Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Но это все правда, — отозвалась ее мать. — Сестра Аполлония рассказывала мне, как ты ждала нашего с Жослином возвращения. Ты простила меня, но в глубине души все еще сердишься.

Девушка с нежностью посмотрела на Лору.

— Мама, давай больше не будем говорить об этом. Мне повезло, что меня взяли на воспитание монахини. Они были ласковы, заботились обо мне, Бетти меня баловала… Я не должна жаловаться. Теперь я вновь обрела любящую мать, у меня есть друзья и некое подобие семьи — я говорю о Маруа. И есть возлюбленный, самый красивый на земле.

«Метис! — подумала Лора. — Лесоруб, который всегда будет переходить с одной делянки на другую. Эрмин испортит себе жизнь, если выйдет за него замуж!»

Ответила же она успокаивающим голосом следующее:

— Дорогая, я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Об этом не беспокойся.

* * *

Валь-Жальбер, 24 декабря 1930 года

Поселок почти полностью засыпало снегом, который шел непрерывно целую неделю. Глубина белоснежного пушистого одеяла достигала трех футов. Прижавшись носом к стеклу, Эрмин любовалась преобразившейся улицей Сен-Жорж. На крышах соседних домов и на навесах громоздились снежные шапки. Огромные сугробы погребли под собой крылечки и деревянные настилы дорожек.

Элизабет готовила рождественский ужин, но вяло, без настроения. Жозеф зарубил петуха, и теперь он тушился в коричневом соусе.

— Странное дело, Бетти! Выпало столько снега, что не стало видно фундаментов домов. Кажется, что улицы исчезли!

— Некому их расчищать, — со вздохом отозвалась молодая женщина. — Раньше по улицам ездили машины, телеги, грузовики и прибивали снег. А теперь, даже если нас совсем занесет снегом, важные господа с фабрики не придут расчищать нам дорожки!

— Я спрашиваю себя, как живется в такое время в лесу бедным лесорубам, — сказала Эрмин. — Раньше эта мысль не приходила мне в голову. Они наверняка мерзнут, и кормят их плохо…

Она очень волновалась о Тошане. Жизнь на лесоповалах была опасной и полной трудностей.

— Они живут в хижинах, у них есть женщина, чтобы приготовить еду и просушить белье, — пробормотала Бетти неохотно. — Но некоторые из них пьют слишком много спиртного. В былые времена отец Бордеро навещал поселковых лесорубов, и часто они не были рады его видеть. Этим людям не хотелось слушать проповеди, а еще меньше — упреки!

После преждевременных родов молодая женщина сильно изменилась: перестала радоваться жизни и совсем не следила за собой. Волосы она теперь повязывала платком и носила старое серое платье. Такой наряд старил ее лет на десять, не меньше. Эрмин это очень расстраивало.

— Бетти, почему ты не поставила елку? — тихо спросила она. — Эдмон очень расстроился. У нас еще есть время. Я могу тебе помочь.

— Ну конечно! Ты пойдешь в лес, где снегу по пояс, и срубишь дерево? — иронично отозвалась хозяйка дома. — Жозефу нужно было позаботиться об этом и самому все сделать. Я не пойду в церковь. Корова все время лежит. Думаю, вечером она отелится.

Эрмин ответила не сразу. Она как раз думала о том, что яркое радостное пламя, которое зажглось в ее душе с приездом матери, превратилось в кучку раскаленных красноватых углей.

«Хотя от них по-прежнему исходит тепло», — утешила себя девушка.

Элизабет словно прочла ее мысли.

— У Лоры все в порядке? — спросила она.

— Иногда — да, иногда — не очень, — ответила Эрмин. — Последняя метель напугала даже экономку, а ведь Мирей родилась в этих краях. Но мама не испугалась. Думаю, у нее очень сильный характер.

— Жаль только, что из-за снегопада почта опаздывает. Сегодня утром почтальон не приходил. Бедная моя Мимин, мне кажется, Шардены тебе не ответят.

— Я отправила письмо три недели назад. Может, они еще не успели его получить. Только бы оно дошло! У меня ведь не было точного адреса.

Это был их с Элизабет секрет. Только мадам Маруа знала, что девушка написала своим бабушке и дедушке, указав на конверте: «Семья Шарден, город Труа-Ривьер».

— Если повезет, местный почтальон поймет, о ком речь, — сказал им начальник почтового отделения.

Эрмин не послушалась предостережений матери, тем более что некоторые части ее рассказов казались девушке туманными. Эрмин догадалась о существовании какой-то недосказанности, какой-то тайны, и, несмотря на нежелание расстраивать Лору, решила связаться с семьей отца.

— Не волнуйся, из домашних никто об этом не знает, — сказала ей Элизабет. — У Симона своих дел хватает. Знаешь ли ты, что весной он решил уехать? Я потеряла ребенка, поэтому у него нет причин оставаться в поселке. А у меня больше не будет детей, Мимин. Я уверена, что носила маленькую девочку. Я думаю только об этом и во всем виню Жо. Он больше не прикоснется ко мне, я поклялась в этом на своем крестильном крестике!

Молодая женщина, заговорив об этом, нарушила строжайшее правило, предписывавшее благочестивым и сдержанным супругам не посвящать в такие вещи детей. Эрмин невольно покраснела. «Он больше не прикоснется ко мне!» Эти простые слова приподняли покров таинственности над интимной жизнью супружеской четы, отчего акт сотворения ребенка вдруг стал шокирующе реальным.

— Бетти, скажи, ты жалеешь о том, что выбрала Жозефа в мужья? — спросила Эрмин. — Я вижу, что ты несчастлива. Может, с другим, более нежным и не таким властным мужчиной тебе жилось бы веселее?

Элизабет положила ложку, которой взбивала сливки. Теперь нужно было добавить в белую массу нарезанные орехи пекан и кленовый сироп.

— О таких вещах никто не может знать заранее, Мимин. В твоем возрасте я с ума сходила от любви к Жозефу. Когда мы только поженились, мне казалось, что передо мной открылись ворота рая на земле. Но годы проходят… Может, Жо прав, и было бы хорошо, если бы вы с Симоном поженились. Вы хорошо ладите и уважаете друг друга, этого довольно для создания крепкой семьи. Ты уже достаточно взрослая, чтобы выйти замуж.

У Эрмин появилось желание заткнуть уши. Вот и Бетти о том же… Однажды вечером, в четверг, когда Ханс Цале уехал, преподав девушке очередной урок, Лора заявила, что видит в нем идеального спутника жизни. «Музыкант, галантен, образован, прекрасные манеры, говорит по-английски! Он всюду следовал бы за тобой, куда бы ты ни поехала!» — говорила мать.

Эрмин принялась перетирать вымытую посуду. По лестнице спустился Эдмон. Мальчик простудился, и мать не разрешала ему вставать с постели. В пижаме, босоногий, он подбежал к Эрмин.

— Что случилось, Эд? Быстренько возвращайся в кровать!

— Нет, Мимин! Мне скучно в спальне. Скажи, мне можно побыть в твоей комнате?

— Идем, постреленок! Я принесу тебе лечебную настойку и поставлю диск с рождественскими песнями, — пообещала девушка.

— Мне больше нравится слушать, как ты поешь! — воскликнул Эдмон. — Тем более что сегодня вечером я не пойду в церковь и не смогу послушать твои песни.

Эрмин постаралась утешить мальчика, устроив ему настоящее гнездышко из одеял и подушек. Был канун Рождества, и ей хотелось быть веселой и беззаботной.

— Эд, дорогой, будь послушным мальчиком. А я схожу в хлев, дам сена Шинуку и посмотрю, как там наша корова. Твоя мама думает, что теленок родится сегодня.

— Но тебя ведь с нами не будет! — захныкал мальчик.

Из разговоров своих старших братьев он понял, что сегодня после мессы Эрмин уйдет к Лоре и останется там на ночь.

— Арман говорит, что твоя мама украсила большую елку и повесила на нее электрические гирлянды, которые светят ярко-преярко! Вчера, когда стемнело, он заглядывал в окно.

— Если ты постараешься выздороветь, я возьму тебя с собой к маме в гости и думаю, для каждого из вас под елкой найдется подарок. Но только никому не рассказывай. Это сюрприз!

Убедившись в том, что мальчик согласен лежать в кровати, девушка надела ботинки и толстую шерстяную куртку. Элизабет сидела в кухне и чистила картошку.

— Надень шапочку и шарф, Мимин. Снова начинается снегопад. Валь-Жальбер скоро совсем исчезнет под снегом, если так пойдет и дальше. Я живу здесь восемнадцать лет и ни разу не видела, чтобы столько снега выпало в декабре!

— А мне это даже нравится! — призналась девушка. — Но Симону и Жозефу приходится нелегко! Им ведь надо не только дойти до фабрики, но и вернуться обратно. А по такому снегу трудно идти даже в снегоступах! Местами я проваливаюсь по колено!

— На то они и мужчины. Скоро они соберутся за столом, голодные, с обсыпанными инеем усами и окоченевшими пальцами. И я должна их накормить, дать им чистое белье, — сквозь зубы пробормотала Элизабет.

Эрмин поспешила выйти из дома во двор. Холод взбодрил ее. Ветер во дворе совсем не ощущался. Девушка вошла в хлев. Шинук приветствовал ее ласковым, почти музыкальным ржанием. Корова, которую Жозеф назвал Эжени в честь нелюбимой тетушки, лежала на боку. Ее раздутый живот рывками опускался и поднимался. Увидев Эрмин, она испустила пронзительное мычание.