Избранное в двух томах. Том II - Юрий Стрехнин

— Рискованно, — говорит Бабкин. — А вдруг в кого попадут?

— Не попадут! — Собченко увлечен своей идеей. — Прикажу, чтоб брали как можно выше. Будем наступать километров пять, в северо-западном направлении. Эх, жаль, карты нам еще не выдали! Посмотреть бы, нет ли на этом направлении какого населенного пункта? До него доходить не надо. Вдруг там какие-то наши части стоят.

— И примут нас за немцев? — затея комбата явно вызывает сомнение у Бабкина. — Вот и получится встречный бой.

— Не получится! Я разведку вперед пошлю.

— А с командиром полка согласовано? Наверное, надо согласовать, — осторожно напоминаю я.

— Согласуешь! В штабе будут знать, начнут поправлять и уточнять, поверяющих загодя пришлют — какая тут секретность? — Собченко остается непреклонен: — Пока не дам отбой — никто, кроме нас троих, не должен знать, что тревога учебная. Пусть все считают ее настоящей, боевой. И ты, товарищ замполит, никакой предварительной агитработы не веди, чтоб все спать легли спокойно, как дома у мамы. А в четыре ноль-ноль…

Собченко будит меня на рассвете:

— Пора. Давай!

На подходе к расположению подразделений меня останавливают два бойца ночной патруль. Узнав, кто идет, следуют дальше своей дорогой. Вот и опушка рощи. В ней тихо, все спят. Раздается негромкий оклик — это дневальный по роте. Отзываюсь, спрашиваю — все ли в порядке? Да, все спокойно.

Подхожу к висящему на высоком колу, стволом вверх, ручному пулемету. Возле него постоянно дежурит пулеметчик, на случай, если налетят вражеские самолеты. Но ночью такой опасности нет, я вижу, он спит возле пулемета, укрывшись с кем-то еще одной плащ-палаткой. Хороша бдительность! Можно снять и унести пулемет — и никто не заметит.

Уже светло настолько, что можно разглядеть стрелки часов на руке. Без пяти четыре. К этому времени сюда должен подойти и Собченко. А вот и он.

Четыре ноль-ноль. Подхожу к ручнику, нажимаю на спуск. Оглушительно грохочет над головой пулемет, из-под него, крутясь, вылетают стреляные гильзы, сыплются мимо меня, одна из них больно ударяет по колену. В беловатое, еще подернутое ночной пасмурью небо летят желтые светляки — диск пулемета заряжен трассирующими. Не успеваю выпустить диск до конца, как чувствую — кто-то хватает меня за локоть. Один из солдат, спавших под плащ-палаткой, наверное, пулеметчик. Он что-то кричит и пытается остановить меня, но из-за грохота пулеметной очереди я не слышу что. Разряжаю диск в небо весь, до последнего патрона. Теперь я слышу солдата.

— Вы зачем?.. — спрашивает он.

Бросаю ему:

— Тревога! Боевая тревога!

Вижу — поблизости в густой тени деревьев шевелятся темные пятна, слышатся недоуменные, глухие со сна голоса. И в этот момент их все перекрывает властный, раскатистый голос Собченко:

— Батальон! Тревога!

— Тревога! — подхватывают другие командирские голоса.

Спешу на опушку, где строятся подразделения. Бойцы на ходу подпоясываются, сворачивают плащ-палатки, набрасывают на плечи лямки мешков. Слышна приглушенная воркотня: досадно — пришлось подыматься, недоспав. Брякает котелок, задетый прикладом. Бегущие в строй переговариваются на ходу:

— Где наши-то?

— Диски взял?

— Погоди, обмотку завяжу!

Когда я подхожу к месту построения, ко мне подбегает Церих:

— Что случилось?

Мне страсть как хочется щегольнуть своей осведомленностью, причастностью к тайне командования, да и Цериха по-товарищески хочется ввести в курс дела. Но мне удается удержаться.

— Не знаю, — говорю я. И уже «для форса» добавляю: — Может быть, противник…

— Ну откуда он здесь?..

— Батальон… — раскатывается голос Собченко. — Смирно! Правое плечо вперед, шагом марш!

Выходим в степь. Она уже не серая, какой была только что в предрассветье, а розоватая — медленно занимается утренняя заря, но солнца еще не видно. Некоторое время идем колонной. По поручению комбата, я прохожу вдоль нее, проверяя, все ли подразделения вышли в полном составе, не забыто ли что-нибудь из оружия. Кажется, все в порядке. Обгоняя идущих, бегу в голову колонны, докладываю Собченко. Где-то слева, довольно далеко, начинает стучать пулемет. Он бьет то длинными, то короткими очередями, и можно подумать, что стреляют несколько пулеметов, что там, слева, идет какой-то бой. Идущим в колонне именно так и кажется — слышу, как по рядам прокатывается тревожный говорок.

При первых же звуках пулеметной стрельбы следует команда развернуться в цепь и продолжать движение. От цепи отрываются и быстрым шагом уходят вперед несколько бойцов — посланная комбатом разведка.

Бойцы в цепи идут с автоматами, винтовками и ручными пулеметами наперевес, готовые к бою. Почти вровень с ними шагают, катя «максимы», пулеметные расчеты.

Стараются не отстать сорокапятки в пароконных упряжках, пушки облеплены артиллеристами: на неровностях почвы колеса иногда застревают в траве, приходится помогать лошадям. Артиллеристы готовы в любой момент, если понадобится, снять пушки с передков, катить их на руках, развернуть к бою долг «сорокапятчиков» сопровождать пехоту огнем и колесами.

Мы с комбатом идем, как положено по уставу, позади цепи, рядом с нами связные от рот.

Рота Цериха — перед нами, он сам, замыкая цепь, идет впереди меня и Собченко совсем недалеко, шагах в тридцати. Оглянувшись и заметив нас, Церих чуть замедляет шаг, говорит комбату:

— А боеприпасы подвезут, товарищ капитан? У меня на бойца только по одному снаряженному магазину на автомат, на винтовку — по четыре обоймы. А гранат совсем нет…

— Знаю! — прерывает его Собченко. — Боеприпасы, когда надо, будут.

Так идем мы около часа. Уже совсем светло, показалось солнце. Розоватый цвет неба начинает переходить в голубой. Перед идущими цепями показалась батальонная разведка — она возвращается. Командир разведчиков, молодой сержант с двумя желтыми полосками над карманом гимнастерки — знаками за тяжелые ранения, лихо докладывает:

— Впереди, в трех километрах, село Алексеевка. Там наши.

— Порядок, — кивает Собченко и отдает команду: движение остановить, из боевого порядка перестроиться в походный, повернуть назад.

Когда, уже построившись в колонну, мы двинулись в обратный путь, небо наполнилось гулом самолетов. Он нарастал. С запада, со стороны фронта, отчетливо видные в свете только что показавшегося солнца, строем летели самолеты, их было много, летели они прямо нам навстречу.

— Воздух! — прозвучала команда.

— Воздух! Воздух! — перекатами пронеслось по колонне. Как полагается по воздушной тревоге, строй на ходу начал рассыпаться — вправо, влево. Но тотчас же послышалась команда комбата:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});