Ричард Длинные Руки — гроссфюрст - Гай Орловский

— Все это можно сдвинуть вон в тот угол, — сказал он. — Сожалею, что не могу таскать мебель, но я же мыслитель, а вы, мой лорд, грубая физическая сила, вам и все эти сундуки в руки…

Я молчал, пыхтел, таскал, толкал, наконец взмок, но большую часть помещения освободил, спросил, едва переводя дыхание:

— Что теперь?

— Нарисуйте на полу красную звезду, — шепнул он.

— Сколько углов?

— Пять…

— Ага, понятно, — сказал я. — А серп и молот?

В шепоте послышалось изумление:

— Зачем?

— Да так, — буркнул я измученно, — это из более продвинутого ритуала… Так, рисую… что дальше?

— Свечи по углам, — сообщил он. — Зажженные… Только рисуйте поровнее, сэр Ричард! Что у вас вон там совсем криво?

— Щас поправлю… — заверил я, долго возился, стирал старые линии, рисовал новые, получалось плохо, весь взмок от непривычной работы, наконец выпрямился, вытер лоб и спросил с надеждой: — Ну как?

Он сказал одобрительно:

— Намного лучше.

— Магия станет сильнее?

Он покачал прозрачной головой:

— Нет, на нее это не влияет.

Я спросил с подозрением:

— Так зачем я мучился? Я что, Рембрант?

— А так красивше, — объяснил он. — У вас что, нет эстетического чувства прекрасного? Благоуханной соразмеренности пропорций?

Я сказал с эстетическим чувством сквозь зубы:

— Твое счастье, что не могу взять тебя за ногу да о стену…

— Я вообще счастливый, — сообщил он мрачно. — Мне существовать осталось несколько минут, а я на что их трачу?

— Хорошо-хорошо, — сказал я, — давай ближе к делу. Эти свечи к чему? Какая-то эклектика… Что-то здесь явно лишнее, но не мне зерна от плевел, извозчики тогда на что, как мудро сказала леди Простакова… Свечи зажигать?

— Да… — прошелестел он, — хорошо бы черные… ну да ладно, нигде нет совершенства…

— И с ароматом гнили?

Он не понял моего изысканного юмора, ответил совершенно серьезно:

— Ну, это бы желательно, даже очень, однако в такой спешке обойдемся и простыми…

— А гниль для чего?

— Для полноты картины, — объяснил он. — Разве вас не коробит, когда что-то чему-то не соответствует?

— Нет, — отрезал я. — Что дальше?

— Вы уже распорядились подобрать пять большегрудых женщин, чтоб по одной на каждый угол?

— Нет, — огрызнулся я. — Кому такое поручишь? Сам знаешь, что начнется… Сам схожу.

Он прошелестел:

— Это да, это конечно, такую работу всегда беремся выполнять сами…

— Не хами, — предупредил я. — Уверен, что они согласятся?

Он сказал едва слышно:

— Во-первых, вы хозяин, что значит — почти король. Во-вторых, некромант наверняка их уже использовал. Я осмотрел его лабораторию, она вполне… А кроме того, для них это развлечение, ваша светлость… Только вина захватите, а то здесь кувшины все пустые…

В самом ли деле это так важно, или же Логирд пользуется моим невежеством, но пришлось пройтись по дворцу в той части, где располагаются службы. Среди прачек я отобрал двух с вот такими глазами, третью отыскал среди белошвеек, четвертую нашел среди стряпух, подруги проводили ее завистливыми взглядами, а с пятой застопорилось, я уже готовился удовольствоваться размером поскромнее, Логирд же не указал минимальный, а просто сказал, что нужны с самой крупной, как вдруг увидел на подъезжающей к кухне телеге с огромными кувшинами из-под молока юную девушку с вожжами в руках, у нее под платьем как будто спрятаны две дыни.

— Милая, — сказал я с чувством, — вот ты мне как раз и нужна!

У нее в испуге приоткрылся рот, глаза тоже округлились, потом на пухлых щеках проступил нежный детский румянец.

— Ваша светлость?

Я требовательно протянул к ней руки.

— Или сюда.

Она послушно подалась навстречу, я сравнительно легко снял ее с телеги, хотя девочка тяжеленькая, у нее не только массивная грудь, но и задница размером с Армландию, тело горячее, молодое, от жары в подмышках влажно, но запах приятный, еще детский.

— Ох, ваша светлость…

Ее щеки из розовых стали пунцовыми, глазки смущенно опустила, как будто я не случайно коснулся ее пышной груди, а долго и старательно ощупывал.

— Иди вон туда, — сказал я и указал на башню. — Там это… ну, ты все поймешь…

Ее щеки стали багровыми, даже шея покраснела, а уши вспыхнули алым.

— Ах, ваша светлость… я еще девственница… но как скажете…

— Поторопись, — велел я и пошел в подвал за вином.

Логирд возник на миг рядом, проследил, какое вино нацеживаю в кувшин, деловито пояснил, что по его прикидкам покойный Гиллеберд сам подбирал женщин с крупной грудью для таких же ритуалов, да и вообще чем больше с такими вот глазами мелькает во дворце перед нашим мудрым взором, тем жизнь интереснее, не так ли, мой лорд?

Я возразил с достоинством, что это низкие интересы, нижепоясные, а мужчины должны думать о великом, высоком и чистом. Это простолюдины ничего больше не видят, а мы не они, хоть и они, мы должны быть выше, чище, дальше и длиннее.

Он сказал, что доярка, которую я привел последней, особенно хороша, у нее каждое вымя крупнее головы сэра Растера в турнирном шлеме.

Я молча вернулся с огромным кувшином в руках, все женщины уже в башне, хихикают и щебечут, только доярочка выглядит испуганной.

— Пора, — шепнул Логирд. — Сперва вина всем…

— Ритуал? — спросил я.

— Ритуал, — согласился он.

— Ну да, — сказал я, — знаем этот ритуал… Итак, девочки, берите вон по чаше, выпьем хорошего королевского вина. Он приберегал только для себя и родни! Повеселимся…

Они разобрали чаши, я собственноручно налил всем, сам выпил с ними, вскоре уже все глупо хихикали и двигали плечами, такими белыми, округлыми и сочными, позволяя платьям сползать ниже и ниже, ага, вот щас кинусь лапать, щупать и мять, а как же, только об этом и думаю… вообще-то да, думаю, но все-таки дело важнее, я же мужчина, а не просто самец, как все простолюдины и демократы, да и не стану рисковать шкурой ради такого вот простенького, хотя и понятного удовольствия, когда вот-вот нагрянут по мою душу некроманты, о которых даже Логирд, когда говорит, сжимается в комок.

Доярочка смотрит испуганными глазами, ей наверняка виделось, что мы окажется только вдвоем, я буду зверски лишать ее невинности, упиваться нежным сочным телом, рычать и терзать, наслаждаясь и упиваясь…

Я налил ей еще в чашу и взглядом велел выпить. Она послушалась, щечки покраснели еще больше, на них проступили милые такие ямочки, их зовут еще умильными, а краска стыда сползла на пышную грудь.

— Пусть раздеваются, — прошелестел над ухом голос Логирда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});