История шпионажа - Санш Де Грамон

Мы знаем, что шпионы существуют по обе стороны этого несчастного мира, известно также, что шпионы относительно умны, и кажется невероятным, что его руководство продолжало передавать сообщения, которые, и это они должны были знать, будут прослушиваться МИ-5, чтобы окончательно доказать, что этот человек — русский шпион».

Этот аргумент, какие бы сомнения он не вызвал, не произвел впечатления на присяжных, которые 23 марта в 14 часов 33 минуты удалились на совещание. Они вернулись в 16 часов с вердиктом «виновны».

Приговор, вынесенный Верховным судьей лордом Паркером, был очень строгим — суммарно 95 лет тюремного заключения — самый суровый коллективный приговор, вынесенный в Великобритании в мирное время. Лонсдейл получил львиную долю, причину этого объяснил лорд Паркер:

«Очевидно, что Вы профессиональный шпион. Это опасная профессия, готовясь к которой (а Вы несомненно готовы к ней), человек должен знать, что его могут арестовать. Более того, я понимаю, что из пяти человек, вовлеченных в это дело, именно Вы имели решающий голос».

Крогеры получили по двадцать лет каждый: «Вы также несете полную ответственность за это, так как вы тоже профессиональные шпионы, и единственное различие, которое я вижу между вами и Лонсдейлом, заключается в том, что вы не имели решающего голоса и вы старше его».

Гоутон получил пятнадцать лет: «Вам уже пятьдесят шесть лет — Вы уже далеко не молоды, — и нашим принципам противоречит любой приговор, в результате которого Вы можете умереть в заключении. Если бы не этот фактор, Вы могли бы получить больший срок».

О мисс Ги, также получившей пятнадцать лет, лорд Паркер сказал: «Я не думаю, что то, что Вы сделали, сделали из-за слепого увлечения Гоутоном. Увидев Ваше поведение во время суда, я склоняюсь к мысли, что у Вас, по сравнению с Гоутоном, более сильный характер. Я полагаю, что Вы действовали, исходя из алчности».

Помимо этого, подсудимым нужно было оплатить 4000 фунтов судебных издержек, которые впоследствии составили 5100 фунтов.

Приговоры кажутся необычайно суровыми, особенно если сравнивать их с приговорами Алану Нанну Мэю и Клаусу Фуксу, которые получили 10 и 14 лет соответственно за разглашение секретов об атомных разработках. Все пятеро осужденных подавали прошения на обжалование приговоров, но их апелляции 9 мая были отклонены. Гоутон снова пытался получить особое обращение. Его адвокат предоставил суду письменное «признание», которое сообщало дополнительную информацию о людях, участвовавших в шпионской сети.

Адвокат сказал: «Гоутон полагает, что в этом документе он делает для своей страны столько же, сколько раньше сделал против нее». Судья, председательствовавший на заседании, просмотрел документ и сказал, что «его следует сохранить».

Еще одним смягчающим фактором для Гоутона стало то, что, когда он находился в тюрьме до суда, к нему подошли двое заключенных и предложили ему 5000 фунтов и работу в Дублине за то, чтобы на суде он не называл определенного имени. Гоутон заявлял, что он отказался от этого предложения с риском для собственной жизни.

Интересным моментом в слушаниях по обжалованию приговоров стал аргумент, приведенный адвокатом Лонсдейла. Он признал, что Лонсдейл был членом советских секретных служб, а потому «его действия не отмечены печатью позора. В его деле не было предательства. Он делал то, что от него требовалось, и он приехал в эту страну, подчинившись приказам руководства. Таким образом, элемент запугивания, первичная причина для тюремного заключения», был совершенно бесполезен для Лонсдейла. «Когда он освободится, — сказал адвокат, — он не задержится в этой стране. Устрашение не подействует и на тех, кто готовит подобные операции».

Судьи, рассматривавшие апелляции, отказались обсуждать проблему эффективности тюремного заключения в качестве устрашающего фактора для профессиональных шпионов, и все приговоры остались в силе. Гоутона, Крогера и Лонсдейла отправили в тюрьму «Уормвуд скрабс». Гоутон стал работать в цеху по производству почтовых мешков, а Крогер и Лонсдейл в швейном цеху. Женщин отправили в женскую тюрьму «Холлоуэй призон».

11. «Я люблю измену, но не предателей»[21]

В истории всегда существовали Абели и Лонсдейлы, предатели — хотя о них известно меньше — тоже не были редкостью, но за годы холодной войны фигура перебежчика приобрела такую значимость, что одной из важнейших функций советской и американской разведок стало поощрение недовольных «сменить систему». Человек отворачивается от своей страны, работы, семьи, он бросает все и принимает новую веру, новые принципы и обязанности, которые иногда ему совсем не подходят. Перебежчики постоянно движутся в обоих направлениях, и в Москве и Вашингтоне уже можно найти целые кварталы, в которых они живут.

Дезертирство в наши дни перестало быть просто изменой, оно стало решением личных проблем, альтернативой самоубийству, лекарством от невроза, бегством от пустоты и абсурда и, помимо всего, идеологическим решением. Люди, ставшие дезертирами, очень разные — это могут быть известные ученые и общественные деятели, а также простые туристы, моряки, артисты балета.

На Западе существует двоякое отношение к дезертирам. Русских, бежавших на Запад, мы делаем героями, а американцев, бежавших на Восток, предателями. Эта двоякость отражает наивную уверенность в том, что первые поднялись к свету из ада, а последние опустились на дно зла.

Трудно понять, почему человек может отказаться от благ свободного общества и принять ограничения, существующие в странах по ту сторону железного занавеса. Мы полагаем, что такой человек должен быть неуравновешен или страдать от неразрешимого давления. С другой стороны, мы считаем нормальным желание русского бежать из своей страны в Соединенные Штаты, где он может жить в свободном обществе.

Ближе к истине было бы то, что человек в любом обществе склонен думать, что условия, в которых он живет, естественны. Как правило он не знаком с другими условиями жизни. Он окружен знакомыми вещами и считает нормальным то, что может привести в ужас представителя другого общества. В худшем случае эти условия можно сравнить с «Чарли Чаплином в фильме о золотой лихорадке, когда он бегает в лачуге, с трудом держащейся на краю скалы» (Чеслав Милош, «Пытливый ум»[22]). Пропаганда убеждает русских в том, что на Западе живется не лучше, чем в СССР. Дезертирство редко вызвано сознательным выбором бегства в лучший мир. Гораздо чаще оно становится жестом отчаяния. По мнению Чеслава Милоша, дезертир может преодолеть пропаганду своей страны только из-за отчаяния и отвращения к ней:

«Пропаганда, существующая в Советском Союзе, убеждает русских в том, что нацизм и американизм одинаковы только потому, что их породила одинаковая экономическая система. Русский верит в эту пропаганду немногим меньше американца, которого журналисты убеждают в том, что гитлеризм и сталинизм — одно и то же».

Когда в августе 1960 года на Восток бежали Уильям Мартин и Бернон Митчелл, президент Эйзенхауэр выразил негодование от лица нации, сказав, что предатели заслуживают смерти. Они бежали с ценной информацией о деятельности Агентства национальной безопасности. Когда на Запад в 1954 году бежал офицер КГБ Петр Дерябин, ЦРУ скрывало его в течение пяти лет, настолько ценную информацию он принес с собой. Когда его представили общественности, он стал бежавшим героем: он «выбрал свободу», он «обманул коммунистическую диктатуру» и так далее. На самом деле он сделал то же, что и Мартин и Митчелл, — предал свою страну, оставил семью, которая, несомненно, пострадала от этого шага (у Мартина и Митчелла семей не было), и принес секретную информацию в качестве пропуска в США. В частных разговорах сотрудники ЦРУ признают, что к этому поступку Дерябина побудила не идеология, а оппортунизм, что многие другие важные перебежчики руководствовались практическими соображениями, решая бежать в другую страну. У них плохие отношения с Москвой, разваливается семейная жизнь, им не дают продвигаться по службе — все, что раньше толкало человека к спиртному, теперь может толкнуть его к дезертирству.

Однако нельзя недооценивать отвращение к коммунистической системе, которое овладевает перебежчиками. Время от времени они описывают нарастающее осознание лжи, которое заставило Чеслава Милоша написать следующее:

«Мое решение было вызвано не работой мозга, а протестом желудка. Человек может убедить себя в том, что он поправит свое здоровье, глотая живых лягушек, он проглотит одну лягушку, затем вторую, но третью лягушку не примет его желудок. Таким же образом все мое существо восстало против нарастающего влияния доктрины на мое мышление».

Ужасным в наши дни стало то, что людям по обе стороны железного занавеса приходится глотать живых лягушек, и по обе стороны находятся брезгливые люди, восстающие против этого. Мартина и Митчелла к дезертирству подтолкнул шок от того, что они узнали о методах работы ЦРУ. Мы должны рассматривать дезертирство как человеческую проблему, как болезнь нашего времени, а не как вопрос борьбы добра и зла.