Крупская - Людмила Кунецкая

Все пришлось начинать заново. Нужно было обживать особняк. Надо было привлекать для работы в различных отделах и комиссиях новых людей, создавать вокруг внешкольного отдела широкий общественный актив.

Надежда Константиновна настолько не привыкла к отдельному кабинету, к секретарям, к нормальным условиям, что претензии отдельных молодых работников ее первое время обескураживали. Как-то в ее рабочий кабинет ворвался молодой товарищ. "Я не могу так работать, это безобразие!" — закричал он от дверей. Крупская оторвалась от разговора с Зинаидой Павловной Кржижановской, прищурила близорукие глаза: "Что случилось?" — "Какая же это работа, когда у меня нет даже письменного стола!" Короткая пауза. "Возьмите мой, пожалуйста, а я как-нибудь устроюсь", — вдруг сказала Надежда Константиновна. Товарищ умолк и стал медленно наливаться краской. Зинаида Павловна на басовых йотах с расстановкой сказала: "Надежда! Как ты можешь, — ведь ты за-ве-ду-ю-щая!" Молодой сотрудник вылетел из кабинета, а Надежда Константиновна смущенно объяснила Кржижановской: "Ты знаешь, Зина, это я непроизвольно. Ведь нужен ему стол?"

По инициативе Надежды Константиновны образуются различные курсы для местных работников. В апреле 1918 года в "Известиях" было помещено следующее объявление:

"Подотдел народных университетов внешкольного отдела Комиссариата по народному просвещению настоящим приглашает лиц, желающих работать в области народных университетов, высших крестьянских школ, в качестве консультантов, экспертов, авторов книг, членов комиссий по разработке программ и руководств различных курсов, народных чтений, лекций, практических работ и т. п. — пожаловать для личных переговоров или сообщить письменно в подотдел народных университетов: Москва, Остоженка, 53 (угол Крымской площади), тел. 2-99-38. Прием ежедневно от 12 до 2 час".

В первый период после переезда в Москву центр тяжести работы Надежды Константиновны — школы для взрослых; в стране, свершившей революцию, огромное число рабочих и крестьян не умеют ни читать, ни писать. Но уже в эти дни она думает о рабочих клубах, о библиотеках, о политехническом обучении. Ее работоспособность поразительна. До позднего вечера она в Наркомпросе — текущие неотложные дела, дома творческая работа.

У них с Владимиром Ильичей за долгие годы эмиграции выработался свой распорядок дня, Ленин работал до глубокой ночи. Ему была нужна тишина. Часов в 11 Надежда Константиновна ложилась спать. Зато вставала она в 5–6 часов утра и до работы, в светлые утренние часы, успевала написать иногда несколько статей, ответить на ряд писем. Завтракать садились все вместе: Надежда Константиновна, Владимир Ильич и Мария Ильинична.

Быт в Кремле налаживался. Квартира была удобной и уютной: четыре небольшие комнаты. Спальня Владимира Ильича и Надежды Константиновны, рабочая комната Крупской, комната Марии Ильиничны и столовая. Часто ночами их будили телефонные звонки, приходили срочные телеграммы. Положение молодой Страны Советов все осложнялось. Шла гражданская война, надвигался голод. В Москве началась спекуляция хлебом. Владимир Ильич вел беспощадную борьбу со спекулянтами.

Редко Ульяновы бывали теперь вместе. Как-то решили поехать на Воробьевы горы. В Москве Ленина мало знали в лицо, и можно было спокойно ходить и ездить по городу, беседовать с людьми. Во время этой прогулки они разговорились с каким-то крестьянином. Надежда Константиновна подошла к нему, спросила, как дела, как с хлебом. "Что же, жить неплохо теперь, хлеба у нас много, ну и торговать хорошо", — степенно заговорил мужик. И вдруг из его слов обнаружилась такая звериная кулацкая сущность, что у Крупской дух захватило. "В Москве голодно, боятся — совсем хлеба скоро не будет. Хорошо сейчас за хлеб платят, большие деньги дают. Надо только торговать уметь. У меня вот семьи такие есть, хлеб им ношу, без хлопот деньги получаю…"

К ним подошел Владимир Ильич и стоял, молча прислушиваясь к разговору. Кулак назвал несколько адресов. "Где это?" — спросила Надежда Константиновна. Тот удивился: "Городская, а не знаешь?" — "Я не московская, из Питера". — "Бона! Это откуда Ленин приехал? Мешает он нам, крестьянам. И не поймешь его никак. Для своей жены собирает по деревням швейные машинки, у моей дочери отобрали. Говорят, весь Кремль машинками завален". Сколько было тупой ненависти в его словах, конечно, он не мог представить себе Ленина, не отбирающего чего-то в свою пользу.

И Надежде Константиновне в Наркомпросе тоже приходится не только бороться за новую школу, не только организовывать работу со взрослыми, но и прежде всего внедрять новое отношение к учащимся в сознание учителей. Медленно, очень медленно поворачивался учитель лицом к новой, марксистской педагогике. Условия на местах были трудные. Многим казалось, что Советская власть ненадолго, и они выжидали.

Лето 1918 года было невероятно тяжелым. Кулачье поднимало восстания, прятало хлеб. Начали наступление немцы, во Владивостоке высадились японцы и американцы, подняли мятеж чехословаки. Зрели многочисленные белогвардейские заговоры. Левые эсеры 6 июля подняли мятеж в Москве. Правые эсеры, разбившись на боевые группы, ступили на путь террора.

30 августа Владимир Ильич получил телеграмму, что в 10 часов утра убит председатель Петроградской ЧК Урицкий. Туда выехал Дзержинский. В этот день Владимир Ильич должен был дважды выступать по путевкам Московского комитета партии — в Басманном и Москворецком районах. У Надежды Константиновны после обеда продолжалось заседание съезда по народному образованию во 2-м МГУ (сейчас педагогический институт имени Ленина).

Заседание окончилось, Крупскую окружили учителя, и так все вместе пошли к выходу. У подъезда стоял автомобиль, и Надежда Константиновна предложила знакомой учительнице: "Садитесь, мы вас подвезем". За рулем сидел незнакомый шофер. "Товарищ, мы сначала поедем в Замоскворечье, а потом в Кремль". Тот кивнул и дал газ, машина рванула вперед.

Надежда Константиновна удивилась, увидев, что они мчатся к Кремлю, однако не успела ничего сказать. У ворот машина остановилась, шофер открыл дверцу и каким-то странным голосом сказал учительнице: "Здесь вам придется выйти". Надежда Константиновна изумилась, но что-то в лице шофера помешало ей настаивать на поездке в Замоскворечье. У подъезда здания правительства их встретил шофер Владимира Ильича Степан Казимирович Гиль. "Надежда Константиновна, на заводе Михельсона…", но она уже все поняла: "Жив Ильич, скажите только — жив?"

Крупская шла по коридору, путь казался бесконечным.

Дверь квартиры распахнута, в прихожей снуют люди, На Вешалке чьи-то пальто. Первым она увидела Свердлова, ее поразило выражение его лица. "Почему у него такое лицо? Неужели конец?" — мелькнула мысль. "Пройти надо было маленькую комнатушку, но этот путь мне показался целой вечностью. Я вошла в нашу спальню. Ильичева кровать была выдвинута на середину комнаты, и он лежал на ней бледный, без кровинки в лице. Он увидел меня и тихим голосом сказал минуту спустя: "Ты приехала, устала. Поди ляг". Слова были несуразны, глаза говорили совсем другое: "Конец". Я вышла из комнаты, чтобы его не волновать, и стала у двери так, чтобы мне его было видно, а ему меня не было видно".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});