Том 5. Записки ружейного охотника - Сергей Аксаков

Долго тянется зимний рассвет, и долго царствует глубокая тишина. Скучно и душно сидеть в темном шалаше. Наконец, свет проникает в его скважины, и на дворе наступает белый день, как говорится; послышится карканье ворон и щекотанье сорок; потом заскрипят снегири и зазвенят пронзительно голоса зеленых и голубых синиц (бесков – по-оренбургски), также привыкших кормиться около привады. Как, бывало, обрадуешься голосу живой твари! Но вот зарделся юго-восток, солнце готово выкатиться из-за горы; наступило время прилета тетеревов на приваду, которое, впрочем, иногда может замедлиться от разных причин. Вдруг прошумел сильный ветер… стая тетеревов пронеслась над шалашом и расселась около него по деревьям, а если их нет поблизости (что бывает на привадах полевых), то по снегу; даже садятся иногда на шалаш и на шатер.[86] Вот самая интересная минута! Вид шатра так иногда поражает тетеревов, что они, посидев несколько минут на деревьях или побродя по снегу около привады, вдруг улетают, как будто чем испуганные; иногда остаются довольно долго, но не подходят под шатер; иногда подойдут два-три тетерева (вероятно, посмелее других) и досыта наедятся, а все остальные или смотрят, или клюют древесные почки, точь-в-точь как это бывает спервоначала или в такие года, когда нет хода тетеревам на привады. Впрочем, такие случаи – отступление от обыкновенного порядка. По большей части тетерева, привыкшие без опасения ежедневно наедаться на приваде, не смущаются видом шатра и, осмотревшись, через несколько минут, один за другим, все подойдут под шатер. Тогда охотник сильно дергает за веревку, шест падает, с ним вместе падает сеть – и тетерева покрыты. Это действие называется: уронить шатер. Охотник с товарищем выскакивают из шалаша и, если тетеревов очень много и они, взлетывая, поднимают на себе сеть высоко, так что нижние тетерева, не успевшие запутаться, выбегают из-под шатра и улетают, охотники бросаются на шатер, опускают его книзу и придерживают нижние подборы до тех пор, пока все покрытые тетерева увязнут в ячейках сети. Тогда колют их в голову перьями, тут же выдернутыми из крыльев, или простым железным гвоздем, или заостренной крепкой деревянной палочкой, которыми запасаются заранее. Чуваши, мордва и татары, в Оренбургской губернии, очень усердно занимающиеся ловлею тетеревов шатрами, с покрытыми управляются без церемонии, то есть не колют, а бьют их палками. Если тетеревиная стая с первого раза покрыта не вся, что по большей части бывает, то приваду надобно оправить: перья все собрать, утоптанный и окровавленный снег заметать свежим и положить новых овсяных снопов. Иногда случается, что остальные тетерева, часть которых была покрыта, через несколько времени опять станут прилетать на приваду и есть корм, так что в одну зиму, на одной и той же приваде, кроют тетеревов раза три; но иногда, после первого покрытия, уже ни один тетерев на приваду не прилетит. Замечательно, что оставшееся иногда небольшое число тетеревов, посещая по-прежнему приваду, нередко приводит с собою новую тетеревиную стаю.

Важною помехою в приваживании тетеревов бывают большие ястреба и орлы; они ловят тетеревов и часто угоняют далеко с привады; если это повторится несколько раз, то тетерева совсем бросают приваду, хотя бы и привыкли к ней. В таком случае самое лучшее средство – застрелить ястреба или орла, по крайней мере ранить. Для этого надобно поставить недалеко от шалаша чучелу, сделанную из настоящей тетеревиной кожи с перьями, привязав ее крепко к присаде (то есть к длинному шесту). Орел или ястреб, повадившийся летать на приваду, приняв чучелу за настоящего тетерева, вцепится в нее, и охотник, карауливший хищника в шалаше, может легко застрелить его.

Все до сих пор сказанное мною относится к тетеревиным привадам в начале зимы, которые становятся иногда на хлебной жниве, даже в некотором отдалении от леса; но когда выпадет много снегу и глубокие сугробы совершенно закроют самую высокую жниву, тетерева перестанут летать в поля и постоянно держатся около лесных мест и даже в середине лесов, по небольшим полянам; тогда и привады переносятся именно на такие поляны и на лесные опушки. В буранные зимы тетерева скоро сваливаются в уремы,[87] что обыкновенно бывает в конце зимы: там для них теплее и сытнее; охотники и там преследуют тетеревов своими привадами и, несмотря на изобилие ольховых шишек, соблазняют овсяными снопами. Ловля шатром производится тем же порядком.

Если почему-нибудь уже приваженные тетерева не прилетят именно в то утро, когда шатер поставлен и охотник сидит в шалаше, или прилетят, но под шатер не пойдут, то некоторые охотники шатра не снимают и оставляют его до следующего утра, а иногда и на несколько дней, будто бы для того, чтобы тетерева к шатру присмотрелись, а в самом деле из лени; но я слыхал от самых опытных охотников, что этого никогда делать не должно. Не говоря уже о том, что шатер может упасть от многих причин и закрыть приваду, а если упадет в присутствии тетеревов, то непременно их напугает, – шатра не должно оставлять потому, что он весь опушится инеем и скроет совершенно приваду от глаз тетеревов. К этому должно прибавить, что лежащий на снегу шатер очень часто портят мыши.

Должно сделать общее замечание, что курочки идут на приваду и под шатер гораздо скорее и охотнее косачей; это, вероятно, происходит оттого, что курочки вообще смирнее. Если стая состоит из одних курочек, то ее привадить к корму и покрыть несравненно легче; самые упорные и осторожные бывают стаи из одних косачей; среднее между ними составляют стаи смешанные, в которых курочки всегда первые слетают на приваду и подходят под шатер; за ними, иногда очень не скоро, последуют и косачи.

В тех уездах Оренбургской губернии, где растет сосна и где водятся вместе с простыми, полевыми тетеревами глухари, или глухие тетерева, кроют и их также простыми тетеревиными шатрами, только всегда в малом числе. Обыкновенно глухари прилетают на привады вместе с полевыми тетеревами, увлекаясь их примером, одни же они никогда на приваду не пойдут, особенно если летают отдельною стаей. Один охотник рассказывал мне, что он, занимаясь крытьем тетеревов более десяти лет и видя, что глухари, прилетая иногда к приваде вместе с простыми тетеревами, никогда на нее не шли, а сидели в близком расстоянии на деревьях, преимущественно на соснах, ломая крепкими своими носами молодые летние побеги, называемые погонцами, вздумал употребить эти погонцы для приманки глухарей; он нарубил верхних побегов с молодых сосен и натыкал их на приваде, около овсяных снопов. Догадка его увенчалась полным успехом: глухари стали опускаться на приваду и, кушая сначала сосновые верхушки, стали потом есть и овес. С тех пор он стал постоянно втыкать сосновые побеги на привадах, если замечал глухарей в числе простых тетеревов. В иной год удавалось ему, в разное время, покрыть в продолжение зимы до двух десятков глухарей; но никогда более трех в один раз он не крывал. Я не могу сказать положительно, существует ли где-нибудь в России крытье шатром собственно одних глухих тетеревов? Если существует, то для них нужен шатер большего размера, вязанный более широкими петлями, из ниток более крепких и толстых, потому что стая глухарей, пар в двадцать, разорвут или оторвут от кольев обыкновенный тетеревиный шатер.

Для куропаток, напротив, приготовляется шатер гораздо меньшего объема, в окружности сажен в шесть; сообразно этому уменьшению ячейки вяжутся поуже и нитки употребляются потоньше. Впрочем, фигура шатра, его устройство, постановка и весь процесс ловли – один и тот же. Привады кладутся также в полях, в начале зимы, куда с осени повадились прилетать куропатки, и потом на гумнах, куда загонят их глубокие снега и метели. Куропаточьи привады делаются не из снопов, а из хлебной мякины всякого рода: насыпается круг мякины, сажень в поперечнике, и во все стороны от этого круга, в виде расходящихся лучей, проводятся дорожки из той же мякины; длина их произвольная, и можно сказать, чем они будут длиннее, тем лучше. Как скоро хоть одна куропатка из стаи, бегающей всегда врассыпную, нападет на мякинную дорожку, то сейчас побежит по ней и закричит призывным криком, похожим на куриное кудахтанье; в одну минуту вся стая сбежится и прямо по дорожке отправится на приваду, которую всю разроет и выклюет. Куропатки очень просты, или глупы, как выражаются охотники. Если раз побывают они на приваде, то на другой же день можно поставить шатер и покрыть их всех до одной. Если же каким-нибудь образом несколько куропаток выбегут из-под шатра и улетят, то завтра непременно прилетят опять, подбегут под шатер и будут покрыты.

Выниманье лисят

Во многих губерниях наших существовало обыкновение, и теперь существует, вынимать, или доставать, из нор лисят, выкармливать их и, когда они вырастут и выкунеют, что бывает не ранее половины декабря, воспользоваться их шкурками. Лисьи шкурки в разных местах России имеют разные цены: в Оренбургской губернии они продавались от шести до десяти рублей ассигнациями в то время, о котором я пишу, то есть около 1808 года; следовательно, это было прибыльно, потому что деньги тогда были дороже теперешнего. Но кроме выгод денежных, добыванье лисят полезно как истребление хищных зверей, которые сильно переводят всякую дичь и домашних птиц. Вот как производилось это добыванье в старые годы и, вероятно, так же производится теперь: в июне месяце, когда лисята раннего помета вырастут с обыкновенную кошку, отправляются охотники для отыскания лисьих нор, разумеется по местам более или менее им известным, удобным для укрывания лисы с лисятами. Такие места бывают по скатам гор и долинам, поросшим полевыми кустарниками, иногда по крутым оврагам, покрытым мелкими древесными побегами, но не лесом: по крайней мере я не видывал, чтобы лиса пометала детей в настоящем лесу; может быть, она знает по инстинкту, что на открытых местах безопаснее жить ее детям, что приближение всякой опасности виднее и что они, в случае надобности, могут ту же минуту спрятаться в нору. Если охотник отправляется на поиск один, то непременно должен ехать верхом, а если охотников двое, то могут идти пешком. В первом случае это нужно потому, что лиса, одаренная от природы самым тонким чутьем, не боится только конского следа и не бросит своей норы, когда побывает на ней человек верхом на лошади; во втором случае необходимо быть двоим охотникам потому, что, найдя нору с лисятами, один должен остаться для караула, а другой воротиться домой за лопатами, заступами, мешком или кошелем, за хлебом для собственной пищи и за каким-нибудь платьем потеплее для ночного времени и на случай дождя, ибо для поимки лисят надобно оставаться в поле иногда несколько дней. Если же человек пешком побывает на норе и уйдет, то лиса, хотя бы на это время была в отсутствии, воротясь, услышит чутьем следы недоброго гостя и непременно уведет лисят в другое скрытное место, сначала неподалеку от первого, как будто для того, чтоб удостовериться: случайно ли заходил человек на ее нору, или с недобрым умыслом? Как скоро в тот же или на другой день опять появится человек на норе – лиса уводит детей дальше; если же, напротив, никто не приходит – лиса возвращается с своими лисятами и поселяется по-прежнему в своей норе. Лиса редко вырывает нору сама в таких местах, где есть норы сурочьи или барсучьи; собственная нора лисы всегда очень неглубока, коротка и довольно широка; двоим работникам нетрудно разрыть ее в один день и переловить лисят; барсучья нора – почти то же; но совсем другая история с норами сурочьими. Сурки живут семьями, штук по пяти и более. Чем многочисленнее семейство и чем больше живет на одном месте, тем больше нор и поднорков (то есть задних выходов, употребляемых только в случае особенной надобности), тем глубже и обширнее их подземельные закоулки, и тем выше и шире становится сурчина, или бугор земли, выгребаемой из нор при их копанье и ежегодной расчистке. Разрыть такую сурчину со всеми ее подземными помещениями – тяжкая работа, требующая много времени и рук. После разных опытов охотники придумали способ, как доставать лисят, не разрывая норы, о чем я скажу в своем месте. Некоторые охотники утверждают, что лиса предварительно истребляет семейство сурков и потом занимает их нору; может быть, это и случается, за неименьем нор пустых, старых, брошенных сурками; но я всегда находил лисят в старых сурочьих норах, очевидно расчищенных несколько, а не вполне уже самою лисою, которой не нужно много места для временного помещения. Без сомнения, лисе нетрудно сладить с сурком, но трудно его поймать; он вечно сидит над самой норой и при всяком шорохе прячется в нее, а нора бывает очень длинна, глубока и местами узка, так что лисе тесно лазить для преследования сурка и даже не пролезть без расчистки по всем ее закоулкам. Впрочем, я не считаю невозможным, что лиса, замышляя временное помещение будущему семейству, в продолжение весны переловит сурков, подстерегши их поодиночке при выходе из норы. Барсучью нору может занять лиса, разумеется, только брошенную хозяином, потому что барсук злобен и ей не сладить с ним. Нору, в которой живет лиса с лисятами, узнать нетрудно всякому сколько-нибудь опытному охотнику: лаз в нее углажен и на его боках всегда есть волосья и пух от влезанья и вылезанья лисы; если лисята уже на возрасте, то не любят сидеть в подземелье, а потому место кругом норы утолочено и даже видны лежки и тропинки, по которым отбегают лисята на некоторое расстояние от норы; около нее валяются кости и перья, остающиеся от птиц и зверьков, которых приносит мать на пищу своим детям, и, наконец, самый верный признак – слышен сильный и противный запах, который всякий почувствует, наклонясь к отверстию норы. Лиса по необходимости должна беспрестанно отлучаться от детей, когда перестанет кормить их своим молоком. Ей нужно не только самой питаться, но и доставать пищу лисятам, а потому она в норе почти не живет: принесет какого-нибудь зверька или птицу, притащит иногда часть падали,[88] которую волочит по земле, не имея силы нести во рту, и, отдав детям, снова отправляется на добычу. Многие охотники своими глазами наблюдали такие явления. В эту трудную пору лиса бывает так худа, как скелет, кожа на ней висит и шерсть вся в клочьях. По большей части лиса приносит детям зайцев и зайчат, тетеревят и тетеревиных маток; видно, эту дичь ей легче доставать; впрочем, таскает тушканчиков,[89] сусликов и даже молодых сурков, кур, гусей, уток и всяких других дворовых и диких птиц без исключения.