Северное сияние - Нора Робертс

Инструменты, походная плитка и стулья остались в сохранности, а вот шкаф, в котором, по-видимому, хранились припасы и виски, был распахнут настежь и опустошен.

Ему попались специальные противогололедные накладки на подошву — надо будет и себе такие купить. Аптечка, запасные рукавицы, шапка, старая, выношенная парка, снегоступы и несколько теплых одеял.

Снегоступы висели на стене, как раз под одной из кричащих надписей. Когда их в последний раз надевали, определить было невозможно.

Газ для плитки, весы для взвешивания улова, два устрашающего вида ножа. Журналы, портативный радиоприемник. Запасные батарейки.

Ничего такого, что не должно лежать в рыбацком домике на Аляске.

Он вышел и обогнул домик. Посмотрел на самолет Мег и туда, где начинался ее лес.

Попробовал представить, как Эд Вулкотт, крепкий мужчина при всей его надменности, рыщет по лесу на снегоступах.

ГЛАВА 20

Всю неделю разговоров только и было что о лосе. Одни подтрунивали над тем, как он избавил город от сохатого, другие поздравляли.

Про себя Нейт решил, что этого лося ему послал господь. Хотя бы на время город перестал муссировать тему убийства и смерти.

Он раздумывал, как бы вернуться к разговору с Кэрри и как сделать, чтобы она не захлопнула дверь перед его носом. Известие о том, что тело готовы выдать родным и оно уже кремировано, а Мег предстоит везти Кэрри в Анкоридж за прахом, придало ему решимости.

— Я должен лететь с тобой.

— Послушай, шеф, и без тебя поездка предстоит нелегкая, не надо ей лишний раз напоминать об обстоятельствах его гибели.

— Не собираюсь никому ни о чем напоминать. Я должен с ней увидеться незамедлительно. Будем ждать тебя у реки.

— Нейт! — Она натянула сапоги. — Если ты считаешь, что городская полиция должна при этом присутствовать, пошли Отто или Питера. Думай что хочешь, но ты для Кэрри — что красная тряпка для быка.

— Будем ждать тебя у реки, — повторил он. На полпути к выходу его осенило: — Рок и Булл — это из «Рокки и Булвинкля»? — Он наконец вспомнил популярный муль-тик, где летающая белочка Рокки и ее закадычный дружок, лось Булвинкль, борются за справедливость.

— Ну, до тебя и доходит… Или детство было тяжелое?

— Да нет. Я просто сначала думал, у них у обоих мужские имена. Как у боксеров. Звучит, по крайней мере, так. Рок… Булл…

Кончики ее губ поползли вверх. Как он умудряется вызвать у нее улыбку, даже когда она злится?

— Вообще-то, есть такой борец — Рок.

— Ну, это почти то же самое. Встречаемся через час. Подчиненных он уже уведомил, что летит в Анкоридж, — вызвав не менее скептическую реакцию, чем у Мег. Поэтому сейчас он поехал прямиком к Кэрри.

Нейт еще шел по дорожке, когда дверь распахнулась. Она стояла в проеме в черном свитере и брюках.

— Можете прямо сейчас развернуться и возвращаться в машину. Я не обязана с вами разговаривать и не обязана пускать вас в дом.

— Кэрри, всего пять минут. Мне не хотелось бы кричать через дверь. Думаю, вам это тоже не понравится. Для нас обоих будет легче, если вы уделите мне эти пять минут — тем более что через час нам вместе лететь.

— Я не хочу, чтобы вы ехали со мной.

— Это я понимаю. Если после того, что я вам скажу, вы не измените своего мнения, я пошлю вместо себя Питера.

На ее лице отразилось сомнение. Потом она развернулась и вошла в дом, оставив дверь открытой.

Нейт проследовал за ней и закрыл дверь. Она стояла в гостиной, повернувшись к нему спиной и скрестив на груди руки. Костяшки пальцев побелели.

— Дети дома?

— Нет, в школу отправила. Им легче, когда они занимаются обычными делами, общаются с друзьями. Они по возможности должны жить обычной жизнью. Как вы вообще смеете сюда являться? — Она развернулась. — Как вы смеете являться сюда в день, когда мне предстоит привезти домой прах моего мужа? У вас нет ни сердца, ни сострадания?

— Я пришел как официальное лицо и должен сообщить вам нечто конфиденциальное.

— Официальное лицо! — выплюнула она. — Что вам нужно? Мой муж умер. Умер и не может защитить себя от тех ужасных вещей, которые вы о нем говорите. В этом доме я не позволю вам говорить эти вещи. Это дом Макса, и вы не будете здесь поливать его грязью.

— Вы его любили. Достаточно ли сильно, чтобы обещать мне: то, что вы сейчас услышите, дальше этих стен не пойдет? Вы никому этого не расскажете, Кэрри. Никому.

— Вы еще смеете спрашивать, любила ли я…

— Да или нет? Я жду ответа.

— Какой мне интерес пересказывать ваше вранье? Говорите, что нужно, и уходите. Обещаю, что в момент забуду о вашем визите.

«Придется довольствоваться этим», — решил он.

— Я убежден, что Макс был в горах с Патриком Гэллоуэем, когда тот погиб.

— Идите к черту.

— Я также убежден, что с ними был кто-то третий.

У нее задрожали губы.

— Кто это — третий?

— Они ушли втроем, а вернулись вдвоем. Уверен, в смерти Гэллоуэя повинен этот третий. И он же убил Макса, а обставил все так, словно это было самоубийство.

Она смотрела на него широко открытыми глазами. Руки опустились и неуверенно нащупали спинку стула. Она в оцепенении опустилась на сиденье.

— Я вас не понимаю.

— Всех подробностей я вам сообщить не могу, но мне необходимо ваше содействие… Ваша помощь, — поправился он. — Чтобы доказать, что я прав. С ними был третий, Кэрри. Кто?

— Я не знаю. Господи, я не знаю! Я… Я вам сразу сказала: Макса убили. Я говорила вам, он не убивал себя. И сержанту Кобену говорила. И продолжаю говорить.

— Я знаю. Я вам верю.

— Вы мне верите? — На глаза ее навернулись слезы и покатились по щекам. — Вы мне верите!

— Да. Но дело в том, что медицинская экспертиза подтвердила версию самоубийства. У Кобена могут быть свои сомнения, интуиция и даже кое-какие улики. Но у него нет той заинтересованности, как у нас. И времени, и места, чтобы копаться в этом. Нам ведь придется вернуться на шестнадцать лет назад. Вам, Кэрри, надо будет вспомнить все подробности тех дней: что вы чувствовали, о чем думали, с кем разговаривали. И все это должно остаться между нами. Боюсь, что вы в опасности.

Она смахнула слезы.

— Не понимаю.

— Если наше предположение верно и кто-то убил Макса из-за той давней истории в горах, этот «кто-то» вполне может за вами наблюдать. Он сейчас гадает, что вам известно, что вы помните, что вам мог рассказать Макс.

— Вы считаете, мне грозит опасность?

— Я считаю, вам надо быть очень и очень осторожной. Вы не должны ни с кем обсуждать то, о чем мы с вами говорим. Ни с кем, даже с детьми. Ни с лучшими подругами, ни со священником. Ни с кем. И я бы хотел, чтобы вы позволили мне покопаться в личных вещах Макса, в его бумагах. И здесь, и в редакции. Но чтобы никто об этом не знал. Еще я хочу, чтобы вы мысленно вернулись в тот февраль. Что вы делали, что делал Макс, с кем он общался, как себя вел. И все записывайте.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});