Афганский дневник - Юрий Лапшин

В пехоте упорно ходят слухи, что их здесь оставляют охранять Саланг до мая. Слух невероятный и мало правдоподобный. Впрочем, ничему уже не удивлюсь.

С Саланга пришел КамАЗ. Одна машина с одним водителем. Даже без офицера, без старшего. Я опешил. Вечером запросил командира. Он сказал, что знает, мол, так получилось. Это уже даже не забавно.

В обед подошел майор В. Дубровский, начальник связи полка, с необычной просьбой. Договорился с летчиками, дают мясо. Хочу, говорит, пельмени сделать. Надоела тушенка. Дал машину. Вот сейчас, вечером, в ответ прислал горячих пельменей с маслом. Отлично! Но есть пельмени в одиночку скучно.

Новости прессы и радио: 20-го состоится приведение к присяге Джорджа Буша на пост президента США (сменил Рональда Рейгана).

Опубликовали постановление ЦК КПСС по городу Жданову. Мариуполь снова станет Мариуполем. Имя Жданова убирают и с других вывесок.

Миша Цинченко довольно критически отозвался о Вахабе. Начиная с того, что тот приехал, естественно, не знакомиться, а выпросить на дармовщинку; что уж он-то проживет при любой власти (они себе пути отхода предусмотрели); что прикидывается бедным отцом. Денег, говорит, у него больше, чем у нас.

Примечание. В марте 1990 года Вахаб, уже в должности командира полка, поддержал мятеж министра обороны РА Шах Наваз Таная против президента Наджибуллы. После неудачи участники мятежа, забрав семьи, на самолете Ан-12 перелетели из Баграма в Пакистан.

20.01.1989, Баграм. Пятница

Заехал к афганцам. Вахаб оказался в полете, парой ушел на Хост. Пришлось подождать его посадки и встретить буквально у пилотской кабины. Поднялись в штаб в кабинет командира. Традиционный чай и разговор ни о чем, но вот подошел командир полка Мухтар и разговор перешел в довольно энергичное русло. Честно говоря, неожиданно. Раньше афганские офицеры от обсуждения положения или уклонялись, или бухтели какие-то ревфразы, цитаты и т. д. А теперь: сначала довольно критические замечания царандоевцев о Наджибулле; явное стремление летчиков что-то сделать и неудовлетворенность положением вообще. Если приложить сведения о возможности путча, о желании халькистов одолеть парчамистов, приложить ко всему ходящее по рукам обращение 700 офицеров с требованием перейти к решительной борьбе с противником, то картина получается интересная.

Мое положение оказалось довольно сложным. Собственно меня, строевого офицера, старательно выспрашивали о том, куда пойдет наша политика. Если бы я сам знал. Явно наводят на мысль, что мы не тех поддерживаем, что они готовы и будут драться до конца, что они победят. А что я могу ответить? Что сам не высокого мнения о Наджибулле? Мнение об афганской армии. А черт вас знает! Никто, конечно, не верил в мае и августе, что Кандагар и Джелалабад выстоят. Есть, наверное, силы. Может, эти вопросы проблеск самосознания не только этих летчиков, но и других офицеров. Но помню их инертность, постоянное желание быть за нашей спиной, не лезть и не высовываться. Может теперь, когда прятаться не за кого, и завоюют, наконец, начнут биться. В общем, постарался избежать этих вопросов. Сказал, что надо вам самим здесь разобраться, что и мы надеемся, что вы выстоите. Ведь все же девять лет к этому стремились.

21.01.1989, Баграм. Суббота

На задачу из Кабула начал выдвигаться 350-й гв. пдп. Днем уже проходил мимо наших блоков на Саланге.

23.01.1989, Баграм. Понедельник

Столько дней стояла тишина, а с утра рев самолетов и модуль вздрагивает. Над «зеленкой» столбы пыли и дыма. Где-то у входа в Саланг справа и слева от ущелья вспышки разрывов.

Рано утром меня вызвал на связь В. Востротин. Уже на узле связи долго не мог вклиниться в разговор. «Варяг», то есть 2-й пдб, докладывал обстановку. Прослушивал и понял, что наши всеми средствами обрабатывают прилегающие к трассе кишлаки и места базирования «духов». Спросил: «Что вы там, войну развернули?» Но командир одернул, мол, слушай сам и не болтай по радио. Мой же выход на связь по простой причине: привезли телевизоры и видеомагнитофоны, банк заканчивает работу позже, чем планировали, 26 января, и поэтому надо выйти на контакт с начальником военторга, чтобы тот ждал гонца с Саланга с деньгами для выкупа аппаратуры. Телевизоры телевизорами, но все мысли не об этом. Если так дальше пойдет, то нам отсюда действительно придется прорываться с боями.

Вчера случайным выстрелом с аэродрома ранен бача. Недалеко от конца взлетной полосы. Сбежался весь кишлак. Пришлось поднять резервную группу. Вроде успокоились.

Дописываю вечером. Бача скончался. Видели, как его привезли и выгрузили на носилках. Опять собралось много народа. Для нас без последствий. Вчера ночь без единого выстрела из кишлака. Сейчас 23 часа, и пока тихо. Но тревожно. Как-то теперь сложится обстановка. Целый день напряженно работала и советская, и афганская авиация. Била артиллерия. В стороне Саланга долго стояла черная пелена.

Съездил в 108-ю дивизию. Все, кого встретил, плюются и костерят неведомого Берию, который все это придумал. Слухи самые разнообразные. И что сегодня должно состояться заседание Политбюро, которое окончательно определит нашу судьбу. И что самый ярый сторонник продолжения войны — Шеварднадзе, который требует сохранить наше присутствие вплоть до оставления наших войск на Саланге и в Кабуле (103-й вдд). Договорились, что он получил где то солидную мзду и от этого так рьяно «рвется в бой». Кутерьма. Одно ясно, что мы только потеряли от сегодняшней бойни. Уйдем, а Наджибулла будет говорить, что вот эти кишлаки стерли с лица земли русские. «Неверные», одним словом, что с них взять (кроме помощи).

В Кабуле очень сложно с продовольствием. В Хайратоне на миллиард советской помощи… Никто не везет. Наверное, из-за этих колонн мы и стоим. Афганцы обвиняют нас в том, что мы стоим в стороне, не бьем Ахмад Шаха. Даем грабить колонны, которые до столицы не доходят. Вот теперь они добились, что мы влезли опять в кровавую баню. Приезжал хирург из медбата — Николай. Озабочен. Начали поступать тяжелораненые, а медсил в Джабале очень мало. Завтра снимает отсюда свой прицеп-операционную и идет в Джабаль-Уссарадж. Теперь, если у нас появится 300-й, то и везти некуда. Вот дела. Да еще и с той стороны Саланга в Пули-Хумри госпиталь свернули. Еще один результат нашей непоследовательности и суеты.

Еще раз пришел к выводу, что наш договор по Афгану — договор ни о чем. Нам надо было любым способом выйти из войны и выйти более или менее пристойно. А противная сторона понимала, что без этого мы останемся и была вынуждена сделать хорошую мину. Однозначно, что выполнять его не собиралась. Тут наши сделали такую же мину. Остальные упреки и перепалки в газетах — обычный дипломатический ритуал. Мы получили повод, они получили довод.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});