Хранитель Времени - Дэвид Зинделл

– Перемен хотят многие, – согласился я.

– Иногда перемена означает смерть. – Он прижался лбом к замерзшему окну и вздохнул. – Думаешь, я не знаю, о чем они говорят? Орден, мол, загнивает уже тысячу лет, специалисты закоснели в своих традициях, нам нужны новые мечты, новые проблемы и новые пути. А ты как думаешь – нужны они нам?

Я, как и многие в Ордене, думал, что пилоты слишком часто ссорятся со своими товарищами из ревности и соперничества, что одни профессии склочничают с другими и разные школы внутри одной профессии тоже враждуют, пытаясь навязать другим свое толкование задач Ордена. Первоначальная, объединившая всех идея о человечестве, осваивающем космос, ищущем свое место и роль во вселенной, распалась на сто философий, направлений и концепций.

– Но ведь эта судьба всех религий и орденов, разве нет? В конце концов они разваливаются и гибнут.

– Разваливаются и начинают воевать, если быть точным. Если я позволю своим пилотам делать, что им вздумается, мы получим войну – грязную и кровопролитную.

Я улыбнулся, полагая, что Хранитель слишком уж драматизирует, и сказал, повторяя высказывания историков:

– Война – это мертвое искусство, такое же мертвое, как Старая Земля. Есть же запреты, есть уроки истории. Не думаю, чтобы кто-то из нашего Ордена захотел изобрести войну заново.

– А как же война между Большим Сиэлем и Мио Люс?

– Это был просто конфликт – не настоящая война.

– Не настоящая! Да что ты можешь знать о войне? Тихисты забрасывали детерминистов термоядерными бомбами! Сколько у них там погибло – миллионов тридцать?

Я попытался вспомнить уроки истории.

– Да, тридцать с чем-то – не помню точно. – Но в этот самый момент мне вспомнилась точная цифра. – Тридцать миллионов четыреста пятьдесят четыре тысячи – в приближении.

– И это, по-твоему, «конфликт»? Называй, впрочем, как хочешь, но разве твой конфликт не перерос в «настоящую войну»? Запреты! Черта с два! Как ты думаешь, почему в Цивилизованных Мирах сохраняется мир? Потому что война вещь разорительная – вот тебе главная причина. Хотя Большой Сиэль и Мио Люс связаны единственным каналом, у некомпетентных пилотов-тихистов с их грязными термоядерными бомбами – у тех немногих, кто выжил в мультиплексе – ушло тридцать лет на дорогу до Мио Люс. Самые желторотые наши кадеты проделали бы тот же путь за тридцать дней.

– Время изменчиво, – сказал я, передразнивая одно из его знаменитых изречений, но улыбка погасла на моем лице, когда я понял, к чему он клонит. Если путешествовать по мультиплексу стало так просто, то и война может стать простым делом. А кому еще мультиплекс знаком так, как пилотам нашего Ордена? И возможна ли большая катастрофа, чем война между разными фракциями Ордена? – Но даже если бы воевать было легко, – возразил я, – это было бы слишком ужасно – ни одна сторона на это бы не пошла. Не знаю, конфликт там был или война, но жители Большого Сиэля и Мио Люс просто обезумели. Большинство наших народов и планет миролюбиво.

Хранитель неожиданно снова подошел и навис над моим стулом.

– Мэллори, Мэллори, – сказал он, нахмурясь, – тебя били по башке, резали, с тобой трахались, тебя любили, ненавидели и учили уму-разуму, но ты так и остался наивным. – Он откинул со лба белые волосы и вздохнул. – Святая простота! Что лежит в основе нашей истории? Стремление к миру? Ха! Война – вот расплата за приобретенную нами власть; война была проклятием человека двадцать тысяч лет. Природа вещей такова, что мир выбрать никто не может, зато всякий может навязать войну остальным. Почему, по-твоему, погибла Земля? Рассказать тебе одну притчу из ее истории?

Я поерзал на стуле, стараясь устроиться поудобнее. Выбора у меня не было, и я сказал:

– Расскажите.

Он улыбнулся, прочистил горло и начал:

– Когда-то давно на Земле обитало множество племен, воздух был чист, пищи хватало на всех, и мир был всеобщим законом. Но одно племя, любившее себя больше, чем родную планету, пренебрегло этим законом. С этого и началось их безумие. Они слишком разрослись и стали слишком могущественны. Они решили, что отнимать хлеб у других легче, чем печь его самим. Им захотелось создать империю, чтобы жить вольготно. И они послали свои войска на запад против четырех соседних племен, каждое из которых отличалось большим миролюбием. Но мир уже нельзя было сохранить. Первое племя выступило против пришельцев с оружием в руках, но оно было слишком малочисленным, и безумное племя перебило их всех до последнего человека. Женщин, разумеется, изнасиловали, а потом дали им мотыги и послали работать вместе с детьми на пшеничных полях. Второе племя, видя, какая участь постигла первое, сложило свои копья и склонилось к ногам короля безумного племени, моля сохранить им жизнь. Оставьте только нам наших жен и детей, говорили они – тогда мы покажем, какие мы хорошие воины, и будем делать все, что прикажет король. Таким образом второе племя вошло в число безумцев, и тех стало еще больше. Третье племя, любившее свободу не меньше, чем жизнь, бежало на юг, в пустыню, где жизнь была тяжкой, а источники воды и пищи – скудными. Четвертое племя не желало ни быть истребленным, ни входить в ряды врага, ни бежать. Их король, который был провидцем, велел им сделать копья длиннее, чем у вражеских воинов. И когда началась битва, длинные копья четвертого племени уравновесили превосходящую численность врага, и ни одно племя не смогло одержать победу. Тогда король-провидец, уже вошедший во вкус войны, рассудил, что к следующей битве безумцы сделают свои копья еще длиннее. «Нам нужны еще воины!» – сказал король-провидец и обратил свой взор еще дальше на запад, и его войско поработило западные племена и сделало свои копья еще более длинными. И четвертое племя стало еще безумнее, чем безумное племя. Привычка воевать стала распространяться, как болезнь, и охватила самые дальние племена Земли. Племена перерастали в империи, которые захватывали соседние империи и жаловались, что не могут завоевать дальние, поскольку до них войскам слишком далеко идти. Наконец один король, самый умный, прикрепил к древкам копий своих солдат ракеты, а к наконечникам – ядерные заряды. Когда короли всех империй Земли сделали то же самое, самый умный король заявил, что отныне война невозможна. Если какая-нибудь империя метнет свои копья в другую, это приведет к ее собственной гибели, ибо против града ядерных копий не устоят даже самые прочные и дорогие щиты. И на Земле настал мир… пока придворный дурак умного короля не напомнил ему об одной вещи, которую тот забыл.

Хранитель сделал паузу, вытер пот со лба и выжидательно посмотрел на меня. Мне, очевидно, полагалось задать вопрос, и я, хотя вовсе не жаждал услышать слова аллегорического дурака, спросил:

– И о чем же забыл умный король?

– Он забыл, – с усмешкой ответил Хранитель, – что он сам, и все жители его империи, и все империи мира безумны.

– И что же тогда? – затаив дыхание, спросил я.

– Конец этой притчи тебе известен.

Я подобающим образом задумался. В комнате, если не считать тиканья часов и нашего чередующегося дыхания, было тихо. За окном густо падал снег. Было холодно, но Хранитель вспотел, и крупные капли катились по его впалым щекам к твердо очерченному подбородку. Я, не сдержав улыбки, сказал:

– Сдается мне, Хранитель, вы тоже забыли об одной вещи.

– Да ну?

– Третье племя, которое бежало в пустыню, где жизнь была так тяжела – что с ним-то сталось?

Тогда он засмеялся густым, басовитым смехом, полным иронии и печали. Я сжал собственные локти – мне очень редко доводилось слышать, как он смеется.

– Третье племя – это мы. А наша пустыня – это космос. Все народы Цивилизованных Миров в свое время бежали от войны; мы все хибакуся. У нас в галактике царит мир, хрупкий, относительный мир, но очередное племя может обезуметь в любую минуту. Почему, ты думаешь, мы держим туннели в своих руках? Чтобы не дать подобным племенам размножиться. Наш Орден и орден воинов-поэтов – вот кто удерживает мир уже три тысячи лет.

– Воины-поэты? – воскликнул я. – Но ведь они убийцы.

– Вот именно. Об этом мало кто знает, но их цель состояла как раз в том, чтобы истреблять безумные племена и безумных королей. Их оружие – террор, и они умело им пользовались. Ни один король, вздумавший выступить против своего соседа, не мог не страшиться, что воин-поэт его убьет.

– Вы говорите в прошедшем времени, Хранитель.

– Да, верно. Это потому, что их орден последнюю тысячу лет испытывает упадок. Теперь их не столь уж заботит сохранение мира. Выращивая своих убийц – на что им потребовалось много веков, – они создали религию, помогающую им бестрепетно встречать неминуемую смерть. Они ведь часто шли на смерть добровольно, ибо королей, безумны те или нет, убить не так-то просто. И эта религия стала смыслом их существования. Мир им больше не нужен – им нужно обращать в свою веру других.