Латышские народные сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

словно птички, — им крылышки; ваши сыновья, дому опора, — им ножки, а я бедный крестьянин — мне брюхо и все потроха.

Понравилось барину, что Грикис так ловко гуся разделил, отдал Грикису его долю и бревен дал.

Пошел Грикис домой, радуется: получил-то он больше, чем чаял.

Прослышал об этом другой крестьянин — и подумал: «Надо мне сарай строить, а денег-то у меня нет, зато пять гусей есть. Снесу-ка я их барину».

Задумано — сделано. Отнес крестьянин барину гусей. Призадумался барин — как же их разделить? И крестьянин голову ломает, да так ничего придумать и не могут. Послал, наконец, барин за Грикисом — пусть, мол, придет гусей разделит. Идет Грикис, радуется: честь-то какая — в имение зовут гусей делить.

Взял Грикис одного гуся, подал его барину и говорит:

— Вы, ваша жена и гусь — трое!

Второго гуся подал он сыновьям и говорит:

— Два сына и гусь — тоже трое.

Третьего-гуся отдал он дочерям со словами:

— Две дочери и гусь — опять же трое.

Себе он взял двух гусей и сказал:

— Один мужик и два гуся — всего трое.

Так Грикис опять и гусей разделил, и себя не обидел. Взял он свою долю и домой пошел.

Как барин жеребенка высиживал

Жил однажды барин, который больше всего на свете любил лошадей. Лишь одно на уме у него было — раздобыть таких лошадей, каких ни у кого нет. Как прослышит про конскую ярмарку, так все бросает и айда туда, хоть сама барыня при смерти лежи.

Раз поехал этот завзятый лошадник на ярмарку и повстречал крестьянина с возом огурцов.

— Ты что везешь? — спросил его барин.

А крестьянин, хитрюга, отвечает:

— Везу я такие яйца, из которых можно жеребят высидеть, каких ни у кого не бывало.

— Покажи-ка, — попросил барин.

Крестьянин и показал. Выбрал барин из этих яиц самое большое и спрашивает:

— Сколько стоит такое яйцо?

А крестьянин, хитрюга, отвечает:

— Триста рублей!

Вытащил барин кошелек и отсчитал триста рублей.

А уезжая, крестьянин напоследок оглянулся на барина и сказал:

— Яйцо надо в горшок положить и самому сидеть на нем, пока жеребенок не вылупится. А если кто спросит о чем, одно лишь должен отвечать: тпру!

На том они и расстались, и каждый отправился своей дорогой.

Барин, домой вернувшись, тотчас же сел жеребенка высиживать. Барыня спросила его, что это он так долго сидит, а барин как гаркнет: тпру!

Такой диковинный ответ барыню крепко рассердил, но, зная, каков муж, она оставила его в покое — пускай себе сидит. Велела приносить ему еду, питье, а сама больше ни слова ему не говорила.

Высиживал барин, высиживал, недели три-четыре на горшке сидел, да так ничего и не высидел. Совсем уж барин приуныл, и надоело, наконец, ему яйцо высиживать. Рассердился он, схватил горшок с огурцом, побежал в лес и в сердцах швырнул в кучу хвороста. Тут вдруг из кучи хвороста заяц выпрыгнул и в лес поскакал. А барин вслед ему кричит:

— Кось-кось, тпрусенька, кось-кось!

А заяц шума напугался, припустил во всю прыть и скрылся в чаще. Опечалился барин, пригорюнился и домой пошел. А по дороге повстречался ему тот самый крестьянин, у которого он огурец за триста рублей купил. Рассказал крестьянину барин, что совсем было высидел жеребенка, какого ни у кого нет, да, как дурак, сам его и выкинул. А крестьянин, хитрюга, послушал, послушал и сказал:

— Так-то вот со всеми дураками бывает, которые даже жеребенка высидеть не умеют.

Вернулся барин домой и рассказал барыне про горькую свою участь. А она как услыхала, какой дурак ее муж, так и видеть его больше не пожелала.

Как бедняк разбогател

Жили-были барин богатый да бедняк убогий. Не знал барин, куда деньги девать, а бедняк о том только и думал, как еды раздобыть. Однажды богач решил поразвлечься и объявил, что готов с любым вралем силами помериться. Тому, кто его во вранье превзойдет, обещал он пуру золота дать. Очень захотелось бедняку пуру золота заработать, пришел и он к богачу.

Вот подошел его черед врать.

— Ну, что скажешь, бродяга? — спрашивает богач.

— Здравствуй, барин! — поздоровался бедняк и поплел небывальщину: — Однажды нашел я в лесу ель, на которой вместо шишек росли большие красивые бобы.

— Что ж, это может быть, — согласился богач.

— Сорвал я бобину, посадил перед избой. И что ты думаешь — боб сразу начал расти. А рос-то он — чуть ли не по полвершка в минуту.

— И это вполне возможно, — опять согласился богач.

— Думал я, думал и, наконец, полез вверх по бобовому стеблю. Высоко уж залез, как вдруг стебелек подломился и стал я падать.

— И так может быть, — говорит богач.

— Падал я, падал и, верно, убился бы, и никто бы не знал про то, что со мной приключилось, коли б не упал я на большое облако. Вот еду я, как важный барин, на облаке и гляжу, чем люди на земле занимаются.

— Да, верю я этому, — сказал богач.

— Вдруг вижу: сарай на небе, и, как облако проплывало мимо, я — раз! — перепрыгнул на крышу. Проделал в крыше дыру и залез в сарай.

— Верю, — опять говорит богач, которому вранье бедняка начало уже надоедать.

— Гляжу, а там развешаны по стенкам звезды да месяцы — много, много. Стал я думать, как бы мне опять на землю попасть, и придумал: сцеплю-ка я все месяцы цепочкой и по ней спущусь на землю.

— Что ж, и это может быть, — проворчал богач.

— Задумано — сделано. Веревка уже готова, и начал я спускаться. Да вот беда! До земли еще далеко, а веревка кончилась.

— Бывает, — сказал богач и спросил: — Скоро ли конец? Недосуг мне тебя слушать.

А бедняку уж и говорить нечего, и решил он открыть свой главный козырь:

— Раскачался я, выпустил веревку и упал в большую пещеру…

— Всему верю, только кончай скорее! — закричал богач.

— И что вы думаете: там мой отец и ваш отец свиней пасли и из-за корки хлеба дрались…

Тут уж нервы у богача не выдержали: надо же, такое о своем отце услыхать!

—