Мертвые незнакомцы - Итан Блэк

– Кто там? – раздается в интеркоме женский голос.

– Конрад Воорт. Я надеялся поговорить с генералом Рурком. Он дома?

Через несколько секунд дверь открывается. Гостя встречает Рурк – в теннисной майке, белых тренировочных брюках и кедах. В голубых глазах любопытство. Волосы аккуратно причесаны.

– Похоже, мистер Воорт, вам по-настоящему понравились мои завтраки.

– Есть вещи, – отвечает Воорт, стоя на крыльце, – которые не получается игнорировать.

Рурк слегка наклоняет голову. Воорт показывает на портфель:

– Например, книги. Сунь Цзы. «Китаец» Гордон. Вы мне говорили, что давали их читать Шеске.

Рурк открывает дверь шире и окликает оставшуюся в глубине дома женщину:

– Лапочка, у меня встреча, о которой я совсем забыл. Встретимся на корте. Скажи Луи, что мы надерем ему задницу.

– Ник, корт зарезервирован на час. – Она не скрывает раздражения.

Рурк подмигивает Воорту:

– Ее бесит, если мне приходится работать по воскресеньям. Играете в теннис?

– Предпочитаю греблю на каяке.

– Никогда не пробовал. В половине мест, куда меня направляли, подходить к воде нежелательно. Вывалившись из каяка, можно подхватить брюшной тиф. Идемте-ка во двор.

– Я уже поел.

– Я тоже. Поэтому поплаваем.

Не ожидая ответа, Рурк идет вперед. В бассейне жарко и влажно, свет льется через застекленную крышу и отражается в хлорированной воде. Воорт начинает потеть.

Рурк расшнуровывает кеды и стаскивает футболку.

– Я приехал для разговора, а не для купания, – говорит Воорт.

– Если хотите просто поболтать, – отвечает Рурк, стаскивая брюки, – можете не лезть в бассейн. Если вам нужен серьезный разговор, мне надо видеть каждый дюйм вашего тела.

Воорт колеблется, и Рурк добавляет:

– Сынок, вы просто не представляете, какими крохотными могут быть приемники. Но в воде, даже если вы что-то засунули в щель задницы, ничего работать не будет.

Воорт раздевается до белья. Рурк качает головой:

– Догола.

Воорт подчиняется и спускается в неглубокую часть бассейна. Все залито голубоватым светом, который преломляется между поверхностью и стеклянным потолком.

Без одежды Рурк выглядит великолепно, с хорошо развитыми мускулами брюшного пресса и бицепсами. Густые черные волосы на груди начинают седеть.

Рурк энергично проплывает круг и возвращается; подготовиться, успокоиться и управлять. Потом кивает на более глубокую воду:

– По грудь, мистер Воорт.

Они идут на середину бассейна.

– Ну хорошо, – говорит наконец Рурк. – Что там с книгами?

– Меня все время беспокоят две вещи, – начинает Воорт. Над водой раскатывается эхо.

– Первая!

– Якобы увольнение. По вашим словам, в начале работы над проектом вы фальсифицировали досье. Вы хотели избежать затруднений, если ваши люди нарушат закон. По вашим словам, из-за поддельных документов прессе было бы труднее что-либо подтвердить.

Рурк обдумывает:

– Более или менее верно.

– Тогда почему же, – спрашивает Воорт, – когда проект закрыли, вы не восстановили досье в прежнем виде?

Он ждет ответа, хотя подозревает, что Рурк слишком искушен, чтобы ответить.

– Недосмотр.

Рурк отвечает без промедления, но Воорт не знает, говорит ли генерал правду или он просто опытный лжец.

– Предполагалось, что досье будут восстановлены, но никто этого не сделал. Шеска и Мичум по-прежнему получали жалованье, так что торопиться было некуда. Работа с бумагами. Сержант Смит думал, что этим занимается сержант Джонс. Да вы знаете, как такое бывает. – Рурк показывает два пальца. – А второе?

– Книги, – отвечает Воорт, – у вас на полках и у него в кабинете. Я их прочитал.

Брови Рурка ползут вверх.

– Меня особенно заинтересовал тот британский генерал, «Китаец» Гордон, – продолжает Воорт. – Его биография.

Рурк кивает:

– Понимаю, почему она вам понравилась. Интереснейший был человек. Хотя кончил, как ни жаль, плохо. Голова на пике и пришедшее слишком поздно подкрепление.

– Генерал Гордон, – говорит Воорт, – был направлен в Судан британским министерством иностранных дел, чтобы эвакуировать жителей Хартума перед приходом мусульманской армии. У него была масса времени, чтобы выполнить задачу.

– Да-да, вы все точно запомнили.

– Но, прибыв туда, он отказался от эвакуации. И решил сражаться. А поскольку он остался и не подчинился приказам, британцам пришлось послать подкрепление. Они планировали уйти из Африки. Но в результате остались. Неповиновение Гордона перевернуло всю внешнюю политику.

– По истории у вас «отлично», детектив, но все это было сто лет назад. При чем тут полковник Шеска?

– Что ж, Стрэчи, автор книги, размышляет о том, почему МИД выбрало для такой миссии человека с известной склонностью к неповиновению. Он предполагает, что в МИДе хотели, чтобы Гордон нарушил приказ. Поймите, я не ученый. И вряд ли смогу точно передать детали. У меня не было возможности изучить книгу…

– Вы точны, – сухо замечает Рурк.

– В книге говорится, что в МИДе были не согласны с идеей ухода из Африки. Поэтому они выбрали Гордона и надеялись, что он не послушается.

– Вы полагаете, что я проделал то же самое с Шеской? Для меня подобная логика чересчур изощренна. – Рурк улыбается. – Я парень простой.

Теплая вода плещет Воорту в грудь.

– Как вы сказали, мы здесь одни. Микрофонов нет. Просто догадки невежественного копа из отдела сексуальных преступлений, который ничего не знает о национальной политике. – Воорт хлопает себя по лбу, словно подчеркивая, что не слишком умен. – И тупой коп полагает, что вы поддержали проект. Вы велели Шеске прекратить работу, но устроили так, чтобы ему было легко продолжать работать. Вы не внесли изменения в досье. Позволили остаться в Нью-Йорке, вдали от Вашингтона, где все могло вскрыться. Проследили, чтобы он сам подобрал себе людей. Никакого недосмотра. Вы лучше всех знали его подноготную. Вы сами мне так сказали. Это ваши слова: «Моя работа – подбирать определенных людей для определенной работы».

– На этот раз выбор оказался неудачным.

– Потому что он сохранил проект? Или потому что попался?

– Через две недели я выхожу на пенсию, – замечает Рурк. – Уйду из армии. Немножко гольфа. Немножко тенниса. Поездки к детям в Миннесоту.

Влажность кажется чрезмерной. Теплая вода лижет тело Воорта.

– Может быть, – говорит он, – кому-нибудь следовало бы оценить угрозу, которую представляете вы.

– Я скажу одно, – медленно произносит генерал. Он тщательно подбирает слова, словно даже здесь, в безопасности, собираясь в отставку, хочет дать Воорту представление о своей точке зрения. – Джон Шеска был для меня героем, точно как люди в этих книгах. Он знал, что хорошо, – и так и поступал. Все рушится. Опасность уже внутри страны. Скоро люди поймут, насколько они уязвимы перед опасностями, которые распознал проект. Мичум опередил всех. Как и Джон. А когда люди увидят это, поймут, все, что сделали Мичум и Джон, станет законным. Италия приняла особые меры против Красных бригад. Германия против «Бадер-Майнхофф». Они остались демократиями. И мы здесь сделаем то же самое, когда люди достаточно разочаруются, когда закончатся деньги и страна начнет разваливаться.

– Я уже читал что-то подобное, – замечает Воорт.

– И кто это говорил?

– Адольф Гитлер.

В голосе Рурка звучит отвращение:

– Перестаньте. Вы, что называется, «сердобольный политик», друг мой. Вы ничего не понимаете. Джон Шеска спас от взрыва несколько сотен человек, копов, в том числе, возможно, и вас, а сейчас он в Левенуэрте.

Воорт вылезает из бассейна.

– Я пришел, чтобы сказать вам, что, если он когда-нибудь – когда-нибудь – выйдет оттуда, я расскажу все, что знаю. И мне плевать, подписывал я что-то или нет.

Рурк молчит.

– Так что, если кому-то придет в голову освободить его через пару лет или выдумать какие-нибудь оправдания – нет доказательств или какие еще формальности придумаете, – помните, что я сказал. Не говоря уже о том, что я все записал. Вы все время говорите, что вот-вот начнется кризис, что конец света близится, но наша страна уже знавала тяжелые времена, и мы прошли их, не убивая друг друга.

Рурк пристально смотрит на Воорта, и свет в его глазах гаснет.

– Мне пора собираться на корт.

Воорт одевается. Генерал его словно не замечает. Воорт направляется к выходу.

Он проходит через дом и едет в аэропорт. Похолодало. Кажется, солнце съежилось, поблекло и уже догорает. Небо выцвело до линялой зимней голубизны. Скорлупка луны висит над памятником Вашингтону, хотя всего два часа пополудни. Власть иллюзии в этом городе простирается до самого неба.

Когда Воорт приземляется в Ла-Гуардии, Нью-Йорк по крайней мере выглядит прежним. В этом есть что-то успокаивающее, как в неизменности чуда природы – гор, каньонов. Воорт ведет машину к далеким башням. Но, достигнув федеральной магистрали, проезжает свой поворот и направляется в центр. Останавливается позади Полис-плаза, один, опускает козырек с надписью «Полиция».