Контакт первой степени тяжести - Андрей Горюнов

В этот момент мимо него просвистела машина Белова.

– Эх, Коля-друг…

Варуж высунул левую руку с пакетом кефира за окно и отпустил пакет…

* * *

…Они уже догнали ВМЛУ Белова – почти-почти… Осталось обойти теперь, прижать и начать останавливать…

– Пропустишь сейчас встречный рефрижератор КАМАЗовский и сразу начинай обходить… – сказал шоферу Власов.

– По… – водитель не договорил: одновременно с проносящимся мимо КАМАЗом звонкий удар обрушился на лобовое бронированное стекло… Раздался оглушающий хлопок, и все впереди стало вдруг непроницаемо белым, туманным…

– Что это?! – Власов в ужасе впился правой рукой в ручку двери, оперся левой рукой в бардачок. – Все белое, все!

– Как в туалете… Как в женском туалете окно… – согласился водитель как-то равнодушно даже, внутренне, видимо, оцепенев… – Хер разглядишь чего.

– Эй, мы летим!! – ахнул сзади опер, срывая наушники с головы.

* * *

Грустным взглядом Варуж проследил через зеркало заднего обзора долгий полет черной «Волги» через кювет – в заболоченный пруд…

– Вернуться, может? – спросил он сам себя. – Собрать глушеный рыба? Нет! – сам себе же ответил он. – Весь мокрый, холодно… Поем в столовой, в Ярославле – он добавил газу.

* * *

– Они отстали, кажется, – сказала Лена.

– Да, я видел. Они решили искупаться.

– В такую холодрыгу? – наивно удивилась Лена.

– Моржи!

* * *

«Моржи» с кряхтением и стонами покинули машину, погрузившуюся в воду почти до окон.

– Что ж… – промолвил Власов, оглянувшись с тоской. – Теперь придется просить помощи. Оповещай всех. Вдоль по трассе, – он вздохнул. – Да. Делать нечего – теперь придется!

Он заглянул в салон машины. Из рации, что находилась в сантиметрах восьми под водой, шла длинная цепочка пузырьков.

– Буль-буль она, наша рация, – констатировал водила и распрямился, стоя по бедра в воде у машины. Постояв, он взял на палец остатки белых потеков на лобовом стекле. Понюхал осторожно. Затем лизнул.

– Кефир…

– Кефир? – переспросил шофера Власов.

– Причем довольно жирный. Трехпроцентный.

Лягушка, сидевшая на кочке и нагло смотревшая прямо в глаза Власову, разинула вдруг рот до ушей – больших, развесистых ушей, темно-зеленых – вот дела-то! – и издала громкий, странный звук, не квакнув по-лягушачьи, а вроде как заржав по-лошадиному…

Сказав буквально «иго-го» – протяжно и громко – она вдруг прыгнула и, звонко хлопнув на прощание ушами над самой водой, тут же скрылась в густой осоке.

* * *

– Да. Здесь… Егор Игнатов здесь живет. Жил, если вернее сказать. Я его сегодня утром выгнала: пришел с работы вчера опять вдребезги: перегар на всю веранду, ни одна баба рядом не ляжет, уж о себе не говорю, привыкла! И начал снова продолжать тут, с утра пораньше-то. Мне-то это смерть надоело как – почитай, месяц уж не просыхает. Ну, вы вот сами посудите: приходит со смены – качается, три дня дома пьет потом – беспробудно, даже детям страшно! И на работу опять, конечно, пьяным уезжает. А сцепщик – это знаете как? Не уследил, вагон с горки идет, он между вагонами чуть зазевался, – тут же в лепешку! И тогда что? У меня ж первый муж тоже сцепщик был… Сил никаких уж не осталось. Ждать сидеть – придет, не придет? А если придет, то каков – в стельку – боле-мене нормальный значит, или так вот – в конец, в беспредел, в чашу смертную. Живешь как на вулкане! Сегодня утром встал, опять за свое… Я ему: Егор, хватит! Или семья, или водка! Выгнала – мочи никакой. Пускай где хочет спит, живет, гуляет! Хоть сдохни. Но чтобы дети не видели. Ищите на работе его теперь. В среду. Может, выйдет. Сюда я больше не пущу его. Вот где его фокусы сидят уже!

Калачев вздохнул и поплелся назад – к полустанку по имени Секша…

* * *

Вертолет ГАИ шел метрах в двухстах над землей параллельно Ярославскому шоссе, в километре-двух от него.

Пилот вел винтокрылую машину, а напарник внимательно высматривал там, в скользящих под брюхом вертолета российских просторах, какую ни то халтуру, левый заработок. Прямой же источник дохода – штрафы за нарушения ПДД стал слишком опасным в последнее время. Ряд крупных фирм и солидные банки, устав от произвола ГАИ и сколотившись в солидный пул, стали гонять по трассам машины-подставки. В машинах-ловушках сидели, казалось, обычные люди – готовые отстегивать и кланяться, кланяться и отстегивать – не отличишь. Будучи остановленными, они без разговору совали инспектору крупный отмазняк и, если тот брал без запинки, тут же и пришивали его к асфальту, не утруждая себя даже напутственной молитвой, не говоря уж об исповедовании работника ГАИ перед казнью. Словом, крупный капитал начал устанавливать порядок – кое-где и кое в чем пока только – однако сытая и безмятежная работа в ГАИ, приносившая любому сержанту во времена оные доходы, сравнимые с жалованьем председателей совета директоров компаний Sony, Columbia Pictures, БЪапйагс! ОН и European Air Bus 1пйиз1;гу вместе взятых, подошла к своему концу; теперь приходилось держать ухо востро и класть вместе со всей страной зубы на полку. Кто рисковал продолжать, кончал плохо.

На Ленинградском и Симферопольском шоссе все гаишники были отстрелены за одно лето, причем поголовно. Расстрела избежали лишь те, кто безвыходно просидели на больничном, а также и те, кто были убиты еще раньше, весной, до начала расстрельной эпохи – крутыми частниками и дальнобойщиками.

Зубы на полку, зубы на полку…

Неделю назад им повезло подработать в качестве крана плюс грузовика, перенеся по бревнышку свежий сруб для бани «нового русского» – от пилорамы, возле которой баня была срублена, и до фазенды, возле которой бане предстояло стоять. Баня была затеяна циклопическая – из пятнадцатиметровых бревен, перевозить которые можно было либо на лесовозе с фискаром либо по воздуху. Они запросили вдвое меньше лесовоза и выиграли тендер.

Работа оказалась, правда, тяжелой, опасной: пятнадцатиметровое бревно, подцепленное на трос, мотало в воздухе как маятник. Эти жуткие энергичные качки передавались, естественно, и вертолету. Два раза они чуть-чуть было сами не грохнулись, – вместе с бревном.

Иное дело вчера: возле Выселок, посреди поля на проселочной дороге, ведущей от села к кладбищу и разбитой вдрызг тракторами, застряла в грязи, засела по уши в хлябь похоронная процессия.

Они подоспели как раз вовремя! Работа оказалась на редкость удачной. В траурной процессии, месившей грязь по колено и выше, оказались на счастье большие спецы: профессиональный чикеровщик, пара стропальщиков и один помощник крановщика, причем настоящий, природный, а не какой-нибудь безработный профессор. Под гроб завели концы и вывесили его в воздухе ровно, ну как в кино, за три минуты – картинка для учебника и только! Посмотреть на работу – спорую, ловкую – загляденье!

До кладбища – тоже повезло – было рукой подать – всего километр с хвостиком. Гроб на тросе, конечно, немного отвис от встречного набегающего воздушного потока, но вполне в пределах разумных приличий, без развихляистых болтаний из стороны в сторону и легкомысленных кручений в плоскости, параллельной земле. Они тоже не ударили в грязь лицом – поднялись метров на двадцать пять над развесистыми кронами кладбищенских вязов и, подтянув покойника на лебедке под самое брюхо, зависли на некоторое время, замерли…

Конечно, траурную паузу несколько портил грохот винта, оглушающий гомон насмерть перепуганных кладбищенских ворон. Также, конечно же, торжественность и строгость прощания несколько развеяла метель из обрывков старых венков, лент, искусственных цветов и прочей кладбищенской утвари, поднятая воздушным вихрем. Но здесь был и некоторый несомненный плюс: – вьюга, прижимавшая провожающих к земле, заставляла их склоняться в глубоком земном поклоне и жмуриться, придерживая обеими руками головы, а также головные уборы… Боль утраты, таким образом, являлась не то чтоб налицо, а просто резала глаза.

Они медленно опустили гроб, точно попав в прямоугольник могильной пасти.

С глухим щелчком открылся – не заел! – дистанционный карабин, сбрасывая непарные серьги строп… Винт вертолета форсажно взвыл – они газанули, чтобы вытянуть из-под гроба стропы. С громким коротким треском стальные хомутки, серьги были успешно выдернуты из-под гроба и тут же ушли вверх, не успев даже хлестануть никого из провожавших освободившимися концами по скорбящей физии.

Вызволение строп было выполнено ювелирно – проведение этой операции совсем почти не перекосило в могиле гроб, практически ничуть не завалив его на бок.

Большая удача, виртуозное мастерство!

В целом ритуал удался вполне и прошел на высочайшем уровне, если не считать той мелочи, что свежевыкопанная рыхлая земля вокруг могилы была равномерно рассеяна винтом по окрестностям, и чтобы хоть чуть-чуть присыпать гроб, пришлось носить песок метров за триста – от оврага за кладбищем – носить пожарным ведром и проржавевшим тазом, найденными в полуразрушенном кладбищенском храме, традиционно используемом совхозом с незапамятных времен в качестве свалки негабаритного утиля.