Процесс исключения (сборник) - Лидия Чуковская

Стрехнин поднялся и, стоя, сообщил, что 14 декабря 1973 года бюро Детской секции единогласно постановило ходатайствовать перед Секретариатом об исключении из Союза писателей Лидии Чуковской – ввиду ее недостойного поведения. Что после этого он, Стрехнин, совместно с товарищем Медниковым, беседовал с Чуковской. (Та часть беседы, которая касалась семьи, в его пересказе опущена.) Что я заявила им: «Статья «Гнев народа» передана мною американскому корреспонденту собственноручно». Что статья «Гнев народа» напечатана за границей в русской белогвардейской газете рядом с Галичем (я не поняла, рядом ли со стихами Галича или с его интервью; газеты не видела); что статья моя широко передавалась по иностранному радио на Советский Союз. «Ввиду того, что все присутствующие хорошо с ней знакомы, – сказал Стрехнин, – обсуждать ее по существу нет необходимости»[44].

«Вернемся к прошлому», – предложил Стрехнин и занялся перечислением моих проступков.

1966 – поддержка Синявского и Даниэля.

1967 – письмо Шолохову, передававшееся «на Советский Союз» по иностранному радио.

(Уточняю: мое письмо Шолохову написано было в мае 1966 года и послано (кроме шолоховского) по восьми адресам – в три отделения Союза писателей и в пять редакций советских газет).

1968 – статья, направленная в «Литературную газету», – ответ на статью против Солженицына.

1968 – поддержка Гинзбурга, Галанскова и других.

Секретариат Союза писателей вынес тогда Чуковской выговор.

1969 – телеграмма в Президиум Союза писателей с протестом против исключения Солженицына[45].

За границей Чуковская опубликовала две повести: «Опустелый дом» («Софья Петровна». – Л. Ч.) и «Спуск под воду».

Наша задача сейчас не в обсуждении открытых писем и повестей. Мы должны принять меры на основании нарушения двух пунктов устава Союза писателей: п. 2 и п. 10.

(Оба они, со всеми своими а, б, в – совершенно абстрактны и в любую минуту могут быть истолкованы как угодно. Устав требует, например, участия члена Союза в общественной деятельности. Но почему общественной деятельностью писателя считается, например, соучастие в чьем-нибудь исключении – по приказу Секретариата, – но не в защите кого-нибудь из товарищей, которыми Секретариат недоволен?)

Чуковская сама поставила себя в положение, несовместимое с членством в Союзе писателей.

Юрий Яковлев (захлебываясь, глотая буквы, слоги, слова): Мне трудно говорить, товарищи… Вы меня простите, но мне говорить слишком трудно… Во мне вся эта история вызывает глубокую горечь… Слишком глубокую… Вот недавно в Новосибирске наш советский подросток стрелял в нашего советского часового… Это ужасно, товарищи… В Новосибирске совершилось ужасающее преступление. (Я слушаю оратора с полным сочувствием. Тем более что один из воспитателей советского юношества – не кто иной, как сам товарищ Ю. Яковлев: это его книги каждую минуту издают и переиздают все советские издательства по всей необъятной Советской стране, на них воспитывается советское юношество. Как же ему не волноваться!) И вот, товарищи, когда по радио слышишь статьи, подобные статье Чуковской, начинаешь понимать, откуда берутся ужасные преступления. Передачи, подобные «Гневу народа», – вот их источник… Вы меня извините, я больше не могу говорить, я слишком взволнован.

Рекемчук: Название «Гнев народа» – это что же, она гневается от имени народа? Вы – представитель разгневанного народа?

Я: Напротив, я подчеркиваю в своей статье, что говорю ни от чьего имени, от одной себя, что я ничей не представитель. Ведь вы мою статью читали? Там это сказано. А название дано мною чисто иронически.

Редакции газет сначала организовывают гнев знаменитостей, тех, кому поверит читатель, а потом «гневные письма трудящихся». Имитация гнева. Опасная игра потому, что кончится она впоследствии истинным гневом. Я этого не хочу и боюсь и об этом своей статьей предупреждаю.

Рекемчук: В вашей статье – барское пренебрежение к народу, к рабочим, таксистам, хлеборобам.

О Солженицыне. Мы уже несколько лет имеем удовольствие читать его антисоветские, монархические произведения. И вы становитесь на те же классовые позиции! Под конец жизни вам льстит ваша скандальная известность!

Я: Почему же под конец? Я пока еще не собираюсь умирать.

Юрий Жуков: Я уважаю прежние статьи Лидии Чуковской. (Неувязка! По-видимому, т. Кулешов, заявивший 14 декабря, что я в литературе пустое место, – перевыполнил задание. Сам т. Юрий Жуков уважает мои прежние статьи!) Однако логика фракционной борьбы привела вас к защите всех антисоветчиков: Гинзбурга, Галанскова, Солженицына. Вы оскорбляете тех, кого вы отбрасываете.

Я: Кого же я отбрасываю?

М. Алексеев: Любопытно отметить, что она явилась сюда с ответами, заранее заготовленными на бумаге. Посмотрите, какая груда листов! Это напоминает мне заседание с Солженицыным. Солженицын тоже пришел со стопкой. И вот сейчас мы видим то же самое.

Все это уже где-то заранее согласовывалось и репетировалось.

Я поддерживаю предложение Детской секции: Чуковскую надо исключить.

А.Медников: Я прочитал много раз «Гнев народа». Эта статья вызывает чувство возмущения. Надо дать общую оценку Солженицыну, Максимову, Чуковской.

Их деятельность – проявление ожесточенной классовой борьбы.

Они ведут классовую борьбу в идеологии.

«Гнев народа» – целая цепь клеветы и оскорблений, адресованных писателям и народу. Это оскорбление власти: как будто власть строит стену между писателями и народом. Это оскорбление интеллигенции – в лице, например, Кожевникова. Она пишет, что его «спустили» на Сахарова и Солженицына… Ведь это собак спускают. Кожевников не собака, а человек.

Я: Конечно, Кожевников человек. Собаки не пишут статей – ни от души, ни со специальной целью ввести читателей в заблуждение.

А.Медников: «Гнев народа» – статья, оскорбляющая партию. Под конец это уж прямая угроза. В письме Максимова тоже содержалась угроза. После такой статьи, как «Гнев народа», нельзя быть не только членом Союза писателей, но и гражданином Советского Союза.

Н. Грибачев: С горечью думаешь о том, что Лидия Чуковская носит фамилию Корнея Чуковского. У меня эти два имени не укладываются в сознании рядом.

Я: Если вы так почитаете Корнея Чуковского – где все вы были, когда в нашей печати обливали его грязью?

Н. Грибачев: Сахаров – уважаемый физик, но в политике он жалкий либералишка. У Солженицына скопилась злоба из-за давних обид.

А что же у вас? Вы завидуете их славе на Западе?

Что такое Солженицын в литературе? В лучшем случае беллетрист среднего пошиба. В его писаниях можно найти две-три удачные страницы.

На международном рынке он спекулирует антисоветчиной, чтобы нажить себе состояние.

Он оплакивает царя-батюшку.

Я: Невозможно слушать, что вы говорите. Солженицын – и спекуляция! Где же он оплакивает царя? В «Августе четырнадцатого» Николай II изображен ничтожеством, и ничтожный царь и его бездарные генералы ответственны за гибель сотен тысяч людей, за гибель целой армии.

С. Наровчатов: Прошу не перебивать. Вам будет предоставлено слово.

Н. Грибачев: Благодаря усилиям правительства Советского Союза мир пришел к разрядке международной напряженности. В связи с этим обостряется классовая борьба, а с нею растет антисоветчина. В этих условиях все антисоветское, что поступает отсюда, щедро оплачивается на Западе золотом и славой. И вы дали себя втянуть в эту грязь? Вы думаете, что Би-би-си удастся свернуть наш народ с его пути? Ошибаетесь. Вы просто-напросто презренный поставщик материалов для антисоветской пропаганды.

Я: Импресарио, как выразился министр культуры ГДР.

Н. Грибачев: Вы ото всего далеки. Вы потеряли человеческое отношение к людям. Не только к нашим, советским, но и к тем, за рубежом, кто ведет благородную борьбу за прогресс.

Вас надо исключить и довести наше решение до широкой общественности. Вы считаете, что наш народ глуп.

Я: Напротив, у меня написано, что наш народ умен, но он не осведомлен, потому что вы намеренно лишаете его информации.

Н. Грибачев: Предложение Детской секции следует поддержать. Чуковскую необходимо исключить, и пусть «Литературная газета» позаботится о широких читательских массах. И другие газеты. Ее нужно выставить на позор перед народом.

А. Барто (грудным голосом): Я очень волнуюсь. Мне трудно говорить. Я вижу перед собой другую Лидию Корнеевну Чуковскую. Когда-то она проявляла критический пыл, вела наступление на художественно слабые вещи. В те времена я относилась к ней с уважением. Но теперь я разделяю горечь детских писателей… Чем объяснить, как может человек дойти до такой антисоветчины, до такой злобы? Мне хочется спросить у вас: почему вы такая злая! Откуда в вас столько злости? Я вчера прочитала «Гнев народа» – впечатление удручающее. Злость, злость, злость.