Король ничего не решает (СИ) - Марс Остин

— Счастливых у меня тоже много. Один дружище врач, женился на своей пациентке, говорил, у неё очень миленький желудок.

Двейн взбодрился от такого заявления, посмотрел на неё квадратными глазами:

— Он делал ей операцию?

— Да, они так познакомились, он в первый раз увидел её на столе. Она говорила, что запомнила, как он ей говорит что-то и боль отпускает, осталась такая связка в голове, его голос и кайф.

— Он женился на ней после операции, со шрамом?

— Ну да. А что?

— У нас женщина со шрамом, и тем более, с операцией — порченный товар, на ней никто не женится.

— Ох и дикари вы, товарищи, — вздохнула Вера, — пока вы будете выбирать женщин как товар, по упаковке, они тоже будут оценивать вас по знатности и богатству, какой привет — такой ответ.

Двейн отвёл глаза и тихо сказал:

— Если бы она меня любила, она бы вышла и за бедного, и за незнатного.

— Если бы ты её любил, ты бы женился и со шрамами. Сант же женился?

— Женился. И его выгнали из дома.

— Пофиг, свой построит. Родители — это прошлое, а жена — будущее, если жить прошлым, можно будущее просрать. Мудрые родители это понимают, и стараются вести себя так, чтобы когда настанет будущее, родители были частью этого будущего, чтобы дети не забывали о них, а не уходили из дома, обрывая все связи. Если у родителей не хватает на это ума, они сами виноваты в своём одиночестве в старости.

Двейн помолчал, потом посмотрел на неё серьёзно:

— Ваши родители поддерживали ваши отношения со вторым Призванным?

Вера округлила глаза:

— Шутишь? Я их не знакомила. Это были не серьёзные отношения. Родителей знакомят, только если брак в планах, а я ничего такого не планировала с ним, мы просто встречались.

— Вы его не любили?

— Да я вообще мало кого любила. Когда мы с ним познакомились, я думала, что любовь — это не про меня, и что мне даже, наверное, повезло, потому что когда остальные девочки с ума сходили, я на них смотрела как на идиоток, мне не хотелось так крышу терять. А наблюдая за тем школьным корешем, я укрепилась в этом мнении — любовь лишает выбора, от неё больше проблем, чем удовольствия.

— И тем не менее, вы говорите о ней, как о первом пункте при выборе супруга.

Вера печально улыбнулась и отвела глаза:

— А ты меня поменьше слушай, я люблю потрындеть, но права ли я? Мой опыт, по большей части, чужой. Слушать надо того, кто счастлив, а ты видишь кольцо на этом пальце и счастливую семью вокруг? Вот и всё.

Двейн посмотрел на предъявленный палец, на Барта, потом на министра, дальше вдоль стола, потом на свою руку, опять на Веру, с улыбкой спросил:

— А кольцо обязательно?

Она качнула головой:

— Это просто символ из моего мира, позволяет не ставить других людей в неловкое положение и не задавать неудобных вопросов.

— У нас носят браслеты.

— Я в курсе.

Повисла тишина, Двейн смотрел на свою руку, с другой стороны мрачно хрустел салатом Барт, Эйнис и Кайрис загадочно переглядывались, Вера смотрела в свою пустую тарелку. Двейн решительно сказал:

— Я передумал, я хочу пиццу.

— Завтра забадяжим, приходи на ужин, — она понятия не имела, как собирается выполнить это обещание, но изображала абсолютную уверенность и полное владение ситуацией, Двейн улыбнулся:

— Приду. Или вообще просто не буду уходить, посплю здесь. Очень удобно получилось, надо взять на заметку, — он лёг удобнее и прикрыл глаза, продолжая улыбаться, Вера долго смотрела на него, потом посмотрела на Кайрис, та развела руками и беззвучно шепнула:

— Задрых, гад. Мистика какая-то.

— В чём дело? — так же беззвучно спросила Вера, Кайрис неуверенно посмотрела на министра Шена, тот ответил ей долгим взглядом, после которого Кайрис поблагодарила за прекрасно проведённое время и очень захотела спать, одним взглядом убедив Эйнис, что та тоже очень устала.

Министр встал проводить их, и куда-то пропал, Вера посмотрела на Барта, который всё это время сосредоточенно жевал, он ответил ей ироничным взглядом и беззвучным шёпотом:

— Не волнуйся, я тебе не буду рассказывать, как у меня всё плохо. Можешь почитать, я поем и уйду, у меня много работы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На нём тоже теперь был амулет. Вера посмотрела на его пыльный костюм, грязные волосы, красные глаза, серые руки человека, который работает на холоде и на земле… достала телефон и открыла книгу.

Барт опять занялся едой, Вера сняла туфлю и дотянулась босой ногой до ноги Барта, поставила сверху, он посмотрел на неё, она молча посмотрела в ответ. Он улыбнулся и отвернулся, опять повернулся и сказал:

— Отцепись.

Вера кивнула, всем выражением лица демонстрируя неконфликтность, Барт уткнулся в тарелку, Вера уткнулась в книгу. Он доел, быстро поцеловал её в щеку и ушёл. Она посмотрела на спящего Двейна и продолжила читать.

* * *

7.42.7 История болезни Двейна от Дока и книга про мальчика и тигра

Книга увлекла её, заставив забыть о времени, и когда за стол кто-то сел, она не сразу подняла глаза, позволив себе дочитать до конца абзаца. Напротив сидел Док, и смотрел в пространство невидящим магическим взглядом, но быстро вышел из транса и с лёгким недоумением указал на Двейна:

— Он чё, спит?

Вера пожала плечами:

— Он в амулете против меня, я не могу сказать, спит ли он.

Док нахмурился и опять выпал в транс, вернулся и развёл руками:

— По ходу, спит. Охренеть. Он поел?

Вера улыбнулась и шёпотом ответила:

— Он не просто поел, он половину этого стола втоптал, в несколько подходов, правда, но я всё равно обалдела, обычно он скромнее кушает.

Док вытаращился ещё сильнее, опять ушёл с транс, вышел и развёл руками на ширину дивана, так и застыв. Вера улыбалась, он сел нормально и осмотрел стол, придвинул себе тарелку салата и сунул в рот полную салатную ложку, дожевал и сказал:

— Я поверить не могу. Точнее, я-то верю, но я знаю, что это твой бог помогает. Проблему это не решает, конечно, но всё равно, хотя бы легче ему. Хоть временно, — он вздохнул и придвинул другую тарелку, Вера дала ему съесть кусочек, и спросила:

— А что с ним?

— У него осколок в позвоночнике.

— Чего осколок? — округлила глаза Вера, Док мрачно отодвинул тарелку и вздохнул:

— Самого позвоночника. Его много били в детстве. У цыньянцев самое популярное и типа-гуманное наказание — битьё палкой по спине, считается, что после этого можно быстро вернуться в работу, и это не травматично. Но это не так, удары по спине всегда аукаются, просто гораздо позже. Позвоночник — сложная штука. От ударов там образуются такие… — он начал показывать руками что-то сложное, грустнея всё больше, — такие наросты как бы, в них всякие трещины и уплотнения, в детстве они мягкие и незаметные, но с возрастом становятся твёрдыми и хрупкими, у Двейна их полная спина, и от удара мостом один из них раскрошился. Он крохотный вообще, микроскопический, мы насилу нашли его, но он в таком месте, что вызывает боль. Постоянную и очень сильную. Я могу её снять магически, но это нельзя делать часто, от этого можно получить атрофию нервных волокон. Можно колоть его химией, но это тоже нельзя делать часто, потому что она тяжело выводится, мы уже раз переборщили, траванули его. Можно ещё травами обезболить, но они… как бы наркотические, тоже перебарщивать нельзя, потому что начнётся привыкание. Твои лекарства не подходят, они работают только в мышцах и на коже, а общее действие довольно слабое у них, ему не помогает. Мы поначалу кололи, потому что думали, что у него болит ушиб. А сейчас ушиб прошёл, а боль только хуже. Чё делать, я вообще не представляю, вроде силы много, а такое бессилие, что выть охота, — он с силой потёр лицо, Вера отвела глаза, казалось, Док сейчас заплачет. Эти голубые глаза, осознающие собственную беспомощность и верящие в чудо, вернули её в тот день, когда она сидела за ширмой, а он сидел на полу, у кровати своего умирающего сына.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})