Том 4. Темные аллеи. Переводы - Иван Бунин

Письмена

"Посмотри, как быстро в жизниВсе забвенье поглощает!Блекнут славные преданья,Блекнут подвиги героев;Гибнут знанья и искусствоМудрых Мидов и Вэбинов,Гибнут дивные виденья,Грезы вещих Джосакидов!

Память о великих людяхУмирает вместе с ними;Мудрость наших дней исчезнет,Не достигнет до потомства,К поколеньям, что сокрытыВ тьме таинственной, великойДней безгласных, дней грядущих.

На гробницах наших предковНет ни знаков, ни рисунков.Кто в могилах, — мы не знаем,Знаем только — наши предки;Но какой их род иль племя,Но какой их древний тотем —Бобр, Орел, Медведь, — не знаем;Знаем только: «это предки».

При свиданье — с глазу на глазМы ведем свои беседы;Но, расставшись, мы вверяемНаши тайны тем, которыхПосылаем мы друг к другу;А посланники нередкоИскажают наши вестиИль другим их открывают".

Так сказал себе однаждыГайавата, размышляяО родном своем народеИ бродя в лесу пустынном.

Из мешка он вынул краски,Всех цветов он вынул краскиИ на гладкой на берестеМного сделал тайных знаков,Дивных и фигур и знаков;Все они изображалиНаши мысли, наши речи.

Гитчи Манито могучийКак яйцо был нарисован;Выдающиеся точкиНа яйце обозначалиВсе четыре ветра неба.«Вездесущ Владыка Жизни» —Вот что значил этот символ.

Гитчи Манито могучий,Властелин всех Духов Злобы,Был представлен на рисунке,Как великий змей, Кинэбик."Пресмыкается Дух Злобы,Но лукав и изворотлив" —Вот что значит этот символ.

Белый круг был знаком жизни,Черный круг был знаком смерти;Дальше шли изображеньяНеба, звезд, луны и солнца,Вод, лесов, и горных высей,И всего, что населяетЗемлю вместе с человеком.

Для земли нарисовал онКраской линию прямую,Для небес — дугу над нею,Для восхода — точку слева,Для заката — точку справа,А для полдня — на вершине.Все пространство под дугоюБелый день обозначало,Звезды в центре — время ночи,А волнистые полоски —Тучи, дождь и непогоду.

След, направленный к вигваму,Был эмблемой приглашенья,Знаком дружеского пира;Окровавленные руки,Грозно поднятые кверху, —Знаком гнева и угрозы.

Кончив труд свой, ГайаватаПоказал его народу,Разъяснил его значеньеИ промолвил: "Посмотрите!На могилах ваших предковНет ни символов, ни знаков.Так пойдите, нарисуйтеКаждый — свой домашний символ,Древний прадедовский тотем,Чтоб грядущим поколеньямМожно было различать их".

И на столбиках могильныхВсе тогда нарисовалиКаждый — свой фамильный тотем,Каждый — свой домашний символ:Журавля, Бобра, Медведя,Черепаху иль Оленя.Это было указаньем,Что под столбиком могильнымПогребен начальник рода.

А пророки, Джосакиды,Заклинатели, Вэбины,И врачи недугов, Миды,Начертали на берестеИ на коже много страшных,Много ярких, разноцветныхИ таинственных рисунковДля своих волшебных гимнов:Каждый был с глубоким смыслом,Каждый символом был песни.

Вот Великий Дух, Создатель,Озаряет светом небо;Вот Великий Змей, Кинэбик,Приподняв кровавый гребень,Извиваясь, смотрит в небо;Вот журавль, орел и филинРядом с вещим пеликаном;Вот идущие по небуОбезглавленные людиИ пронзенные стреламиТрупы воинов могучих;Вот поднявшиеся грозноРуки смерти в пятнах крови,И могилы, и герои,Захватившие в объятьяНебеса и землю разом!

Таковы рисунки былиНа коре и ланьей коже;Песни битвы и охоты,Песни Мидов и Вэбинов —Все имело свой рисунок!Каждый был с глубоким смыслом,Каждый символом был песни.

Песнь любви, которой чарыВсех врачебных средств сильнее,И сильнее заклинаний,И опасней всякой битвы,Не была забыта тоже.Вот как в символах и знакахПеснь любви изображалась:

Нарисован очень яркоЧеловек багряной краской —Музыкант, любовник пылкий.Смысл таков: "Я обладаюДивной властью надо всеми!"

Дальше — он поет, играяНа волшебном барабане,Что должно сказать: "Внемли мне!Это мой ты слышишь голос!"

Дальше — эта же фигура,Но под кровлею вигвама.Смысл таков: "Я буду с милой.Нет преград для пылкой страсти!"

Дальше — женщина с мужчиной,Стоя рядом, крепко сжалиРуки с нежностью друг другу."Все твое я вижу сердцеИ румянец твой стыдливый!" —Вот что значил символ этот.

Дальше — девушка средь моря,На клочке земли, средь моря;Песня этого рисункаТакова: "Пусть ты далеко!Пусть нас море разделяет!Но любви моей и страстиНад тобой всесильны чары!"

Дальше — юноша влюбленныйК спящей девушке склонилсяИ, склонившись, тихо шепчет,Говорит: "Хоть ты далеко,В царстве Сна, в стране Молчанья,Но любви ты слышишь голос!"

А последняя фигура —Сердце в самой серединеЗаколдованного круга."Вся душа твоя и сердцеПредо мной теперь открыты!" —Вот что значил символ этот.

Так, в своих заботах мудрыхО народе, ГайаватаНаучил его искусствуИ письма и рисованьяНа бересте глянцевитой,На оленьей белой кожеИ на столбиках могильных.

Плач Гайаваты

Видя мудрость Гайаваты,Видя, как он неизменноС Чайбайабосом был дружен,Злые духи устрашилисьИх стремлений благородныхИ, собравшись, заключилиПротив них союз коварный.

Осторожный ГайаватаГоворил нередко другу:"Брат мой, будь всегда со мною!Духов Злых остерегайся!"Но беспечный ЧайбайабосТолько встряхивал кудрями,Только нежно улыбался."О, не бойся, брат мой милый:Надо мной бессильны Духи!" —Отвечал он Гайавате.

Раз, когда зима покрылаСиним льдом Большое МореИ метель, кружась, шипелаВ почерневших листьях дуба,Осыпала снегом ели,И в снегу они стояли,Точно белые вигвамы, —Взявши лук, надевши лыжи,Не внимая просьбам брата,Не страшась коварных Духов,Смело вышел ЧайбайабосНа охоту за оленем.

Как стрела, олень рогатыйПо Большому Морю мчался;С ветром, снегом, словно буря,Он преследовал оленя,Позабыв в пылу охотыВсе советы Гайаваты.

А в воде сидели Духи,Стерегли его в засаде,Подломили лед коварный,Увлекли певца в пучину,Погребли в песках подводных.Энктаги, владыка моря,Вероломный бог Дакотов,Утопил его в студеной,Зыбкой бездне Гитчи-Гюми.

И с прибрежья ГайаватаИспустил такой ужасныйКрик отчаянья, что волкиНа лугах завыли в страхе,Встрепенулися бизоны,А в горах раскаты громаЭхом грянули: «Бэм-Вава!»

Черной краской лоб покрыл он,Плащ на голову накинулИ в вигваме, полный скорби,Семь недель сидел и плакал,Однозвучно повторяя:"Он погиб, он умер, нежный,Сладкогласный Чайбайабос!Он покинул нас навеки,Он ушел в страну, где льютсяНеземные песнопенья!О мой брат! О Чайбайабос!"

И задумчивые пихтыТихо веяли своимиОпахалами из хвои,Из зеленой, темной хвои,Над печальным Гайаватой;И вздыхали и скорбели,Утешая Гайавату.

И весна пришла, и рощиДолго-долго поджидали,Не придет ли Чайбайабос?И вздыхал тростник в долине,И вздыхал с ним Сибовиша.

На деревьях пел Овейса,Пел Овейса синеперый:"Чайбайабос! Чайбайабос!Он покинул нас навеки!"

Опечи пел на вигваме,Опечи пел красногрудый:"Чайбайабос! Чайбайабос!Он покинул нас навеки!"

А в лесу, во мраке ночи,Раздавался заунывный,Скорбный голос Вавонэйсы:"Чайбайабос! Чайбайабос!Он покинул нас навеки,Сладкогласный Чайбайабос!"

Собрались тогда все Миды,Джосакиды и Вэбины,И, построив в чаще леса,Близ вигвама Гайаваты,Свой приют — Вигвам Священный,Важно, медленно и молчаВсе пошли за Гайаватой,Взяв с собой мешки и сумки, —Кожи выдр, бобров и рысей,Где хранились корни, травы,Исцелявшие недуги.

Услыхав их приближенье,Перестал взывать он к другу,Перестал стенать и плакать,Не промолвил им ни слова,Только плащ с лица откинул,Смыл с лица печали краску,Смыл в молчании глубокомИ к Священному Вигваму,Как во сне, пошел за ними.

Там его поили зельем,Наколдованным настоемИз корней и трав целебных:Нама-Вэск — зеленой мятыИ Вэбино-Вэск — сурепки,Там над ним забили в бубныИ запели заклинанья,Гимн таинственный запели:

"Вот я сам, я сам с тобою,Я, Седой Орел могучий!Собирайтесь ж внимайте,Белоперые вороны!Гулкий гром мне помогает,Дух незримый помогает,Слышу всюду их призывы,Голоса их слышу в небе!Брат мой! Встань, исполнись силы,Исцелись, о Гайавата!"

«Ги-о-га!» — весь хор ответил,«Вэ»-га-вэ!" — весь хор волшебный.

"Все друзья мои — все змеи!Слушай — кожей соколинойЯ тряхну над головою!Манг, нырок, тебя убью я,Прострелю стрелою сердце!Брат мой! Встань, исполнись силы,Исцелись, о Гайавата!"

«Ги-о-га!» — весь хор ответил,«Вэ-га-вэ!»" — весь хор волшебный.

"Вот я, вот пророк великий!Говорю — и сею ужас,Говорю — и весь трепещетМой вигвам, Вигвам Священный!А иду — свод неба гнется,Содрогаясь подо мною!Брат мой! Встань, исполнись силы,Говори, о Гайавата!"

«Ги-о-га!» — весь хор ответил,«Вэ-га-вэ!» — весь хор волшебный.

И, мешками потрясая,Танцевали танец МидовВкруг больного Гайаваты, —И вскочил он, встрепенулся,Исцелился от недуга,От безумья лютой скорби!Как уходит лед весною,Миновали дни печали,Как уходят с неба тучи;Думы черные сокрылись.

После к другу Гайаваты,К Чайбайабосу взывали,Чтоб восстал он из могилы,Из песков Большого Моря,И настолько властны былиЗаклинанья и призывы,Что услышал ЧайбайабосИх в пучине Гитчи-Гюми,Из песков он встал, внимаяЗвукам бубнов, пенью гимнов,И пришел к дверям вигвама,Повинуясь заклинаньям.

Там ему, в дверную щелку,Дали уголь раскаленный,Нарекли его владыкойВ царстве духов, в царстве мертвыхИ, прощаясь, приказалиРазводить костры для мертвых,Для печальных их ночлеговНа пути в Страну Понима.

Из родимого селенья,От родных и близких сердцу,По зеленым чащам леса,Как дымок, как тень, безмолвноУдалился Чайбайабос.Где касался он деревьев —Не качалися деревья,Где ступал — трава не мялась,Не шумела под ногами.

Так четыре дня и ночиШел он медленной стопоюПо дороге всех усопших;Земляникою усопшихНа пути своем питался,Переправился на дубе

Чрез печальную их реку,По Серебряным ОзерамПлыл на Каменной Пироге,И в Селения Блаженных,В царство духов, в царство теней,Принесло его теченье.

На пути он много виделБледных духов, нагруженных,Истомленных тяжкой ношей:И одеждой, и оружьем,И горшками с разной пищей,Что друзья им надавалиНа дорогу в край Понима.

Горько жаловались духи:"Ах, зачем на нас живыеВозлагают бремя это!Лучше б мы пошли нагими,Лучше б голод мы терпели,Чем нести такое бремя! —Истомил нас путь далекий!"

Гайавата же надолгоСвой родной вигвам оставил,На Восток пошел, на Запад,Поучал употребленьюТрав целебных и волшебных.Так священное искусствоВрачевания недуговВ первый раз познали люди.

По-пок-кивис