Долгий сон - А-Викинг

Шагнула назад и чуть не упала — скользко! Мраморный пол блестел так же мутно, как зеркало, теряясь в полумраке окружения. Ой, я Золушка! И платье такое, и главное — босиком… только сейчас поняла, когда мрамор обжег босые ноги. Конечно босиком, дуреха — не в тапочках же спать… Повернулась снова к зеркалу, скрипнула кровать. Кровать? Точно что кровать, двуспальная — разве что стоит на ребре и старательно изображает распахнутую створку двери. Откуда тут дверь, только что стенка была. Ладно, во сне и не такое… Если распахнули эти ворота, значит, мне. Но темно же, блин! И факел едва из кольца выдернула — заржавело на фиг тут все… Откуда я знаю, что факел надо вот так доставать: вверх с поворотом? Бр-р… Полы без отопления. Жалобу в ЖЭК!

Поежилась, проснулась, ну конечно — простыня вокруг шеи, ноги под форточкой! Золушка мраморная, ага… Факельщица. И платье вон джинсовое в темноте заклепками (золотее некуда) подмигивает. Ну и подмиги… хр-р…

А дверь, межу прочим, по законам жанра должна быть скрипучей! Причем протяжно и мрачно! И на дальней стене, вон там, над камином, должен быть меч! Большо-ой такой, двуручный, заляпанный кровью драконов! А не такой, как висит — хотя тоже красиво… Во всем мраке только блеск узкого хищного клинка! Подошла ближе, потянулась — потрогать-то можно? Охранные скелеты черепа не скалят и цепями вроде не грохочут. Висят себе у камина спокойненько — цепи как цепи. Только явно не из хозмага — там серебряные кольца, кажется, в дефиците. Почему серебряные? Ну просто знаю: кто же будет так железо узорить? Ладно, пусть висят, сквозняком качаются. Подозрительно как-то качаются: сквозняка вроде нет, а ко мне как магнитом. Ну и пусть. Сейчас меч достану и всем драконам по балде! И черепам по черепушке! Сама себе рыцарь! А-а-ай!

Отпрыгнула от ухнувшего в камине пламени, поскользнулась на ледяном мраморе плит и грохнулась, просыпаясь.

Ну какая уродка обогреватель сюда развернула? Так же и сгореть можно! Отодвинула, забралась обратно на диван, сонно, но мстительно показала язык алой электрической спирали…

Спирали огня вились вокруг поленьев, брося отблески на клинок. Из принципа теперь достану— приподнялась на цыпочки, руки вверх вскинула и цепи змеями ударили в запястья. Звякнули, дернули в стороны, потом ближе — к жару камина и блестящему клинку меча.

На острие — клочок. Нет, не клочок — платочек! Дернулась — только хуже стало, цепи как пружина тянут, а глаза от платочка не отвести. Легкого такого, газового, как накидка у меня на голове… И на плечах, потому что платье кто-то дернул одновременно с цепями: они вверх, платье вниз. Спереди камин, сзади ознобом сквозняк. Или страх? А чего мне боятся, вот сейчас проснусь…

Платье ворохом вокруг ног, весь наряд из прически и платочка… Скрипнул пол под шагами — кошмарный сонный: мрамор не скрипит! Или это не пол? Опустила глаза — и визгом загуляло эхо: змея! Противная, длинная, тонкая, блестящая, между мной и камином, и жало раздвоенное! От моего визга змея отпрыгнула назад и ледяным языком лизнула бедра. Ледяны-ы-ым… набухающим огнем. И еще раз, с другой стороны. И третий.

Пружинный звон цепей, всплески ледяного огня на бедрах — бо-оженьки, так это же плетка! Урроды! Убью на фиг! Вырвусь и все морды в клочки расцарапаю-у-у-у…

Шевельнулся на мече платочек — и не упал. А почему он должен упасть? Откуда я это знаю? Почему в камин? Чтобы его съел огонь и и перестал съедать мое тело… Скрип, свист, звон, отчаянный вскрик и шевеление платочка. От моего вскрика? Ага! Вот оно что! Хрееенушки! Сцепила губы, пальцами за звеньями цепей плотней — хренушки! М-м-м…

Как в мутном зеркале перед глазами тяжелая перчатка, поправляющая на голове косынку. И фигурный вензель на ее отвороте — все тот же меч, острием вниз. Перчатка скользнула по голове, плечам, дернулась — это я ее головой боднула. Ну погоди, вырвусь… То ли смешок, то ли вздох сзади. Струной напряглась — опять плетка? Заранее куснула губы под протяжный звон серебряных цепей.

Они звенели долго и пронзительно. Подняла голову от смятой подушки, тупо уставилась на наглую морду будильника.

Вот, блин… И приснится же! Сделала утреннюю слааааадкую потягу-у-ушку и ойкнула. Ладонями по бедрам: ох ни фига себе! Вскочила к зеркалу: растрепанная, взлохмаченная, никаких причесанных «крендельков» и газовых платочков — а на попе узором полосы… И глаза во все зеркало вытаращились: ошарашенные, ни черта не понимающие.

Ну все… К врачу. В психушку… А что, в психушке лечат попы после плеток? Откуда плетки, дурочка? Сон! Ты руками свой сон потрог-А-а-ай!

Мозги налево, мысли направо, руки сами себя одевают, косметикой шуршат, двери открывают, ноги на автопилоте к знакомой автобусной остановке. Вонючее солярное нутро древнего как рыцарский замок «Икаруса», толпа полусонного народа, грохот железяк и тонким дуновением — запах. Тот самый, сладкой горечи. Из-за спины. И снова не повернуться. Не хочу и не буду. Вот она, перчатка — властно легла на автобусный поручень, рядом с моими руками. Сверкнула вышитым мечом. Не оборачиваюсь. Не хочу. Спокойно иду к дверям, выхожу, ледяно замираю на остановке, выражая полнейшее презрение к перчатке и плетке за моей спиной. Шорох шин, матовый блеск машины. Рука в перчатке мягко распахивает передо мной дверку. Села. Даже не поежилась. Каменным истуканом водитель — не лицо, а памятник самому себе. Ни поворота головы, ни косинки взгляда. Движение пальца в перчатке — тронулись.

— Я думала, будет подана карета.

Хрипловатый, низкий, жутко знакомый голос, которого НИКОГДА не слышала:

— ТАМ будет и карета.

— ТАМ не мое!

— Ваше, миледи.

Как хочется обернуться и посмотреть на него. Как не хочется поворачиваться, встречаться взглядом! Потому что встречусь, глаза в глаза, и все вспомню. И платочек, пробитый сталью клинка, и свой смех в спину уходящему, и его обещания. И свою глупость, и растоптанный цветок на мраморе замковых плит…

Путь упадет платочек. Не сегодня. И не завтра. Он долго ждал и долго меня искал. И я буду долго отдавать ему свой долг. Пусть! Пусть пока висит платочек.

2004 г., конкурс КПрН

Из самого раннего

Рождественская сказка

…Домик завалило снегом по самые окна. Солнце рассыпало бриллианты искр на пушистых намётах — заснувший хуторок тихо пыхтел печными трубами, изредка тявкала собачонка.

В домике, пропахшем овчинами и старым дымом, весело трещал огонь в огромной русской печи, а за столом, у самого окошка, сидели двое. Яан — вполоборота к телевизору, который сквозь треск помех плохонькой антенны показывал «Рождественские встречи». Тайка болтала без умолку, несла какую по-женски милую и глуповатую от вина околесицу — ей было хорошо, тепло и очень надёжно, уютно рядом с этим сильным и строгим человеком. Немножко ныла на жёсткой табуретке едва прикрытая коротеньким халатиком Тайкина попа — рано утром звонкий хлёст кожаного ремня вырвал её из сладкого сонного царства. Откинув тёплое одеяло, Мужчина неторопливо и размеренно хлестал ремнём голую девушку: