Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

случится tecindo. Подкравшийся незаметно.

Потому что они уже стоят напротив друг друга в вызывающих позах на этом пятачке, и к ним подходит Рутрир. Он же сейчас объявит поединок! Если минуту назад я пыталась понять — неужто Трандуил, отказавшись от поединка, передал меня сыну, как вещь? Но ведь, если бы он согласился на него, то было бы совсем ужасно — и тут ситуация поменялась во мгновение ока на немногим менее ужасную, развивающуюся быстро и страшно, и я не знаю, не знаю, что делать!

Бросив панический взгляд на Силакуи, мысленно спросила:

«Можно ли это как-то остановить в соответствии с традициями?» — покрываясь холодным потом от ужаса и безнадёжности. Неожиданно получила быстрый утвердительный ответ:

«Можно. Достаточно бросить между ними цветущую ветку».

Оглянулась вокруг и только собралась безжалостно выдрать ветку из гирлянд, увивавших трон, как за спиной моментально соткался брауни, и ветка ткнулась мне в руку. Понятно, Трандуил хоть и застыл ледяной статуей, полной достоинства, наследника потерять не хочет, а шансы велики. Подсуетился.

Кинула. Ветка долетела, слава сущему, и квакнулась ровно посерёдке пятачка, рассыпая лепестки. Я насторожённо замерла, не совсем веря, что помогло, но с облегчением увидела, как Леголас убирает парные мечи в ножны, и смоляные, очень нехорошего вида тени, начавшие было расползаться от Ганконера, потихоньку бледнеют.

Госпадя, как присесть хочется! Так ведь не по этикету на ступеньку садиться. Но ноги ватные. И алиены смотрят все на меня и молчат. Что-то ещё требуется?

«Ой, богиня, всего ничего: ты должна выбрать того, кто будет первым», — кошачий голосок доволен и насмешлив.

«Что? В смысле первым?»

«Не переживай, сегодня только один, тот, кого выберешь. Другой — тогда, когда захочешь. Завтра или через неделю… как пожелаешь, но ты должна назначить время. Прерывая поединок, ты согласилась на обоих».

«Твою же ж мать! Хорошо не на весь кагал…» — я прислонилась к трону, чтобы не осесть на пол.

«Нет, что ты, богиня… Следующий посягнувший будет иметь дело с королём… сына-то он, видишь, не вызвал, а сложившуюся дуэльную пару разбить не мог».

«Я могу отказаться?»

«Не принято», — голосок сух и деловит.

И я вспомнила, как давно ещё, в моём мире, интервьюер спросил одного из американских политических деятелей, почему не бывало такого, чтобы вот отпрезиденствовал, допустим, человек два срока, а потом подождал, пока после него один срок пройдёт — и снова в президенты баллотировался, ведь нет абсолютно никаких законодательных актов, мешающих этому. И деятель ответил, помолчав и подумав: «Не принято», — таким тоном, что всё стало понятно. У эльфов никак не проработана реакция на отказ майской королевы потому, что отказывать «НЕ ПРИНЯТО». Я всё поняль. Прецедент создавать я не готова, будем следовать традициям. В конце концов, подумаешь, сегодня один, завтра другой… Как там, у Бокаччо: «От поцелуя уста не умаляются, а, как месяц, обновляются».

— Nieninque, держись, ты близка к истерике. Сейчас не время, — голос Трандуила сух и озабочен, он уже спокоен, — крайне сожалею, что так вышло, и приношу свои извинения. Изменить ничего нельзя, пусть всё идёт, как идёт. Понимаю, что тяжело привыкнуть к мысли о том, что произойдёт, но что случилось, то случилось. Как только будет возможность, я выкину обоих из Эрин Ласгалена, и они более никогда не побеспокоят тебя. И да, «сегодня один, завтра другой» — не советую.

— Почему? Через неделю кошернее? — с насмешкой глянула на Трандуила.

— Nieninque, я нежен с тобой… — ох нет, это у него лицо спокойное, а сам-то он не сказать, чтобы спокоен, голос полон сдержанной злобы, и подлокотник трона крошится и рассыпается под пальцами, сжавшими его, — но, если бы я рискнул бессмертием и всем, что у меня есть, и не побоялся бы гнева отца ради одной ночи с женщиной — эта женщина не то что с кем-то спать на следующую ночь, она бы неделю с кровати встать не могла!

Прониклась.

«Блодьювидд, выбирай. Они ждут. Тому, кто станет консортом в священную ночь, нужно вручить цветок. Второму — назначить время», — озабоченно поторопил кошачий голос, и в руку снова ткнулась цветущая ветка, поднесённая брауни.

Кошачий голосишко не унимался и позволил себе давать советы:

«Владыке будет приятно, если консортом станет его сын, а не безродный полукровка».

Гневно покосившись на Силакуи (угу, владыке так приятно, что он подлокотник пальцами раскрошил! Клятые алиены! И как она смеет!), взяла ветку и спустилась на несколько ступенек, к ожидающим.

Как они умеют замереть и быть статичными, сохраняя внутреннее напряжение! Подумалось было, наперекор совету, выбрать «безродного полукровку», но, глянув в его глаза, резко передумала: видела как-то в морском аквариуме акулу вблизи, так вот у неё такие же глаза были, как у Ганконера. Тусклая мёртвая чернота. Понятно, нахлебался перед поединком настоек и неизвестно, как воспринимает мир сейчас. К чёрту. Удерживая его неотмирный ужасающий взгляд, тихо сказала:

— Через две недели, — и повернулась к Леголасу, протягивая ветку.

36. Бельтайн

с большой любовью провиденье

нам регулирует судьбу

граблями лайки проставляя

на лбу

© Неусита

Удивившись, что не берёт, устыдилась, что злюсь и что цветок протягиваю, как банный веник — неохотно и с обидой. Опустила руку и посмотрела на принца внимательнее. Какой он ободранный и грязный для эльфа! В простой коричнево-зелёной одежде выделяется на фоне собравшихся нарядных господ. На щеке царапина, осунувшийся, совершенно невесомый — в чём душа держится. Но прям, как тополь, как натянутая струна — и какие же сияющие, отчаянные глаза на грязном лице!

— Я не возьму насильно, и пусть обряд провалится к Морготу. Ты не должна.

— Как вам жилось всё это время, принц?

Молчит, опустив глаза. Да, пожалуй, слова между нами не нужны.

В сознание вполз проникновенный шепоток:

«Деточка, принц горд. Не унижай его, будь добрее: он совершил, по нашим меркам, поступок совершенно невозможный, пойдя против воли от…» — и тут голосок засипел и подавился.

Было начавший встревоженно гудеть королевский двор умолк, и я смотрела, как в гробовой тишине принц опускается на колени. Судя по потрясённому молчанию, тоже что-то немыслимое. Зачем же так?

Голосок ожил и обрёл панические нотки:

«Не отвергай консорта, это грозит неисчислимыми бедами — в первую очередь для него».

— Не слушай её, Блодьювидд. Подари мне себя от чистого сердца или никак.

Почему они всем кагалом видят это трагедией, а не фарсом и ждут от меня каких-то там жестокостей? С каким сочувствием на него смотрят, даже у Трандуила невесёлая такая, понимающая ухмылка. Эх, надо было посдержаться, не совать знак благоволения