Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв. - Лариса Чернова

Таким образом, судя по завещаниям лондонских олдерменов XIV–XVI столетий, фиксирующим передачу части их имущества детям, дочери наследовали не только деньги и домашнюю утварь, но и недвижимое имущество, включая дома и торговые помещения. Заметим, однако, что более всего имущественные права девушек были ущемлены именно в распоряжении землей и другой недвижимостью. Особенно наглядно это проявилось в завещательных распоряжениях олдерменов, которые либо отдавали преимущество при наследовании сыновьям перед дочерьми, либо устанавливали право первородства (в соответствии с ним все земельные владения безраздельно переходили к старшему сыну, а младшим сыновьям и дочерям выделялись небольшие доли наследства в виде движимого имущества или денежных средств).

Нередко завещатель передавал свое имущество, движимое и недвижимое, в совладение дочери и зятю с равными правами на его отчуждение. Уже упоминавшийся лондонский суконщик Стефен де Абиндон по завещанию от 1336 г. оставил сдаваемые в аренду помещения в нескольких приходах и ренты трем дочерям и их мужьям в совместное владение и распоряжение{1386}.

В число наследников лондонских олдерменов входят также внуки и внучки, права которых в отношении наследства во многом аналогичны правам сыновей и дочерей. Можем утверждать, что внукам олдермены предпочитали завещать преимущественно недвижимую собственность, внучкам же — денежные средства. Не случайно, что торговец рыбой Уильям Брэмптон по завещанию от 5 июня 1405 г. оставил своему сыну Джеймсу пивоварню, которую мог унаследовать только еще не родившийся на тот момент внук. В том случае, если у Джеймса в течение его жизни так и не появится сын, после его смерти пивоварню следует продать, а вырученную от продажи сумму разделить среди оставшихся в живых его дочерей{1387}. Весьма красноречиво и завещание бакалейщика Стефена Брауна от 28 апреля 1462 г. Этот олдермен оставил своему сыну верфь и сдаваемые в аренду помещения в трех приходах Лондона. Впоследствии, если в семье Джона родится сын, т.е. внук Стефена Брауна, то он и унаследует всю эту собственность. Если же внук так и не появится на свет, указанную недвижимость необходимо будет продать и из полученной суммы выделить по тысяче марок каждой из оставшихся в живых дочерей сына Джона: Роуз, Катерине и Эгнис{1388}.

Часть имущества олдерменов могли унаследовать и другие родственники, среди которых в завещаниях чаще других упоминаются братья, племянники и племянницы. Однако такие наследники появляются лишь в случае отсутствия у того или иного олдермена собственных детей, особенно сыновей. Томас де Нортхемптон в начале XIV в. завещал дом в приходе Св. Марии Магдалины на Старом Рыбном рынке Томасу, сыну его сестры Джоанны{1389}. Роберт Пэрис, торговец железными изделиями, по завещанию от 8 ноября 1406 г. оставил различные суммы денег дочери и двум сыновьям брата Уильяма. Из содержания этого завещания ясно, что на момент его составления жена Роберта Пэриса уже умерла, а детей, судя по всему, у него не было{1390}. А вот Саймон де Пэрис в 60-х гг. XIV в. и Генри Рэд в 1420 г. завещали свои дома и сдаваемые в аренду помещения братьям — соответственно Роберту де Пэрису и Томасу Бланту из Бристоля, «ввиду отсутствия прямых мужских наследников»{1391}.

Иногда в число получателей наследства по завещанию олдермены включают свою прислугу. Роджер де Палмер 6 октября 1327 г. завещал своей служанке Изабелле дом, в котором он жил, и две лавки на Брэдстрит в пожизненное владение «за ее хорошую и преданную службу»{1392}. Уже упоминавшийся Роберт Пэрис отписал слуге Джону Бэйджу, «в знак признания его заслуг», усадьбу в приходе св. Марии ле Боу в пожизненное владение{1393} (впоследствии — на благочестивые цели). К сожалению, мы не имеем возможности выяснить, каковыми именно были данные заслуги — в завещаниях больше нет никакой информации на этот счет.

Завещания лондонских олдерменов рассматриваемого периода зафиксировали существование особого института управления наследственным имуществом — института душеприказчиков[155]. Чаще всего душеприказчиками назначались священники приходских церквей. Но в некоторых завещаниях в качестве таковых упомянуты родные и близкие купцов-олдерменов. Так, Стефен Константин в завещании, составленном в середине XIV в., одним из душеприказчиков назначил свою жену Джулиану{1394}. Аналогичное распоряжение содержится и в завещании Николаса Экстона от 24 октября 1393 г.: среди душеприказчиков этого торговца рыбой и олдермена упомянута его жена Джоанна{1395}. Одним из душеприказчиков Ричарда Уайттингтона, судя по его завещанию от 5 сентября 1421 г., был небезызвестный городской клерк Лондона — Джон Карпентер{1396}. Генри Бартон по завещанию от 11 сентября 1432 г. оставил управлять своим наследством брата Ральфа{1397}. Бакалейщик Томас Ноллес в завещании от 29 июня 1435 г. назначил одним из душеприказчиков своего сына Томаса{1398}.

Какие чувства связывали супругов и домочадчев? Было бы явным упрощением считать, что теологические трактаты и поучения проповедников, столь сурово порицавшие любовь, которую они сводили к похоти и не признавали даже в рамках законного брака, не оказывали воздействия на современников. Формально в браке приветствовались не страсть, а взаимопонимание супругов, совместное ведение домохозяйства и дел, воспитание детей. Представляется, однако, неправомерным полагать, что любовь, привязанность, разумеется, в пределах эмоциональной сферы средневекового человека, никогда не существовали в отношениях между супругами.

Обратимся к истории взаимоотношений олдермена второй половины XIV в. Джона Пайела и его супруги Джоан. Джон женился к февралю 1349 г., в возрасте не меньше 30–35 лет. Столь поздний, по современным меркам, брачный возраст объясняется, видимо, тем, что в средневековом городе семья для молодого человека, стремившегося к финансовому достатку и карьере, была, скорее, препятствием, чем поддержкой. Вступление в брак становилось возможным лишь после достижения требуемого уровня профессиональной подготовки и материального благополучия{1399}, которых Джон Пайел сумел достичь в конце 1340-х гг. К этому времени он уже прочно обосновался в столице и вполне мог обеспечить своей супруге надежную защиту, доброе имя и положение в обществе. Его избранницей стала девушка по имени Джоан, о жизни которой до смерти ее супруга в мае 1382 г. достоверной информации почти не сохранилось. Известно лишь, что она родилась в Лондоне между 1330–1335 гг., видимо, в семье торговца готовым платьем.

Важнейший, если не основополагающий аспект жизни Джона Пайела составляла его профессиональная деятельность, которая утверждала его социальную и личную ценность как мужчины. А что же Джоан Пайел? Как протекала ее жизнь? Чем она была наполнена? Каким образом складывались ее отношения в семье?

О жизни Джоан до смерти ее супруга в мае 1382 г. достоверно почти ничего не известно. Скорее всего, она вела достаточно скромный и размеренный образ жизни, уделяя большое внимание религиозным вопросам. В частности, в феврале 1349 г., вскоре после заключения брака, она и Джон получили полное отпущение грехов (полную индульгенцию), а в 1355 г. Джоан добилась особого разрешения папы, предоставившего ей право по своему усмотрению выбрать духовника для предсмертной исповеди{1400}. Уже эти факты показывают, сколь большое внимание в жизни Джоан Пайел занимали религиозные вопросы.

Несмотря на мизерность информации, необходимо признать, что Джоан была компетентной, умной женщиной, способной полностью взять на себя инициативу в деле управления домом, домашним хозяйством и, возможно, присматривала за «бизнесом» мужа в Лондоне во время его довольно частых поездок. Документально засвидетельствовано участие Джоан в делах мужа, связанных с движением недвижимости в Лондоне: в 1363–1367 гг. ее имя упоминается вместе с именем супруга в нескольких сделках по приобретению земли в городе. Джоан и Джон являлись совладельцами земель и рент в Итлинборо и Нортхемптоншире в целом.

В силу своей профессии Джон проводил много времени вне дома. И это не могло не сказаться на его семейной жизни и на взаимоотношениях супругов. С течением времени Джон и Джоан отдалялись друг от друга, их отношения становились все более прохладными и официальными. Показательно, что Джоан с большим нежеланием согласилась последовать за мужем в Итлинборо в конце 1370-х гг.{1401} Безусловно, здесь сказалась ее привязанность к Лондону, который она никогда не хотела покидать. Видимо, ее совершенно не прельщала перспектива сельской жизни. Но была и еще одна причина, объясняющая такое поведение Джоан. Видимо, в Итлинборо у Джона была дама сердца — некая Маргарет Джой, возможно, местная вдова, получившая по завещанию Пайела не только 10 ф. наличными все земли, строения и ренты в Файндоне, графство Нортхемптоншир, но и личные вещи, в т. ч. кровать, скатерть, салфетку, кубок и плоскую чашу. Весьма показательно, что упоминание о Маргарет и ее наследства следует сразу же за перечислением доли Джоан{1402}. Супруга, скорее всего, получила личные вещи на основании устного распоряжения Джона. Но в данном случае любопытен контраст — «личностно окрашенное» наследство, предназначенное Маргарет, и официальный, «обезличенный» характер, присущий имуществу, отписанному жене.