Новиков-Прибой - Людмила Анисарова

Возвращаясь в 1928 год, читаем в письме Новикова-Прибоя Н. В. Трухановой от 26 июня про жизнь в Усмани: «Здесь тихо и никто не тревожит на разные заседания».

Но уже в июле Алексей Силыч уезжает в Москву. И тут уж «разных заседаний» было не избежать. В те годы очень любили всякого рода сходки, а уж в литературной среде они были особенно популярны: нужно было не сбиться с курса. Кому-то это удавалось, кого-то подводили чутьё или излишняя принципиальность… Сориентироваться было, прямо скажем, непросто.

Но главная забота Алексея Силыча в это время — дописать роман «Солёная купель». Тем более что в мае случилось важнейшее в жизни Новикова-Прибоя событие, которое на долгие годы вытеснит из неё все не имеющие отношения к этому событию писательские намерения.

В ноябре 1928 года Новиков-Прибой и Борис Пильняк едут в Кронштадт, а оттуда на пароходе «Рудзутак» отправляются в двухнедельное путешествие в Англию с заходом в Гамбург. Литературной работой во время этой поездки Алексей Силыч не занимался. Но каждый вечер выступал перед командой парохода: с большим успехом читал свою «Солёную купель».

К концу 1920-х годов Новиков-Прибой уже не просто известный, а один из самых читаемых в СССР писателей. Его популярность подтверждается не только огромными тиражами, которые хорошо раскупаются, но и обилием критических публикаций как сторонников, так и противников писателя.

В статье «По морям, морям, морям» (Печать и революция. 1928. № 8) некто С. Обручев по поводу вышедшего в свет первого тома собрания сочинений Новикова-Прибоя, в который вошли уже неоднократно изданные морские рассказы, высказался весьма негативно. Критикуя маринистику вообще (начиная со Станюковича с его «сентиментальным идеализмом» и «раскаивающимися интеллигентами в образе морских офицеров»), Обручев отмечает у Новикова-Прибоя и излишнюю идеализацию матросов, и любовь к избитым образам и эпитетам, и слабую выраженность «приключенческой линии». Ничего положительного автор статьи в морских рассказах Новикова-Прибоя не нашёл, отметив лишь, что они выходят уже пятым (!) изданием.

С Обручевым спорит переводчица и писательница Лидия Тоом, которая в этом же 1928 году пишет в журнале «Красная новь» (№ 10), что произведения Новикова-Прибоя настолько густо насыщены опаснейшими приключениями, что «какой-нибудь европейский или американский мастер приключенчества из одного произведения нашего писателя выкроил бы несколько».

Говоря о том, что Новиков-Прибой, по мнению некоторых критиков, мало занимается социальными темами, мало пишет о революциях, Тоом считает, что ни в коем случае нельзя умалять значение творчества этого писателя.

«Новиков-Прибой, — утверждает критик, — почти единственный и первый открывает в русской литературе страницу полнокровно-действенной, эмоционально насыщенной литературы приключенчества в лучшем смысле этого слова. В его любви к здоровому, бурному приключенчеству несомненно находит выражение — бодрость, энергия и любовь к жизни пролетариата, из среды которого он вышел и под влиянием которого вырос. Поэтому пожелаем ему и дальше продолжать отвоёвывать нашего пролетарского читателя от полухалтурной переводной приключенческой литературы».

В начале 1929 года «Солёная купель» выйдет массовым тиражом в «Роман-газете». Успех будет грандиозным. А вот оценка Горького — увы… И хотя мнение Алексея Максимовича будет высказано в частном письме, оно дойдёт и до Новикова-Прибоя.

М. Горький в письме Ф. Гладкову от 25 апреля 1929 года писал:

«„Солёная купель“ Новикова [Прибоя] очень напоминает перевод плохого английского романа. Новикова я не люблю читать, это — литературный мастеровой; ремесло, избранное им, нимало не волнует его, равнодушный к нему, он почти не совершенствуется в нём и, хотя выработал некоторую ловкость, всё-таки пишет таким языком: „И не волны, а злые духи, наряженные в бел. плащи, с гулом и шипением вкатывались на палубу“. Вот эти „духи в плащах“, и многое прочее в таком же роде, и делает сочинение Новикова похожим на дешёвый английский роман».

Первые попытки защитить всенародно любимого писателя от во многом несправедливой критики Горького сделает в будущем В. Красильников. «Горький был не прав, — напишет он. — Лучше сказать: он был прав лишь отчасти — прав в той степени, в какой Новиков-Прибой давал основания для упрёков. Но раздражение, вызванное отдельными проявлениями недостаточно высокой культуры, по-видимому, помешало Алексею Максимовичу оценить несомненный рост одного из его талантливейших учеников, помешало заметить всё то сильное, настоящее, полнокровное, что было в повестях и рассказах Новикова-Прибоя…» Но всё это будет сказано только в 1966 году. И остаётся только сожалеть, что при жизни Новиков-Прибой не услышал этих слов, в то время как критические замечания Горького больно ранили самолюбие писателя, которого народ любил ничуть не меньше, чем самого Алексея Максимовича.

Серьёзную моральную поддержку Новикову-Прибою по-прежнему оказывают письма Рубакина. Вот фрагмент одного из них, написанного 7 мая 1928 года:

«Дорогой Алексей Силыч! Пожалуйста, по получении этого письма, не теряя времени, пришлите нам Ваши новые, оригинальные, в том числе и детские книжки, вышедшие в 1927 г. первым изданием. Я по „книжной летописи“ записал их в число кандидаток на помещение в „Международный список наиболее выдающихся русских книг, вышедших в СССР в 1927 г.“».

В этом же письме Рубакин сообщает: «Наша Секция ныне преобразована в „Международный институт библиопсихологии“. Я по-прежнему его директор».

15 мая Новиков-Прибой отвечает:

«Дорогой Николай Александрович! Посылаю Вам 5 томов собрания сочинений и отдельные книжки. Приложил также книгу с критическими статьями о себе и книгу „Что читают взрослые рабочие из современной беллетристики“». (Полное название «Что читают взрослые рабочие и служащие из современной беллетристики». — Л. А.)

На двух книгах из собрания сочинений автор сделал дарственные надписи. Вот одна из них: «Человеку, на книгах которого просвещались миллионы…»

В ответ на присланные Новиковым-Прибоем книги его первого собрания сочинений Николай Александрович пишет: «…Смотрю на лежащие передо мной на рабочем столе Ваши произведения и искренне радуюсь. Наконец-то и Вам удалось выбраться из узких и опасных фиордов литературных исканий в широкое, свободное море свободного творчества. Поздравляю Вас самым энергичным образом…»

Отмечая в этом письме, что от произведений Новикова-Прибоя «веет морской свежестью», Рубакин говорит, что надо сделать Алексея Силыча «известным и на Западе». Однако уже через несколько лет Николай Александрович станет свидетелем того, как новиковская «Цусима» сама, без чьей-либо помощи, проложит себе путь к читателям и Запада, и Востока, будучи переведённой на многие языки мира.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});