Осколки грёз - Кэролайн Невилл

себе расслабиться, мне действительно не хватало этого в последнее время. Дерек остался в команде в надежде на новые возможности участия в играх хотя бы в пределах Нью-Йорка. Слепой оптимизм, но в любом случае он не забросил дело своей жизни. Его отношения с Ванессой постепенно налаживались. На самом деле, я был искренне этому рад. Они пережили годы разлуки, чтобы понять, насколько сильно нужны друг другу. Их поступки нельзя было назвать правильными, но и осуждать эти действия я не имел права. Ванесса и Дерек строили свою собственную историю с разными крутыми поворотами и просветами.

Я снова начал принимать препараты. Мучительно, болезненно стал пытаться смотреть своему страху в глаза. Первые дни не мог прожить без срывов. Крики и недопонимания с близкими снова стали моей рутиной. Боль не глушила, а только засоряла голову старыми, уже изжитыми проблемами, всплывающими на поверхность, словно подводные камни. Со стороны я мог показаться жалкой пародией на себя, изнеможенным сгустком человеческой оболочки. Я боролся. Боролся ради Эмили, ради нас. В тот вечер пришлось пожертвовать самым дорогим – живописью. Нет, время от времени меня посещало вдохновение, но тут же мгновенно ускользало, подобно птице. В углу комнаты сплошняком хранились сломанные на части кисти, обломки старых деревянных палитр и разорванные на части иллюстрации. Тяга к искусству терпела крушение во время моего эмоционального шторма. В такие моменты одиночество ощущалось куда сильнее. Пробирало на дрожь от всего, что меня окружало. Пару раз я пытался слезть с антидепрессантов, но все время останавливался. Я не оглядывался назад. Это был большой шаг на пути к моему исправлению, возвращению к нормальной жизни.

Забитый график не спеша освобождал некоторые часы. Постепенно я стал чувствовать, что сгораю от скуки между разговорами с самим собой. Раньше у меня попросту не было и свободной минуты, чтобы размышлять о своей никчемности. Сейчас же острота этого ощущения только усугубляла мое положение. В голове мелькала мысль о работе, которая могла принести хотя бы небольшой доход на первое время после окончания школы. Райан помог мне устроиться в одну из мастерских, где я мог подрабатывать по вечерам помощником старого местного художника. Зарплата была небольшой, но день за днем я понимал, что такая отдушина усмиряла мой пыл.

Несмотря на такой исход событий, мое будущее все еще оставалось под вопросом. Однако я точно решил, что уеду в Калифорнию, чего бы мне это ни стоило. Много раз мы с Эмили обсуждали предстоящую разлуку и всегда сходились на том, что я вернусь за ней через год, на ее выпускной. Страх завтрашнего дня овладевал каждым из нас. Наши отношения тоже претерпели своего рода перемены. Непростая дилемма прямоты вызывала смятение. Выбор в пользу «меньшего зла» сказался и на моей Лилу. Порой я мог позволить себе ужасные вещи. Моя искренность переходила все возможные границы дозволенного.

Пока мысли в голове продолжали затмевать разум, с треском на пол полетел очередной осколок от стеклянной полки в гостиной. Новая вспышка гнева возникла внезапно, затуманивая весь разум. Это был не я, а частица моего порождения зла. Муштабель[37] отлетел в сторону с раскатистым грохотом.

«Одно попадание из трех», – радостно гудело в моем сознании.

Воспоминания сменялись картинками, вызывали отвратительную рябь в глазах. Все дерьмо возвращалось на круги своя. Истерический смех отражался эхом от всех стен. Затягивающаяся паранойя маскировала окружающих своей пеленой забвения.

– Стэнли! Посмотри на меня! – долетал до меня чей-то отчаянный крик.

Мое тело сопротивлялось. Пробуждение ото сна стояло за множествами замков. Безжизненный взгляд был направлен сквозь силуэт Эмили, мелькающий ослепительной искрой.

– Ненавижу! – взревел я от душераздирающей пытки.

Художественный инструмент пробил еще одну висевшую рядом полку этажерки. В этот раз фрагменты материи разлетелись во все стороны. Пунцовые капли крови развеяли бледную дымку вокруг. Рассеченное плечо Эмили заставило меня прийти в себя. Она не издала ни единого звука, скромно сдерживая боль от слабых рваных царапин.

– Твою мать! – вырвалось у меня прежде, чем я осознал всю пагубность своих бессознательных выходок.

– Все в порядке, – тихим голосом ответила Эмили.

– В порядке? Я чуть не убил тебя!

– Это просто плечо. Раны на нем заживут, а твои…

Лилу поспешно утихла.

Я бессильно упал возле нее, уткнувшись в трясущиеся согнутые колени девушки. Я злился. Злился на самого себя, что могу причинить вред самому родному человеку.

– Такого больше не повторится, обещаю. Нет, клянусь.

Я не хотел видеть, как Эмили спасает меня, подставляясь под лезвие ножа. Это выводило меня больше всего. Она никогда не давила своими разговорами и вопросами, не поднимала мою тревожность. Ее мелодичный и спокойный голос убаюкивал гнев, нервно вырывающийся на свободу.

– У меня кое-что есть для тебя, – неуверенно и протяжно я пробормотал себе под нос.

Скомканная часть мольбертного листа раскрылась на две половинки. Набросанные карандашом черно-белые портреты издалека смотрели на собственных прототипов по ту сторону действительности. В нарисованном мире, в отличие от нашего, изображенные персонажи изначально были обречены на счастье. Извилистые линии двух параллельных Вселенных сторонились любого упоминания о схожести, отрицая все фатальные совпадения. Наши истории разделяли разные жизни со своими судьбами. Но только в глубине души я понимал, что будущее уготовило для нас один финал, где рукописная копия с истиной переплетались между собой.

Глава 35. Эмили

Наступление весны вселяло надежду.

Обычно весна в Нью-Йорке для горожан была небольшим праздником, маленькой наградой за пережитую зиму. Она была мимолетной, соединяющей в себе внезапный снег и неизбежную жару. Город по-особенному расцветал ближе к апрелю, но пробивающееся сквозь облака солнце согревало своей теплотой сердце. Все вокруг заново оживало от недавнего безмятежного сна.

Распускающиеся бутоны сакуры едва проскальзывали сквозь пыльные окна скоростного монорельса, держащего свой путь на Манхэттен. Центральный парк на удивление уже был заполнен толпами людей, желающих как можно быстрее окунуться в волны сезона цветения первых нежных крокусов, вишневых деревьев Окаме и Есино, желтеющих на фоне небоскребов роскошных тюльпанов и плывущих легкими облаками лепестков сирени. Ароматный запах растений наполнял легкие приятной дрожью. Возможно, мое поэтичное настроение разделяла любовь: кроткая, пылкая. Чувство искажало реальность. Знакомый трепет внутри стремился наружу. Порожденные фантазией объятия укрывали собой слабости этого мира, погрязшие в круговороте будничного существования. Сияющие от хрупкого счастья глаза помогали забыться в трудностях, что продолжали тянуть вниз. Стэнли дарил мне веру в лучшее, но порой сам же растаптывал ее. Его любовь ранила глубоко под кожей, но также бережно исцеляла. Наши отношения терпели крушения и взлеты. Однако,