Арктическая родина в Ведах - Бал Тилак

При разъяснении сути Гавам-аянам (то есть годовой саттры «путь коров») и соответствующей легенды о Дашагвах уже упоминалась греческая легенда о Гелиосе, о котором сообщается, что он имеет триста пятьдесят быков и много овец, что явно говорит о годе в триста пятьдесят дней и ночей; упоминалась и римская традиция, касающаяся месяца под названием децембер, что явно указывает на то, что он десятый и последний в году. Профессор Лигнан в своем очерке «Навагвы и Дашагвы в Ригведе», опубликованном в материалах седьмого Международного конгресса ориенталистов (1886), замечает, однако, что пассажи Плутарха о жизни Нумы, где упоминается эта традиция, не поддерживают взгляда, что римляне изначально насчитывали не больше десяти месяцев в году. Правда, Плутарх упоминает об альтернативном варианте изменений, внесенных Нумой в порядок перечисления месяцев: «Сделав март третьим, тогда как он был первым, сделав январь первым, а он был одиннадцатым у Ромула (первого царя Рима, VIII век до н.э. – Н. Г.), а февраль – вторым, который считался двенадцатым и последним». Но сразу после этих слов Плутарх замечает: «Многие, однако, утверждают, что два месяца, январь и февраль, были добавлены Нумой, тогда как до этого там считали, что в году десять месяцев», а в конце этой части своего текста он приводит собственное мнение: «То, что римский год содержал сначала только десять месяцев, а не двенадцать, подтверждается названием последнего, но они продолжали называть его децембером, то есть десятым; а то, что март считался первым, ясно из того, что пятый после него месяц назывался квинтилис, шестой – сикстилис, и так до конца всего порядка». Я уже ссылался выше на этот пассаж и указывал, что рассуждения Плутарха по проблеме порядка перечисления месяцев основано на их числовых номерах, и это не может быть игнорировано.

Если январь и февраль были последними двумя месяцами в древнем римском календаре, мы должны полагать, что порядок исчисления от квинтилиса до децембера обрывался после децембера, что не выглядит вероятным. Поэтому более разумным будет предположение, что Нума добавил два месяца к старому исчислению года и что сообщение о переносе января и февраля от начала в конец года добавили позднее те, кто не знал, как исчислять год, имеющий лишь десять месяцев, то есть состоявший только из 304 дней.

Но, кроме Плутарха, нам известно также свидетельство Макробиуса, который подтверждал, что при Ромуле год имел только десять месяцев. Поэтому не может быть сомнений в том, что существовало традиционное представление о древнеримском годе в десять месяцев, и мы видим разумность соотнесения этого с ежегодными жертвоприносительными саттрами, описанными в ведической литературе. Тот факт, что в римском календаре месяцы именовались по своим порядковым номерам, говорит об отсутствии для них специальных названий в древности, и это же выявляется в разных арийских языках.

Свидетельства о древнем годе кельтов, тевтонов и греков не выглядят, однако, достаточно ясными, но они четко указывают, что в любом случае год отмечался определенным периодом холода и тьмы, что указывает на связь между происхождением древнего календаря и Арктикой. Профессор Райе отмечает, говоря о старом кельтском годе: «Поскольку раньше кельты придерживались обычая считать (учитывать) зимы, ставя зиму и ночь на первое место перед летом и днем, я должен согласиться, что последний день года у ирландцев, день смерти Дайрмайта, обозначал канун ноябрьской ночи праздника Хэллоуина, то есть ночи на 1 ноября, на день, известный в Ирландии как Самхайн, а в Уэльсе как Нос гэлэн геф, или Ночь зимних календ. Но и на этом одном не стоит останавливаться, так как нам известно, что среди слов Кормака есть свидетельство, что месяц перед началом зимы был последним, так что первый день первого месяца зимы был также и первым днем года».

С кануном 1 ноября связаны разные суеверия и обычаи, показывающие, что этот день считался временем пророчеств и появления духов, и Райс затем завершает обсуждение проблемы последнего дня кельтского года следующими словами: «Выше уже было показано, что учитывалось время, когда сила солнечного бога начала слабеть, что отмечалось особым праздничным днем 1 августа, в который этот бог подчинялся своим врагам – мраку и зиме. Это был момент триумфа этих сил после перерыва в проявлении их покорности, и народное воображение рисовало их наступление, создавая образы существ неизмеримо наглых и агрессивных, придавая четкие формы бесформенным отвлеченным понятиям мрака и холода, не наделяя эти формы ушами и хвостами, но описывая их как нечто режущее, черное и ужасающее, что говорится о высоком уровне развития воображения».

Все это указывает на завершение осенью древнего кельтского года и на начало зимы, отмечаемое в последний день октября, накануне первого дня ноября, когда устраивался праздник, иллюстрирующий победу мрака над светом.

Этот же автор сообщает нам и о кельтских традициях, связанных с серединой лета: «В древней Ирландии проводились ярмарки и собрания во время Лугнассада, когда отмечалась победа солнца в борьбе с силами мрака и смерти, когда теплота и сила солнечных лучей, одолев холод и мглу, начинала способствовать созреванию урожая» Это представало в своем мифологическом изложении как окончательное сокрушение Фомори и Фир Волга, гибели их короля и подавление их злобных заклинаний, а значит, и как торжественное возвращение Луга, несущего мир и изобилие, готового взять в жены деву Эринн и насладиться пиршеством, на котором не будут забыты и духи предков. Начинала проводиться свадьба, и тот принц, кто не пришел на последний день праздника, не мог надеяться на процветание в этом году.

Лугнассад был большим событием в середине лета, которое длилось от майских до зимних календ. Кельтский год можно называть скорее термометричным, чем астрономичным, и Лугнассад являлся, так сказать, временем летнего солнцестояния, тогда как, насколько мне известно, самый долгий день не имел особого значения», поэтому «первый день мая должен был, по представлениям кельтов, являться моментом рождения летнего солнечного бога». Великий праздник Лугнассад, отмечавший середину лета, состоялся в начале августа. О первом мая говорится, что в этот день происходил бой между Гвином и Гвитуром, влюбленными в одну и ту же девушку, а поэтому ее мужем будет тот, кто победит, но они договорились, что будут начинать бой ежегодно «в день майских календ и вести его до дня, известного как Дум, и победа в этот день будет решающей».

Это означает, по профессору Райсу, что «солнечный бог обретает свою невесту в начале лета, после того, как его враг захватит ее в начале зимы».

Райс сравнивает эту легенду с историей Персефоны, дочери Зевса (богиней плодородия), которую похитил Плутон, имевший право держать ее при себе лишь шесть месяцев в году. Мы можем вспомнить здесь и о богине Деметре, Матери-земле (родившей Персефону), которая имела возможность бывать вместе со своей дочерью только в течение шести месяцев в присутствии Прозерпины (римской богини растительности), являвшей собою свежую траву, а остальные шесть месяцев она тосковала о ней, пребывавшей под землей (в царстве Плутона). Таким образом, древний кельтский год выглядит разделенным на две половины – на шесть месяцев лета и начиная с 1 ноября – на шесть месяцев зимнего мрака. Но еще более замечательно то, что в Ригведе приводится точная дата начала битвы между Индрой и Шамбарой, а кельтские мифы указывают точную дату первого боя Мойтура, а также битвы Лабрэда («Быстрой руки на мече»), правителя ирландского ада, которому помогал Кухулэн, с его врагами, называемыми народом Фидга. Они сражались накануне ноября, «когда кельтский год начинался с момента увеличения силы мрака».

Профессор Райс далее подчеркивает, что древний норвежский год был подобен этому. Великий праздник норвежцев длился три дня, именуемых зимними ночами, и начинался в субботу, приходящуюся на 11 или 18 октября, или на день между ними. По утверждению д-ра Вигфассона, этот праздник отмечал начало древнего года норвежцев. Таким образом, выходит, что древний норвежский год был на несколько дней короче кельтского, но профессор Райе считает основанием этой разницы то, «что зима, а стало быть, и год, начинается в Скандинавии раньше, чем на континентальных землях, откуда распространились кельты».

Относительно же древнего греческого календаря профессор Райс указал, что старый год завершался праздником Апатуриа, а новый начинался с праздника в честь Гефеста и Афины, отмечаемого в месяце пианепсион, то есть примерно в последний день октября. Затем профессор Райс сравнивает кельтский праздник Лугнассад с греческим праздником Панафинеи, а также празднование майских календ с греческими таргелиями и завершает эти сравнения выводом, что «год, который был общим для кельтского и греческого календаря, возможно, являлся некогда общим и для них, и для некоторых других ветвей арийской семьи.