Роза - Мартин Смит

— Не понимаю, милорд, зачем вам понадобилось тащить с нами Блэара?

— Потому что Блэар понимает, о чем я говорю, а вы нет. Мун, а вы понимаете?

Мун отвел в сторону ветку, возникшую на пути Роуленда:

— Стараюсь, милорд.

— Тогда мы не заскучаем. Знаете, Мун, вам надо было видеть Блэара на Золотом Береге. На побережье там англичан полно, а в глубине страны был один Блэар. И арабы, конечно, но они не в счет. Блэар не особый стрелок, но у него свои достоинства. Он там знает все входы и выходы. Говорит на местном языке, как паша. Видите ли, существуют два Блэара. Блэар-миф в Африке и настоящий Блэар здесь. Я верно рисую ваш портрет, Блэар? Нос не слишком длинный, в сторону не поехал? Просто в Африке у вас есть свой стиль, там вы — величина. Грустно видеть, что здесь вы почти никто. Что это вы все время смотрите на компас?

— Спасибо за прогулку. Дальше я двигаюсь один, — ответил Блэар.

— Погодите, — остановил его Роуленд.

От шахты они прошли вначале на восток, миновав несколько небольших рощиц, потом свернули на юго-восток и, пройдя через шеренгу ив, вышли к невидимому раньше отвалу другой заброшенной шахты. На этом отвале тоже росли березы, как будто предпочитавшие свалки. За деревьями виднелись подстриженная аккуратной стенкой живая изгородь и дом.

Роуленд полез вверх по склону. Наверху ветер был теплее, зато небо казалось еще ниже и чернее, чем раньше. Лицо Роуленда блестело, как у всех больных малярией. Жестом он показал на зеленевший ярдах в пятидесяти птичий трупик и приказал Муну вместе с Чаббом и егерями двигаться в ту сторону, вспугивая и поднимая птиц. Потом опять попросил Блэара подождать.

— Я не рассказал вам о приеме в Королевском географическом обществе. Жаль, что вас там не было. По-моему, присутствовали все члены Общества. И кое-кто из членов королевской семьи, чтобы продемонстрировать интерес к Африке, географии и показать, что они против рабства. Начали мы с шампанского, с выставки карт и всяких любопытных африканских штучек. Лапы гориллы пользовались огромным успехом. Конечно, все хотели бы увидеть и остальные ее части. Под конец мне повесили серебряную медаль на грудь и ленту на шею и наградили меня ружьем. Все прошло просто великолепно. Я мог оставаться в Лондоне и быть там нарасхват полгода, не меньше, но почувствовал, что должен находиться здесь. Мэйпоула вы не нашли?

— Нет.

— Но что-то вы нашли. Шарлотта не может вас так ненавидеть просто ни за что. Что же это?

— Вы собираетесь жениться на ней?

— Ради этого и затеяна вся история с вами. Вы не обнаружили ничего такого, что могло бы заставить ее ускорить окончательное решение? Знаете, епископ ведь не единственный человек, кто может отправить вас в Африку.

— Вы тоже могли бы это сделать?

— Я готов описать ему, как вы, все осознав и проникшись раскаянием, пришли ко мне и умоляли дать вам еще один шанс. Только расскажите мне о Мэйпоуле.

— Мисс Хэнни потребует, чтобы «Дом для женщин» продолжал функционировать.

— Да кого он интересует, этот ее «Дом для женщин»?! Пусть работает, почему нет? По крайней мере, она будет чем-то занята. А понадобится, закрою, как только захочу. Так что вы узнали о викарии?

Имя Розы уже готово было сорваться с его губ, но в этот момент среди деревьев раздались шум, крики и треск. «Мун и егеря похожи на вырвавшихся из школы мальчишек», — подумал Блэар. Поднялась стая дроздов, их черное лоснящееся оперение прорезали темно-красные полоски. Роуленд мгновенно сделал два выстрела. Егеря продолжали шуметь, и, пока птицы растерянно метались, Роуленд перезарядил ружье и выстрелил снова; участники его команды тем временем прорывались сквозь кусты, вспугивая птиц.

Блэар обошел живую изгородь и направился по подъездной дорожке к дому, машинально отметив про себя, что ее гравийное покрытие давно не разравнивали, а плиты, ведшие от дорожки к двери, поросли травой. Дом предназначался явно не для прислуги: это было трехэтажное кирпичное строение, стоявшее в уединенной части имения Хэнни; на взгляд Блэара, в таком доме мог бы жить управляющий имением или один из высших служащих компании Хэнни. Фасад украшали обнесенные коваными решетками балконы, слишком большие по сравнению с расположенными за ними окнами. Кирпичный фасад был как будто придавлен каменным фронтоном в греческом стиле. Дом был безобразен, по-видимому, пуст, но, судя по его внешнему виду, поддерживался в хорошем состоянии.

Роуленд выстрелил, и одно из окон разлетелось вдребезги.

— Вы не подумали, что внутри может кто-нибудь быть? — спросил Блэар.

— Вряд ли. Знаете, почему я оказался в Африке?

— Я вообще не знаю и не понимаю, почему англичане делают то, что они делают.

Роуленд снова навел на дом подарок Королевского общества, выстрелил, и разлетелось еще одно окно.

— У меня не было никакой специальности, только одни большие ожидания. Я поехал, чтобы сделать себе имя, и вдруг там вы оказываетесь у меня на пути. Я возвращаюсь домой, здесь снова вы. В этом есть что-то противоестественное, извращенное.

— Я работаю на епископа, только и всего.

— Он утверждает, будто вы нам помогаете. Я хочу, чтобы вы это доказали. Какая у вас есть информация о Мэйпоуле?

— Может быть, устроим атаку на амбары?

Роуленд выстрелил по двум верхним окнам. Стекло одного с грохотом упало внутрь дома, от другого остался только торчащий снизу стеклянный зуб.

— Я одного не понимаю, — проговорил Блэар. — Вы ведь в любом случае становитесь лордом Хэнни. Наверняка найдется масса подходящих женщин, которых привлечет титул. Красивых, талантливых и таких же алчных, как вы. Зачем вам нужно жениться на Шарлотте?

Взгляд Роуленда скользнул по Блэару, потом перешел на осины, на туман, на расположенные в отдалении холмы, и лицо его обрело тоскливое выражение:

— Потому что всю свою жизнь я мечтал об этом. Потому что она — приложение к собственности.

Роуленда передернуло. До Блэара долетел густой и терпкий запах одеколона, пота и чеснока — запах, который издает тело, когда его пробирает до костей сгорающий в нем мышьяк.

— Нет у меня никакой информации. О Мэйпоуле мне ничего неизвестно, что же касается Шарлотты, то она меня действительно ненавидит. Но вряд ли это такая уж новость, — сказал Блэар.

Дождь продолжал лить, капли его стекали по мраморному лбу Роуленда. Блэар думал не о доме с выбитыми стеклами. Ему виделись погруженный в полумрак Картографический зал Королевского общества, ряды дам в белых вечерних туалетах, лента с медалью на шее Роуленда.

— Покажите-ка мне вашу руку, — сказал Блэар.

Роуленд протянул левую руку. Ногти на ней были прорезаны белыми прожилками, а основание кисти являло собой сплошную задубевшую мозоль, явный признак пристрастия к мышьяку. «Неужели ни один из членов королевской семьи не обратил на это внимания, когда им представляли Роуленда?» — подумал Блэар. — Интересно, а если бы у Роуленда на голове росли ветвистые рога, на это они внимание обратили бы?» Блэар поскреб протянутую ему ладонь, и Роуленд дернулся от боли. Болезненная чувствительность ладоней была еще одним признаком упадка сил, вызываемого пристрастием к мышьяку.

— Через год вас не станет, — проговорил Блэар.

— Нас обоих может не стать, от болезни или от того, чем мы ее лечим.

— Да, в этом мы сходны.

— Если б я себя лучше чувствовал, я бы пристрелил вас прямо сейчас; но у меня просто нет сил оттаскивать потом куда-нибудь ваш труп.

— Это приступ. Скоро почувствуете себя лучше.

— Надеюсь.

Блэар оставил Роуленда на ведущей к дому аллее, а сам обошел живую изгородь, с трудом сдерживая искушение броситься наутек. Мимо шлаковых отвалов, однако, он шел уже широким, размашистым шагом, продолжая прибавлять его, пока не скрылся за росшими в отдалении ивами.

Под дождем ориентиры выглядели иначе, но Блэар следовал указаниям своего компаса. Когда он откинул люк шахтного ствола, в него устремились потоки воды. Блэар спустился вниз, отыскал пружинное ружье и, ухватившись за него обеими руками, вышвырнул его из шахты наверх, потом отправил туда же основание, на котором стояло ружье, и выбрался сам. Таща на себе ружье и основание, он побрел через заросли папоротника к тому месту, где все еще стояла оставленная им коляска, а привязанная лошадь негромко пофыркивала под проливным дождем. Блэар раскрыл чемодан «железнодорожный попутчик» и обернул лежавшими там полотенцами ружье и основание. Насквозь промокший, весь облепленный грязью, он погнал лошадь назад так, будто боялся, что к Роуленду могут возвратиться силы и тот решит погнаться за ним.

В гостинице Блэар собрал ружье и установил его на пороге своей спальни, протянув три шнура в гостиную и закрепив их там за стулья. Потом попробовал с разных сторон подходить к двери спальни; всякий раз, когда он задевал за шнур, зев ствола рывком поворачивался в его сторону и раздавался щелчок срабатывавшего спуска. Блэар засыпал в ружье порох, загнал свернутый из тряпки пыж и металлический сердечник и уселся в темноте, чтобы самому принять мышьяк и бренди. Однако Роуленд продолжал мерещиться ему, и мышьяк не действовал. Бренди тоже не помогало. «Дело не в малярии, а в страхе», — решил Блэар. Оказавшись между Биллом Джейксоном, Смоллбоуном и Роулендом, он боялся выйти из комнаты, боялся даже открыть дверь, не приведя предварительно в готовность свою артиллерию.