Стендаль - Анатолий Виноградов

Так начинается новый период жизни: создание зашифрованного романа о современной Франции. Когда «голова горит и кровь стучит в висках» так же, как у Байрона во время писания «Дон-Жуана», появляется потребность выйти на свежий воздух, смотреть на далекие облака, проехаться верхом по дороге, ведущей на Орвиетто, или пойти на берег с ружьем и стрелять птиц. Наступает вечер, и быстрые средиземноморские сумерки мгновенно смывают пурпурную, золотую и лиловую краску с облаков. По полутемным улицам Анри Бейль идет к дому с мраморной доской. Маленькая витрина закрыта бархатной занавеской. Там боги и амуры из мрамора, лепные изображения, красные глиняные сосуды с черными изображениями. Надпись на доске: «Донато Буччи — антиквар». На короткий стук молотка дверь открывает сам хозяин с усталой старческой улыбкой, в золотых очках и бархатной шапочке на голове. Начинается длинный разговор. Книги и статуэтки окружают стоящий на черном бархатном постаменте бюст Винкельмана — искусствоведа, родившегося в маленьком саксонском городке Стендале. Вторая дверь ведет на зеленую веранду, а за нею открывается обыкновенный итальянский — крытый, мраморный cortile — дворик, в центре его фонтан.

Синьор Блази — археолог, адвокат Манци и Буччи за блюдом жареных артишоков и кофе в маленьких кофейных чашечках проводят вечера в разговорах о римской истории; читают Плиния, останавливаясь на тех местах, где этот сибарит, эстет и блестящий человек своего столетия описывает «Xistus violis odoratus» — «цветник из фиалок» — свой маленький домик. Они изучают весь уклад жизни человека горацианской эпохи, знающего «золотую меру вещей», умного, спокойного, ясным, понимающим взором оглядывающего мрачные картины падения Рима.

Донато Буччи и адвокат Манци, его друг, сделали очень много для того, чтобы двинуть вперед археологическую науку Италии. Они первые начали раскопки в Корнето и первые обнаружили этрусскую скульптуру на территории Италии. А г-н Бейль дал в Revue des Deux Mondes первый отчет о находках в гробницах Корнето[94].

Поздно ночью с легким шумом в голове от пунша Анри Бейль шагает к воротам консульского дома. Дежурный семинарист, проводив его, тихонько направляется к дьякону-префекту с докладом — целомудрие французского консула Бейля нарушено пребыванием в масонско-еврейской компании Блази, Манци и Буччи. Не менее опасений внушает римским шпионам и встреча французского консула с польскими повстанцами в Риме; его открытые симпатии польскому восстанию нарушают благопристойность вечеров у русской католички Зинаиды Волконской.

Ее сын Александр Никитич Волконский вместе с господином Бейлем посещает антикварные лавки и патрицианские архивы Рима. Там до покраснения век Бейль копирует старинные латинские грамоты, документы средневекового и папского Рима, протоколы инквизиционного и папского суда. Бейль ищет в прошлом объяснения нынешнему итальянскому характеру и, наклоняясь к своему соседу, молодому князю Волконскому, показывает ему описание потрясающих событий старинной Италии. Он говорит:

— Это вовсе не бандиты, не разбойники! Это настоящие люди старой Италии!

Здесь же, в Риме, Бейль вновь встретился со своим старым знакомцем А. И. Тургеневым. 5 декабря 1832 года Тургенев пишет:

«Выехали мы из Неппи в 9 часов утра. Увидел я с пригорка Рим. В 10 приехали мы ко второму завтраку, и тут встретил я Беля (Стендаля) и показал ему его книгу. (Речь идет о втором издании «Красного и черного». — А. В.). Он советовал въехать в Черн… и дал мне записку к нему. В 12½ мы опять пустились в путь, 6 декабря Бель прислал мне Мишелета «Римская история»[95] при умной записке и остерегал от чичероне, коих имя начинается на «В». Вероятно, Висконти. Спасибо. День достаточный для меня и по папе и по Ватикану».

Тургенев приводит выдержку из письма Стендаля, не опубликованного доселе нигде:

«Несмотря на величие и поэзию Ватикана и Святого Петра, мое воображение не воспламеняется. Дух итальянских изгнанников наводит меня на прозу и печальные мысли. Процессии священников л папских слуг не могут прогнать мысль о другой, прекрасной и бедной Италии, которую ясно видит мой бедный разум».

8 декабря Тургенев записывает:

«Обедал у княгини Волконской. После — у Беля, к Сент-Олеру и графу Сиркур»[96].

В записях Тургенева от 9 декабря мы читаем:

«В десятом часу отправился к Белю, застал его еще в постеле. Условились на завтра[97]. Виск (ти) [98]… шпион папского правительства». Восстанавливаем чтение фамилии «Висконти», потому что тут же говорится о сходстве этого шпиона папского правительства с Козловым, а в записи 8 декабря есть прямое указание: «Висконти пошел на Козлова и лицом и выражением».

«10 декабря. Продолжаю читать Тассо. В 12 часов зашел за мною Бель (Стендаль), и мы отправились осматривать Рим, прежде всего в церковь св. Петра, ибо, по мнению его, ниоткуда Рим так хорошо не виден, как с этой горы». Страницы 12–15 дневника описывают эту совместную прогулку по Риму. Запись от 13 декабря кончается: «Условился я с Белем завтра рискнуть опять на Рим».

14 декабря провели вместе на вечере у леди Ковентри.

Тургенев писал Вяземскому восторженные письма о своих встречах со Стендалем. Вяземский отвечал ему такими словами:

«Недаром судьба свела тебя со Стендалем. В вас есть много сходства, но тебя не станет написать «Красное и черное», один из замечательнейших романов, одно из замечательнейших произведений нашего времени. Я Стендаля полюбил с «Жизни Россини», в которой так много огня и кипятка, как и в самой музыке героя».

После одной из таких прогулок к Сен-Пьетро ин Монторио на Якикуле Бейль вернулся домой и записал:

«Я, Анри Брюлар, написал нижеследующее в Риме от 1832 до 18… года»[99].

Автобиографическая исповедь Анри Брюлара начинается словами:

«Солнце светило великолепно. Легкий, едва заметный ветерок сирокко гнал кое-где белые облачка над вершиной Альбано. В воздухе была восхитительная теплота, и я ощущал подлинную радость жизни. Я отлично различаю Фраскатти и Кастель-Гандольфо в четырех милях отсюда, виллу Альдобрандини, где находится великолепная фреска Доменикино — «Юдифь». Я отлично вижу белую стену — результат ремонта, произведенного в последний раз князем Боргезе, тем самым, которого в качестве кирасирского полковника я видел в битве при Ваграме, когда моему другу М. оторвало ногу….

Это место единственное в мире, — говорил я себе в раздумье. И древний Рим помимо моей воли брал верх над новым, — все воспоминания из Тита Ливия толпой нахлынули на меня…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});