Как построить космический корабль. О команде авантюристов, гонках на выживание и наступлении эры частного освоения космоса - Джулиан Гатри

Бинни знал двигатель SpaceShipOne лучше других. Он участвовал в его разработке на всех этапах, от конструирования сопла до подбора компонентов топлива. Кроме того, он был единственным пилотом Scaled, у которого был опыт полетов на сверхзвуковых реактивных самолетах (этот опыт он приобрел за 20 лет службы в авиации ВМФ США, в частности при выполнении десятков боевых вылетов в Ираке). Бинни также уцелел во время жутких испытательных полетов «Ротона» компании Rotary Rocket – варианта многоразовой ракеты, предложенного Гэри Хадсоном и Бевином Маккинни. Бинни был уверен, что, если бы летные испытания «Ротона» продолжились, неизбежно настал бы день, когда, поднявшись в очередной раз в кабину этого хитроумного конусообразного устройства, он уже не спустился бы из нее обратно на землю. Рано или поздно, но этот день все равно бы наступил.

Когда Берт смотрел на (или, вернее, сквозь) этого невозмутимого морского офицера в рубашке с короткими рукавами, с аккуратной прической, в брюках с отутюженными складками и в начищенных ботинках, он видел человека, который оставил непыльную бумажную работу в комфортабельном офисе в Пентагоне ради полетов на экспериментальных ракетах в пустыне Мохаве. Вот тебе и невозмутимый…

Брайан родился в 1953 году в Уэст-Лафайетте, Индиана, и был из тех парней, которые любят все, что летает или иным образом может отрываться от земли. Его отец был профессором физики в Университете Пердью, и семья обитала в жилом университетском корпусе, за полем для гольфа. Брайан вместе с двумя сестрами проводил долгие часы на этом поле, запуская самолетик, который приводился в движение резиновым жгутом, взлетал как ракета, а потом, опираясь на крылья, медленно планировал обратно на землю. Когда они еще жили в Шотландии (и мать, и отец Брайана были шотландцами), их дом был недалеко от школы Брайана, так что обедать он приходил домой. В 1960-м, когда ему было около семи лет, мать спросила его, кем он хочет стать, когда вырастет. Брайан серьезно задумался: «Неплохо бы футболистом, они такие знаменитые. А может, полицейским или пожарным». Мать покачала головой. «Нет! Будь я маленьким мальчиком, я хотела бы стать астронавтом», – мечтательно сказала она и заговорила о ракетах, звездах и планетах. Из всей семьи, наверное, только в ней одной сохранился дух авантюризма. Переворот в сознании Брайана случился, когда семья Бинни возвращалась из Шотландии в США. Выходя жарким летним днем из самолета в аэропорту Логан в Бостоне, Брайан вдруг почувствовал запах асфальта и самолетной гари, который просто ошеломил его, настолько он показался ему приятным. Он одновременно и возбуждал, и успокаивал. Брайан получил диплом бакалавра в области авиакосмической техники в Университете Брауна, диплом магистра термодинамики и еще один диплом магистра в области авиационной техники и самолетостроения в Принстоне.

Во время обучения в Принстоне Брайан познакомился с несколькими летчиками морской авиации США, которые уговаривали его попробовать полетать с ними. В самом деле, он мечтал о самолетах, изучал самолеты и работал с самолетами, но у него никогда не было денег, чтобы самому поуправлять самолетом. Но, как ни странно, отсутствие у него летного опыта в данном случае оказалось большим плюсом: путь к обучению на летчика ВМФ для него был свободен. Брайан преодолевал трудности легко, сдавая один экзамен за другим. Три года он обучался во Флориде и в конце концов получил «крылышки» летчика морской авиации, к которым относился столь же трепетно, как к своему обручальному кольцу. Обучение продолжалось: полеты с дозаправкой в воздухе, имитации воздушного боя, полеты в группе на небольшом расстоянии, ночные полеты, в том числе на малых высотах. Риск присутствовал в его жизни каждый день. Испытания были очень напряженными. Но Брайану все это нравилось, он прямо расцветал в одноместном самолете (сам, один в кабине!), хотя инструктор все-таки летел рядом, но в другом самолете. Один мужчина, одна машина, полет с риском для жизни – что может быть лучше! Но Брайан был не только отважным, но и мудрым человеком. Перед тем как садиться в самолет, он по многу раз прокручивал в уме каждый маневр. Он прорабатывал схемы полетов на ковре у себя в комнате и при этом мечтал о полетах на больших скоростях и со множеством маневров.

Его следующим заданием стало выполнение «смертельного номера» с искусственным торможением в конце: посадка F/A-18 «Хорнет» на авианосец в море. ВПП здесь была движущейся, и любая ошибка могла стать последней в его жизни. Длина полосы была не более 170 м, а скорость при посадке иногда доходила до 240 км/ч. После «прикорабления» он должен был зацепиться хвостовым крюком за один из четырех тормозных тросов, натянутых над палубой авианосца параллельно друг другу. Оптимальным вариантом считался захват крюком третьего троса. Идея посадки на полном газу вроде бы противоречила здравому смыслу. Но, если самолет не зацепится ни за какой трос, нужно, чтобы он имел достаточную скорость для взлета и захода на второй круг. При этом ВПП – палуба авианосца – поднималась/опускалась и раскачивалась.

Брайан выполнял одно и то же упражнение по 12–13 часов под неусыпным наблюдением чрезвычайно злого и придирчивого «авиабосса» (командира авиационной части авианосца). Он вылаивал в эфир задания, куражился как хотел, и угодить ему было невозможно. Долгое время Брайан отрабатывал летные навыки на авианосце «Лексингтон», на котором было только три тормозных троса. Каждый заход оценивался в диапазоне от A до F. Если пилот получал за полет оценку F, его вызывали на беседу к адмиралу, и его дальнейшая карьера была под угрозой. Еще Брайан тренировался на авианосце «Энтерпрайз», на котором было четыре тормозных троса. Однажды, уже во время тренировок на авианосце «Индепенденс», в северную часть Филиппинского моря вошел тайфун, и всех пилотов срочно отзывали на авианосец. Брайан в это время заходил на посадку и послал свой позывной сигнал (содержащий информацию о типе самолета и количестве топлива), чтобы члены палубной команды придали тросам нужное натяжение. Когда он приблизился к корме корабля, нос «Индепенденс» вдруг пошел вниз, а корма, соответственно, начала подниматься. Брайан увидел торчащие из воды вращающиеся винты. Офицер визуального управления посадкой (отвечающий за то, чтобы летчики остались живы) спокойно сказал: «Палуба поднялась. Идете правильно. Продолжайте посадку». Отношения между пилотом и офицером, управляющим посадкой, были жестко регламентированы. «Придется поверить, – подумал Брайан. – Понял вас, сажусь». Конечно же, палуба пошла обратно, он сел и зацепился за трос, то есть выполнил штатную посадку, несмотря на бушующее море.

Еще сложнее были ночные тренировки. Высшая оценка в лексиконе ВМФ – «о’кей». Не «отлично» и даже не «хорошо», а «нормально». Каждый пилот хочет услышать это «о’кей». Тогда следующие 15 минут (или, по крайней мере, пока ему не скомандуют снова выруливать на взлет) он может чувствовать себя Кинг-Конгом. В качестве летчика Брайан участвовал в операциях «Щит пустыни», «Буря в пустыне» и «Южный дозор». В ходе операций в Ираке он совершил 33 боевых вылета, главным образом на F/A-18. В отставку он вышел в 1998 году в возрасте 45 лет в звании коммандера ВМФ.

Не желая переселяться в кабинет-клетушку в Пентагоне, он начал искать другую работу, на которой мог бы снова летать. Увидев объявление о вакансии летчика-испытателя для экспериментальной ракеты в пустыне Мохаве, он очень заинтересовался этим, послал заявку и получил работу в Rotary Rocket. Он, его жена и трое детей жили тогда в Пойнт-Мугу в Южной Калифорнии, и, по сравнению со многими другими базами, которые они в разное время называли своим домом, это место казалось им просто земным раем: горы, Тихий океан, поля для гольфа и поля клубники. И все это они оставили ради сухого и плоского городка Розамонд в 20 км к югу от Мохаве и в 20 км к западу от базы ВВС Эдвардс. Брайан всегда считал свою жену Валери, которую называл просто «Баб», ангелом и теперь в очередной раз смог в этом убедиться.

Как его семья не была готова жить в пустыне, так Брайан не хотел жить гражданской жизнью. Переход от военного быта к жизни в Мохаве был для него как вход в Сумеречную зону. В Rotary, по его понятиям, не существовало никаких правил. Все было каким-то текучим, неопределенным. Графики были неструктурированными и расплывчатыми. Некоторые сотрудники выглядели и говорили скорее как агитаторы, чем как инженеры. Как-то Брайан увидел парня с зелеными волосами и кольцами в носу и спросил: «Это еще кто? Что он тут делает?» Ему ответили: «Ты с ним поаккуратнее, приятель. Этот парень разрабатывает приборы для управления полетами». Когда он услышал, как некоторые сотрудники говорят об употреблении наркотиков (изредка, для развлечения), он потребовал обсудить это, сказав, что не собирается лететь в ракете, построенной наркоманами. Его снова подняли на смех. Он не верил ни единому слову в «графиках» Rotary относительно одобрений, лицензий и летных испытаний. Он видел, как медленно шевелится ее руководство. Тем не менее деньги в Rotary шли, а обещали их еще больше.