После любви - Виктория Платова

– Вам нужен путеводитель по Парижу? – спрашивает у меня продавец, субтильный старикашка с воинственной бородой Фиделя Кастро.

– Нет. Но если у вас есть путеводитель по Марокко… Я бы с удовольствием его купила.

Старик шарит глазами по Хемингуэю, Саре Джессике Паркер и индейцам навахо, заглядывает в потаенные уголки бюстгальтеров на косточках – напрасный труд, путеводителя по Марокко на этом самодовольном парижском алтаре не сыскать.

– К сожалению, мадемуазель…

– Может быть, имеется в наличии книга «Из Африки»?

– Мы не торгуем изданиями из Африки.

– «Из Африки» – так называется сама книга. Автор – Карен Бликсен.

– Вряд ли я смогу вам помочь…

Жрец путеводителей расстроен, я торжествую и уже готова покинуть так и не оправдавший моих ожиданий Librairie, когда мой взгляд натыкается на кое-что, заслуживающее внимания.

«В мире китов и дельфинов».

Блекло-синяя обложка, черный силуэт дельфина, выпрыгивающего из воды, – что делает эта довольно специфическая книга в краеведческом борделе – неясно; по книгу с таким названием привез в Эс-Суэйру покойный Фрэнки. И вот – стоило мне оказаться в Париже и зайти в первый попавшийся книжный, как я тут же наткнулась на ее аналог.

Можно ли считать это знаком?

Может – да, может – нет.

– Вот та книга. – Я тычу пальцем в дельфина. – Она тоже о Париже?

– Сомневаюсь.

Карманный Фидель морщится, он раскусил меня и мою странную неприязнь к Парижу; если бы не возможность подзаработать – он бы давно указал мне на дверь.

– Разве киты к вам не заплывают?

– Нет.

– И дельфины еще не составили представления о вашем чудесном городе?

– О-о, мадемуазель, должно быть, шутит.

– Нисколько не шучу.

– У вас что-то случилось?

Начинается. Сначала добрый старичок проявит живейший интерес к моей судьбе и моим возможным неприятностям, связанным с мужчиной: все женские неприятности связаны, с мужчинами – так наивно полагают сами мужчины, от прыщавых подростков до стариков с болезнью Альцгеймера в анамнезе. Дружеское участие – я уже проходила это с дядюшкой Исой, и моя откровенность вылезла боком. Ничего подобного я больше не допущу.

– Так у вас что-то случилось? – продолжает настаивать старик.

– У меня все прекрасно.

Накось, выкуси, как сказали бы мои питерские друзья.

– И правильно. В Париже нельзя грустить…

Я здесь меньше четырех часов и уже успела получить по физиономии универсальной, все объясняющей фразой: «Это Париж», теперь добавилась фраза более прикладная: «В Париже нельзя грустить».

– Чего еще нельзя делать в Париже?

По всем законам жанра старикашка должен отослать меня к стенду с бойцовым псом по кличке Хемингуэй и рыбой-клоуном по кличке Сара Джессика Паркер.

– Покупать путеводители по городу. – Старик оказывается намного забавнее, чем я предполагала.

– А карту?

– Карта тоже не нужна.

– Но…

– Не волнуйтесь, мадемуазель. В Этом городе вы всегда попадете туда, куда вам необходимо попасть. Пусть даже кружным путем.

– А если я не знаю, куда именно мне нужно попасть?

– Все равно – попадете.

Ценная мысль. Во всяком случае, она стоит того, чтобы ее запомнить.

– Вы очень интересный человек, мсье. – Я отвешиваю Фиделю неуклюжий, состряпанный на скорую руку комплимент.

– Ну что вы… Простоя очень давно живу…

– …очень давно живете в Этом городе. Понимаю.

– Хотите кофе?

Странно, что он не предложил чай. Помнится, арабско-французский перевертыш дядюшка Иса начинал именно с чая.

– Это входит в стоимость покупки?

– Если вы приобретаете больше чем одну книгу, – то да.

– А если нет?

– Если нет – я угощу вас кофе просто так.

– Именно меня?

– Сюда редко кто заходит, мадемуазель. Бывают дни, когда я не слышу человеческого голоса. Люди совсем перестали читать. И это печально. Очень печально.

– В Париже нельзя грустить, – мягко напоминаю я.

– Вы усвоили урок, прилежная мадемуазель. – Старик в шутку грозит мне пальцем. – Но когда я говорил об этом, то имел в виду только молодых и очень молодых людей. Тех, кто не читает книг. Книги – еще один повод для грусти…

– Почему?

– Потому что жизнь в них так прекрасна и трагична, какой никогда не бывает в действительности. Потому что жизнь в них недостижима. А опыт, который они нам несут, непостижим. Неумение воспользоваться опытом – разве не печально?

– По-моему, неумение воспользоваться опытом – прекрасно.

– Вы рассуждаете как очень молодой человек.

– Я рассуждаю как человек, который собирается приобрести книгу о китах и дельфинах. А их опыт вряд ли мне пригодится.

Старик симпатичен мне, я – приятна старику, мы оба улыбаемся друг другу совершенно искренне, за стендом с путеводителями обнаружилось прелестное местечко: низкий стол и две таких же низких скамейки, обитых потрескавшейся от времени кожей. Пока я изучаю рисунок трещин на коже, старик скрывается за пологом из плотной плюшевой ткани и уже оттуда кричит мне:

– Вы будете кофе с сахаром?

– Если можно…

Я ожидала совсем другого кофе – настоящего, с терпким ароматом: в духе мимолетного знакомства, которое (по прошествии времени) оказывается судьбоносным. Но принесенная стариком темно-коричневая жидкость отдает желудями, так что наличие в ней сахара можно считать спасением. Еще одно несомненное достоинство кофейной бурды – она горяча.

– Кофе, правда, не очень хороший, – запоздало оправдывается старик.

– Хемингуэя он бы вряд ли вдохновил.

– Но вы ведь не Хемингуэй?

– Нет.

Мне легко признаться в том, что я – не Хемингуэй, не Генри Миллер и не Сара Джессика Паркер, мне вообще – легко, впервые за четыре часа пребывания в Этом городе. Все из-за старика, из-за его манеры улыбаться сквозь бороду; улыбка похожа на бледную луну, она путается в ветках заснеженного леса. Я не в состоянии представить состарившегося Фиделя молодым и полным сил – из того времени, когда борода была черной как смоль и сражала наповал соратниц по борьбе. Поэтому в кофе, который принес старик, нет никаких подтекстов, это – кофе и больше ничего.

– …А кто вы?

– Я? Иностранка в Париже.

– В молодости я видел множество таких женщин. Они везде были иностранками, не только в Париже.

– Где же еще?

– Да где угодно. В любви, в постели, на пикнике, в читальном зале библиотеки, в просмотровом зале синематеки, в вагоне подземки, в салоне автомобиля… Потом их стало меньше, а потом они исчезли совсем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});