Земной круг - Сергей Марков

Не исключено, что Спафария хотели отправить в Китай морем из Архангельска.

В свое время академик Л. С. Берг предположил, что Спафарий, человек южного происхождения, убоявшись трудностей полярного плавания, сам сочинил «Описание чего ради невозможно от Архангельского города проходити в Китайское государство и оттоле к восточной Индии»[175].

Не исключено также, что это «Описание» есть не что иное, как русский перевод готской записки о течении между Азией и Америкой.

Кто бы ни составлял это «Описание», оно крайне любопытно. В нем приводились данные о прошлых попытках голландцев и англичан пройти в Китай и Индию мимо берегов Новой Земли. Дальше перечислялись ужасы полярного мира. Льды, «яко великие острова», угрожают кораблям, медведи и песцы «кидаются на корабли» со льдин, «тьма непрестанная» — полярная ночь — затрудняет корабельный ход на Восток.

Однако составитель «Описания» говорил: «Есть же и пролива морская, именуемая акиан, которою есть ли б могли проплывати, можно бы им было в Китай и во Индию пройти; однакож так то ледяное море, яко и Новую Землю, никто не может проведати: пролива ли есть или море и Новая Земля — остров ли есть или твердая земля соединена со Америкою, се есть с Новым Светом, зане многие землеписатели чают, что Новая Земля соединяется с Северною Америкою»[176].

Объяснить смысл всего этого было довольно трудно. Во-первых, как это никто «не может проведати» Новую Землю, когда мезенцы на своих карбасах давным-давно достигли ее?

Но вот что удивительно: о каком «акиане» или «проливе морской» говорит писатель, указывая второе направление водного пути в Китай? Ведь он только что говорил о Новой Земле в связи с неудачными плаваниями англичан и голландцев. Но, заводя речь о «проливе морской», автор снова указывает на Новую Землю, но, видимо, сам не ведая того, уже не на ту, которую мы привыкли видеть на обычном ее месте.

По-моему, название этой второй «новой земли» надо читать без заглавных букв. Тогда смысл «Описания» несколько прояснится, и в «новой земле» мы сможем узнать Аляску. Конечно, тогда еще никто действительно не мог проведать, «остров ли есть или твердая земля» та неведомая суша, край которой должен был так или иначе угадываться против устья Анадыря.

«Описание», очевидно, было составлено как сводка многих сведений, в которые попали свежие сообщения из Сибири и книжные свидетельства того времени. Первые правильно говорили о «новой земле» на северо-востоке, но все данные относительно нее были привычно отнесены к одной Новой Земле.

Так причудливо было скрыто, как ядро ореха в твердой скорлупе, сказание об Аляске в этом сочинении неизвестного географа.

Тут невольно вспоминается Михайло Стадухин, тоже перемещавший край Америки далеко на северо-запад, к Святому носу.

В сочинении о «проливе морской» высказаны мысли о том, что Америка граничит с русским Севером и, возможно, соединена с «новой землею».

Спафарий же думал, что через всю Сибирь тянется огромный Каменный пояс. Начало его где-то на Иртыше. «Камень» проходит по Енисею к Байкалу, а оттуда устремляется на восток — к самому океану. Но и там Каменный пояс не кончается. Он «идет до самого западного Индия до Нового Света».

Следовательно, и у Спафария были догадки о близости Америки к русскому побережью Тихого океана, Восточный конец единой «каменной горы, которая от Байкала идет», посол в Китай помещал между устьями Лены и Амура и оговаривал, что гора протянулась «в море далеко». Со стороны Амура плавают морем до «иных рек меньших» и до самой горы, а дальше хода нет, заключал Спафарий.

В этой «каменной горе» мы узнаем оба полуострова — Чукотку и Камчатку. Насчет Носа Спафарий ничего по говорит.

Сочинитель «Описания чего ради невозможно…» весьма недоверчиво смотрел и на возможности поисков речных путей в Китай и Индию. Но московское правительство не согласилось с этими выводами.

Снова — единство действий в отношении Сибири, Индии и Китая. Заметим, что в те годы индийскими делами, особенно торговыми, очевидно, не случайно ведал Сибирский приказ.

Одновременно с отправлением Спафария в Пекин через Сибирь, а не через Астрахань и Яик, как предлагало «Описание», в Индию, к Великому Моголу был послан Мамет Юсуп Касимов. Он повез к подножию «Павлиньего трона» дружественные подарки — соболей и «рыбий зуб», добытый, возможно, на Анадырской корге.

Было решено «изыскать из Индейского государства водяной путь к городам царского величества, чтоб к Российскому государству тот водяной путь был сподатен и безопасен реками Обью, Яны, Шерью и Селенгою или Иртышем»[177].

Василий Даудов, назначенный в Бухару, тоже должен был узнавать «водяной путь» в Индию. Направление в Индию через Персию в расчет не бралось[178].

Заботы русских о восточных делах, разумеется, не укрылись от «любознательности» иноземцев.

Бальтазар Койэт, состоявший в свите голландского посла, в 1675 году начал свои разведки с Архангельска. Койэт осмотрел гордость беломорского города — похожий на крепость каменный гостиный двор с башнями для орудий. Голландец описал северные корабли, паруса которых наполнялись ветрами Новой Земли.

Узнав важные новости о Поморье, Койэт стал разведывать о Сибири и Китае. Он описал длинную дорогу от Енисейска до Селенгинска.

В то время Евстафий Филатьев, оценщик сибирской меховой казны, принимавший когда-то соболей из рук Дежнева, послал в Пекин своих людей по кратчайшему новому направлению Селенгинск — владения халхаского хана — Калган.

Караван благополучно вернулся из Пекина.

Койэт каким-то образом необычайно быстро узнал о новой караванной дороге. Он обратил внимание и на водное сообщение между Селенгинском и Амуром и писал, что из устья Амура можно проплыть Великим океаном на Никанские острова. Правда, он спутал Южный Китай с Японией и приписал ему островное положение. Но это ошибка самого Койэта, а не русских землепроходцев, прекрасно знавших, что Никанское царство не имеет ничего общего «с островом Япан»[179].

Было бы большой ошибкой думать, что при такой слаженности действий, направленных к изучению стран Тихого океана и Азии, наши предки предавали забвению исследование морского пути вокруг Чукотки и Камчатки. Нет конечно!

Нам веками вредило «чужебесие», о котором с гневом писал Юрий Крижанич. «Инородческие вольности» на Руси приводили к тому, что плоды наших трудов и открытий оказывались в надежных тайниках Западной Европы. Все, кому не лень, пользовались нашими сочинениями, замечательными чертежами, а потом нас же высокомерно упрекали в невежестве или снисходительно поучали.

Можно только предполагать, какие огромные научные богатства были выкрадены из наших архивов и увезены за границу. Не будь этого, мы бы в более ранние сроки узнали замечательные подробности истории великого движения русского народа в сторону Северной Америки, Индостана, Китая.

До самого XX века прослеживается все это «чужебесие», тормозившее дело великих открытий.

Труды Николая Спафария

В самом начале 1678 года Николай Спафарий возвратился в Москву. Его поход в Китай длился два года и восемь месяцев. Спафарий выложил на стол Посольского приказа три драгоценных рукописи: статейный список, дневник странствия через Сибирь и «Описание первые части вселенныя именуемой Азии, в ней же состоит Китайское государство с прочими его городы и провинции»[180].

В них содержалось неисчислимое множество новых истин и догадок. Спафарий уже пытался решить вопрос о северных и восточных границах Азии, проводя рубежи по Ледовитому океану и Восточному морю, упоминал об Америке.

Блестяще описывая Китай и Корею, приводя данные о Японии и Формозе, русский посол не раз обращал свой взор в сторону Амура. Спафарий был сторонником установления морского сообщения с Китаем именно от амурского устья. Он писал, что там «лес есть великой» для корабельного строения. Спафария несколько смущал лишь «нос морской» — Корейский полуостров. Он, по мнению ученого посла, затруднял свободный ход к Ляодуну и Тяньцзину.

От Амура можно пройти и в «Епонской великой остров». В связи с этим Спафарий рассказывал, что однажды казаки, сведывавшие устье Амура, получили от туземцев в подарок… шляпы. Эти головные уборы были вывезены будто бы с большого «острова», лежащего в океане далеко к востоку от Амура.

Казаки — а с ними и Спафарий — решили, что такие шляпы должны носить «аппонские жители». «Остров великой» был отождествлен с Японией.