Ледяной смех - Павел Северный

— Кого ищете? — спросила Настенька.

— Приказано умалишенных кончать. По озеру много их плутает. Счастливого пути.

Всадники ускакали по звенящему льду.

— Господи, как все ужасно. Убивают несчастных по приказу, чтобы не пугали заблудившихся. Господи, неужели так возможно в жизни.

А смех все доносился и доносился услужливым утренним эхом. Встреча с всадниками напомнила о кошмаре прожитой ночи, все радостное в четырех душах смолкло, и снова хотелось только молчать, коченея от холода.

Реальные следы людской трагедии на льду Байкала начались сразу за грядой торосов, которые в разломах льда мороз успел сызнова спаять воедино. Торосы дыбились самыми причудливыми формами. Здесь, видимо, было больше всего разломов ледяного покрова.

Настенька первая увидела вмерзших в лед людей и лошадь. Вскрикнув от испуга, она нарушила общее оцепенение. Пигулевский с Певцовой побежали к несчастным. Певцова от увиденного прикрыла лицо руками. Погибших было трое. Льды в разломе раздавили лошадь и людей в санях. Лица взрослых не видны. Только лицо девочки с русой косой было фарфоровым с голубыми глазами, левый лопнул от мороза.

Объезжая преграждавшие путь торосы, слушали доносившийся смех. Всюду были памятки о пережитой людьми трагедии. Встречались трупы, распростертые по льду, как кресты. Это падали выбившиеся из сил и замерзали. Встречались мертвые в группах, напоминавших своим видом о том, что люди, стараясь спасти жизнь, сохранить в себе тепло, сжимались в комки.

Вновь заставила остановиться наполовину сгоревшая ковровая кошева. Она еще дымилась. Ее жгли, чтобы согреть в себе жизнь, седоки. Людей возле нее не было, но валялись раскрытые чемоданы с разворошенным добром и окованные железом сундуки.

Совсем неподалеку от кошевы в торосах уснули вечным сном два солдата в обнимку.

Попадались бродившие по льду лошади с пустыми санями, растерявшие по разным причинам в ночной темноте своих седоков.

***

Бежит солнечное время, бежит лошадь с четырьмя путниками. Торосы перемежаются с ледяными сугробными просторами.

Смолкает и вновь начинает звучать охотно разносимый эхом неведомый смех, скребущий своей тайной сознания путников. Их мучит назойливый вопрос, кто и над чем смеется в солнечном величии, нарушая тишину ледяного и снежного безмолвия.

Лошадь бежит теперь весело. Похрустывает лед под ее копытами. Тень от нее и путников в санях, утягиваясь в сторону, ломает линии очертаний на волнистых сугробах.

Но вдруг лошадь шарахнулась в сторону. Из-за кошевы с лежащими около нее мертвыми людьми и лошадьми выбежал, заливаясь смехом, бородатый мужчина в длиннополой черной шубе с винтовкой в руках.

Увидев путников, он, подпрыгивая, не переставая смеяться, начал кружить около кошевы, но неожиданно кинулся за санями с путниками, стреляя из винтовки.

Пигулевский выстрелил в воздух, но незнакомец продолжал, стреляя, бежать за санями. Неожиданно лошадь, осев на задние ноги, упала и по инерции от разбега ползла по чистому льду.

Прыгающий и смеющийся человек бежал за санями. Настенька, в ужасе прижавшись к Муравьеву, прикрывала его от подбегавшего к саням безумца. Он был всего в нескольких саженях, когда в него выстрелила Певцова.

Бежавший, как будто споткнувшись, продолжая смеяться, вскинул руки, выронил винтовку, упал на лед и, вскрикнув, замер.

Через минуту, придя в себя от пережитого, путники молча стояли около своей убитой лошади, позабыв, что в нескольких шагах от них лежал только что убитый человек.

4

Минули два дня.

Над Байкалом опять метель со снегопадом, но ветер без вытья. Снег идет густо.

На скалистом берегу озера совсем рядом со станцией Танхой Кругобайкальской железной дороги нашло место селение рыбаков.

Над Байкалом непогода, а в избе рыбачки уютно четырем путникам от радушия седовласой хозяйки, от тепла по-жаркому истопленной русской печи.

Бревна в избе серые, с блеском, в глубоких трещинах, будто не из дерева, а из старинного серебра. Байкальские ветры по-особому сушат дерево, заставляя его петь даже от ударов по нему дождевых капель. В переднем углу икона, позеленевший медный складень, но лампадки перед ней нет.

В простенке между узкими окнами ходики с гирьками на цепочках однотонно отстукивают секунды. Их стрелки на пути к полуденному часу.

Пол в половиках из цветных лоскутов.

У порога, свернувшись кленделем по погоде, лежит рыжая, остроухая лайка, уже привыкшая к нежданным квартирантам.

Хозяйка ушла помочь по хозяйству недавней роженице. Настенька Кокшарова на печи под стеганым одеялом. Она жестоко простудилась, надрывно кашляет, высокая температура доводит ее до бреда. Руки заботливой хозяйки натерли ее скипидаром с рыбьим жиром, напоили горьким отваром из каких-то дурманно пахнущих трав.

Муравьев лежит на лавке, подложив под голову руки. У него на помороженных щеках бурые пятна.

Певцова ходит по избе в носках из грубой шерсти.

Пигулевский ушел на станцию Танхой. Он надеется уехать с чешским эшелоном. Со вчерашнего дня они начали проходить, нарушая горную тишину гудками паровозов и четким стуком колес на стыках рельс…

Все они почти позабыли о пережитом на озере в буранную ночь, а прошло только два дня, когда они при густом пурпуре заходящего солнца, чтобы не замерзнуть, впрягаясь в сани поочередно, добрели по Байкалу до берега с избами, над которыми из труб вились горностаевые хвосты дыма, пахнущие свежевыпеченным хлебом. Появление их у избы крайней к озеру было встречено громким лаем собаки и ласковым взглядом добрых женских глаз.

Обретая неожиданный, но такой необходимый приют, путники жадно поели копченых омулей с картошкой и легли спать. Но на следующее утро каждый по-своему ощутил травмы в организме. Легче всех отделались Пигулевский и Певцова. Встряска организму Муравьева принесла пользу. У него не поднималась температура и только все еще была удручавшая его слабость.

Вчера вечером при огоньке жирника в глиняной плошке на столе, когда хозяйка избы чинила сеть, неожиданно просто разрешился, казалось, неразрешимый вопрос о будущем четырех путников.

Разговор затеял Пигулевский. Высказав мысль о дальнейшем пути, он клятвенно уверял, что найдет способ всех устроить в чешском эшелоне, даже не прибегая к звону золота. Предложение поручика было встречено без особого интереса, хотя никто не сомневался, что Пигулевский сможет выполнить задуманное.

Настенька, пересиливая кашель, заявила, что дальше никуда не поедет. Но тотчас добавила, что ее категоричное решение ни к чему не обязывает Муравьева и Певцову.

Настенька спокойно пояснила, что мысль остаться на Родине у нее зародилась еще в Красноярске, когда она поняла, что смерть отца обязала ее понять всю бессмысленность отъезда за границу, а все передуманное и пережитое в пути заставило ее быть твердой при выполнении задуманного.

Говоря, Настенька не сводила глаз с Муравьева, слушавшего ее доводы с низко склоненной головой. Замолчав, Настенька ждала, что скажет Муравьев, но он молчал. Тогда она спросила его:

— Почему молчите, Вадим?

— А о чем говорить, дорогая? Мы же должны быть вместе.

— Спасибо, Настенька, за каждое твое слово. Я тоже не смогу жить без России, — шепотом сказала Певцова, пересиливая волнение, и громко разрыдалась.

Хозяйка, оставив работу, подойдя к ней, погладила ее по голове.

— Так скажу, молодые люди. На роду, видать, нам написано женским разумением развязывать тугие узелки жизни. Стало быть, останетесь? А оно иначе и не могло быть. Совесть у вас сильнее страха. Рада вам, ежели останетесь со мной. Одной иной раз от тоски муторно, особливо зимой, когда ночи длинные. Не серчайте, что в разговор вошла. Потому жалела вас, узнав, что готовы жизнь свою мочалить в чужих краях.

Поправив фитилек в плошке, хозяйка начала ставить самовар. Настенька спросила Пигулевского:

— Вы тоже останетесь?

— Нет, Анастасия Владимировна, я не останусь. И причины позвольте не объяснять. Они недавно были вам понятны. Княжна, дайте сигареты.

— Возьмите, они в чемодане.

Пигулевский, открыв чемодан, взял сигареты и, одевшись, вышел из избы…

Потом пили чай, слушая рассказы хозяйки о жизни байкальских рыбаков, о том, что в пучинах озера могила ее мужа. Легли спать и долго от своих мыслей не могли заснуть…

Услышав шаги в сенях, лайка, вскочив, завиляла хвостом. В избу вошел в клубах морозного пара Пигулевский.

— Прошу поздравить!

— Неужели так легко устроились?

— Устроился. И даже могу предложить всем вам через час оставить берега Байкала. Знаю, что не передумаете. Но не предложить еще раз не мог. Итак, сборы мои коротки, а потому, дорогие друзья, по русскому обычаю перед дорогой присядем. Вы, Настенька, не беспокойтесь.