Сумерки невежества. Технология лжи, или 75 очерков о современной фальсификации истории Украины - Александр Каревин

Организованная в Киеве весной 1917 года Центральная рада объявила о подготовке к созданию автономной Украины, в состав которой хотела включить не только Малороссию, но и Новороссию. После переговоров с Временным правительством было решено, что автономная Украина будет состоять из пяти малорусских губерний — Киевской, Волынской, Подольской, Полтавской и Черниговской (без четырех северных уездов, населенных в основном великорусами). Что же касается губерний новороссийских — Херсонской, Екатеринославской, Таврической, а также губернии Харьковской, то они должны были быть присоединены (целиком или частично) к Украине лишь в том случае, если за это выскажутся органы местного самоуправления, выборы в которые тогда проводились.

И вот что характерно: ни одна местность, ни один уезд или город присоединяться к Украине не захотели. Не захотели прежде всего потому, что под руководством Центральной рады это была уже не Малороссия, а некий антирусский проект. Так, например, новоизбранная Одесская городская дума (Одесса входила тогда в состав Херсонской губернии) категорически отвергла претензии Центральной рады на свой город и прилегающие районы. Видный украинский исследователь, представитель украинской диаспоры Богдан Кравченко в своей монографии, посвященной становлению «украинского национального самосознания», вынужден был признать, что реакция Одесской думы являлась «типичной для региона».

О том же, но уже как очевидец писал крупный деятель украинского движения Евгений Чикаленко. «Волынь, Подолия, Слободская Украина, Новороссия, Черниговщина отнеслись к автономии равнодушно, а кое-где даже враждебно, — сообщал он 21 июля 1917 года в письме к петербургскому приятелю (тоже видному деятелю движения) Петру Стебницкому. — А если Центральная рада не утихомирит беспорядок, то враждебность распространится и углубится». Тут стоит заметить, что действительно идею выделения из России (пусть даже на правах автономии) население не поддержало не только в Новороссии и на Харьковщине, но и в Малороссии. Однако мнения жителей этого региона ни Временное правительство, ни Центральная рада спросить не пожелали. Обитателям Новороссии повезло больше. Их спросили, и ответ был однозначен.

Тот же Чикаленко сокрушался, что в Херсонской губернии (где он проживал) крестьяне-малорусы не сознают себя украинцами и «из-за этого и протестуют против украинизации». Еще хуже для таких, как Чикаленко, обстояло дело в городах. «Одесса, Херсон, Николаев, Севастополь, Ростов и другие приморские порты, вероятно, очень долго останутся русскими», — жаловался он Стебницкому. И особо подчеркивал, что русскими города останутся именно потому, что малорусы вместе с великорусами «крепко будут отстаивать русификацию этих городов и не допустят их украинизации». Впрочем, несмотря на все это, Центральная рада все же попыталась подчинить Новороссию. Как известно, дальнейшее развитие революции привело к гибели тогдашнего Российского государства. Воспользовавшись ситуацией, центральнорадовские политики объявили о присоединении к Украине новороссийских губерний и Харьковщины. Но поставить под контроль новые территории так и не смогли.

А вскоре Центральная рада, потерпев поражение в войне с большевиками, бежала из Киева. За помощью она обратилась к Германии и Австро-Венгрии. Обращение не осталось без ответа. В феврале — апреле 1918 года германские и австро-венгерские войска оккупировали Украину. В зону ответственности последних вошла большая часть Новороссии. И вновь-таки примечательный факт — уже в мае 1918 года представитель австрийской армии при правительстве Украины генерал-майор Вальдштетен докладывал в Вену: «Нет никакой украинской национальной мысли, по крайней мере в Южной Украине. Все живут, думают и говорят по-русски. По-украински никто не понимает».

Вышеприведенные слова можно подкрепить еще одним свидетельством. Летом 1918 года русский писатель Сергей Елпатьевский объездил значительную часть Украины. Демократ по убеждениям, он прежде всего уделял внимание настроениям народных масс. И обнаружил, что народ в стране скорее русский, чем украинский. Это было особенно заметно в южных губерниях, что и привело Елпатьевского к мысли о «совершенной невместимости Новороссии и Крыма в понятие Украины».

Таких свидетельств можно привести много. Сколько бы ни пытались украинские власти (Центральная рада, гетман Скоропадский, Симон Петлюра) украинизировать Малороссию и Новороссию, ничего у них не получалось. Но то, что не удавалось украинским деятелям, совершили большевики. Руководствуясь не интересами народа, а мечтой о мировой революции, они заключили с украинским движением временный союз, условием которого была украинизация. Первые попытки в данном направлении были предприняты советскими властями в 1919 году. С 1923 года политика украинизации стала последовательной и планомерной. Принудительно переводились на украинский язык работа органов власти, система судопроизводства, система образования, пресса, театры, кино. А главное — насаждалось «украинское национальное сознание». Малорусов переименовали в украинцев и внушали им, что они не русские и являются отдельной нацией от великорусов.

Действовали методом кнута и пряника. Тому, кто соглашался признать себя украинцем, было легче найти хорошую работу, поступить в вуз, сделать служебную карьеру. Однако людей объявляли украинцами и без их согласия. Властям хотелось показать, что украинизируемые территории действительно населены украинской нацией и, следовательно, политика украинизации отвечает чаяниям большинства жителей. Для вчерашней Новороссии (с началом украинизации это наименование перестали употреблять) это было актуально еще и потому, что, включив ее в состав новообразованной Украинской ССР, властям требовалось обосновать принятое решение. В этом отношении интересно сопоставить результаты двух переписей населения — Всесоюзной городской и Первой всесоюзной переписи. Первая из них проводилась еще до начала тотальной украинизации — в марте 1923 года. Вторая — в декабре 1926 года, когда украинизация была в самом разгаре. Сопоставление населения именно городов позволяет лучше отследить украинизаторские тенденции. В сущности, только такое сопоставление и дает основания делать какие-либо выводы. Административно-территориальное устройство в те годы подвергалось постоянным изменениям (менялись границы губерний, округов, республик). Одна и та же губерния, например, в 1920 году (когда также производилась Всеобщая перепись населения) по размеру территории была часто совсем не такой, как в 1926-м. Города, конечно, тоже разрастались, меняли свои размеры. Но рабочие поселки, включаемые в городскую черту (за счет чего и происходило ее расширение), как правило, имели примерно тот же национальный состав, что и города. Итак, перепись 1923 года насчитала в городе Сталин (нынешний Донецк) всего 2,2 тысячи украинцев (6,9 % от всего населения). В Одессе — 21 тысячу (6,6 %). В Екатеринославе (ныне Днепропетровск) — 20,6 тысячи (16 %). В маленьком Бердянске украинцев насчитывалось всего 652 человека (3 % населения). Больше их было в Бахмуте (Артемовске) — 6,3 тысячи (21,5 %). В Херсоне — 5,5 тысячи (13,4 %). В Николаеве — 14,2 тысячи (17,5 %). В Запорожье — 12,2 тысячи человек (27,9 %). В Мариуполе 8,5 тысячи (21,2 %). В Луганске 9,5 тысячи (21,4 %). В Зиновьевске (Кировограде) — 10,5 тысячи (20,9 %).

А спустя три года количество украинцев (точнее — записанных таковыми) резко увеличилось. В Одессе, например, почти в 3,5 раза. В Днепропетровске — более чем в 4 раза. В Сталине — почти в 12,5 раза! Не надо думать, что увеличение произошло за счет переезда в города жителей украинских сел. Сама по себе численность населения в городах росла гораздо более скромными темпами. Скажем, в Одессе — в 1,3 раза. В Днепропетровске — в 1,8 раза. В Сталине — в 3 раза. Рост численности украинцев объяснялся одним — переписчики записывали туда людей, не спрашивая их желания (на сей счет была издана специальная инструкция). В Бердянске общее количество населения за три года увеличилось на 20 %, а количество «украинцев» возросло в 9 раз. В Запорожье рост численности всего населения составил 26,5 %. Число же украинцев там выросло в 2,1 раза. И так повсеместно.

Соответственно «уменьшалась» численность русского населения. В результате, если, например, Луганск в 1923 году можно было называть русским городом (русские составляли там 63,4 % населения), то в 1926 году, согласно официальным данным, удельный вес русских по национальности жителей уменьшился до 43,7 %. В Артемовске в 1923 году русских было 50,8 % населения, в 1926 году — всего 23,5 %. Зато количество «украинцев» там возросло с 21,5 % до 54,9 %. Удельный вес русских в Мариуполе за то же время уменьшился с 52,8 % до 35,2 %. Преимущественно русское Запорожье (40,5 % населения в 1923 году) стало через три года преимущественно нерусским (всего 26 % русских среди его жителей). И так далее. Одним росчерком пера русские населенные пункты делали украинскими.