд ли мое душевное состояние может быть нормальным. Ведь это то же самое, что лишать музыканта музыкального инструмента, художника оставлять без красок и кистей или писателя – без карандаша и бумаги.
Ведь Вы же знаете, что отвергнутый у нас мой метод получения кислорода сейчас признан во всем мире как крупное и передовое достижение техники <…>, но, несмотря на это, меня все еще продолжают держать в опале.
О моих прежних научных достижениях не то боятся, не то не позволено говорить. Приведу как пример статью «Физика» в Большой советской энциклопедии, том «СССР», стр. 1283, изд. 1948 г. В ней не только не говорится ни об единой моей научной работе, но даже не упоминается об открытии мною сверхтекучести гелия, работе, которая, несомненно, получила общее признание.
Четыре месяца тому назад меня выселили с квартиры, где я жил 13 лет. Меня периодически вытесняют с дачи.
Моя просьба руководству, сделанная по Вашему указанию, предоставить мне возможность осуществить актуальную и интересующую меня научную работу осталась без ответа.
Академия наук урезывает даже те очень скромные средства, которые отпускаются на мою индивидуальную научную работу, и этим ограничивает те минимальные условия для научной работы, которые я сам себе создал у себя в домашней лаборатории и пр.
Очевидно, что при таких условиях любого ученого можно довести до нервного заболевания и душевного расстройства. Только тем, что я живу замкнуто, много занимаюсь физическим трудом на природе, не позволяя себе думать на темы прежних моих работ, сосредотачиваясь на теоретических изысканиях, мне удается сохранять внутреннее равновесие.
Очевидно, что при создавшихся условиях принимать активное участие в работах собраний Академии наук не только бесполезно для дела, но для меня нравственно крайне тяжело.
Я надеюсь, что настанет время, когда научная правда восторжествует и президиум Академии наук пересмотрит свое постановление от 20 сентября 1946 г. (протокол № 23, § 2) с отрицательной оценкой всей моей научной работы, и тогда возобновится мой более тесный контакт с академической жизнью.
Уважающий Вас П. Капица
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Письма В. Досталу, В. Арсланову, М. Михайлову. 1959–1983 - Михаил Александрович Лифшиц - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Убийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - Михаил Дитерихс - Биографии и Мемуары
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары
- Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков - Евгений Фирсов - Биографии и Мемуары
- Петр Великий - Мэтью Андерсон - Биографии и Мемуары
- Катаев. "Погоня за вечной весной" - Сергей Шаргунов - Биографии и Мемуары
- Поколение одиночек - Владимир Бондаренко - Биографии и Мемуары
- Шолохов - Валентин Осипов - Биографии и Мемуары