Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2 - Семен Маркович Дубнов

страны на две группы не может быть долее терпимо. Необходимо избрать главного раввина, который стоял бы на почве исторического иудаизма и мог бы воссоединить расколотые группы». Для этой цели министерство предписывает общинам — на предстоящих выборах в «верховный совет» избрать таких людей, которые бы гарантировали назначение консервативного главного раввина. Еврейское общество было возмущено грубым вмешательством в его духовную жизнь со стороны правительства, которое и после 1848 г. держало евреев в тисках бесправия. Правление Шверинской общины указало министерству в своем «представлении», что восстановление мира в общинах есть внутреннее еврейское дело и что христианские власти не призваны судить о том, какая реформа соответствует «историческому иудаизму». В ответ на этот протест последовал рескрипт мекленбургского герцога Фридриха-Франца — акт низменного деспотизма: общинам запрещено избирать членов «верховного совета», а совету избирать главного раввина. Членами совета герцог по личному усмотрению назначил трех купцов, а главным раввином — ортодокса И. Б. Липшица, который принялся искоренять «новшества» Гольдгейма и Эйнгорна. Много лет длилось это поругание общинной автономии, и только после эмансипации мекленбургских евреев в 1869 г. восстановлено было их право избирать свой «верховный совет» и своего главного раввина, не считаясь с богословскими вкусами правительства.

К концу 60-х годов, когда в обвинявшейся Германии завершалась эмансипация, возникла мысль об объединении всех реформистов, или «либералов», различных общин Германии. В августе 1868 г. был созван собор раввинов в Касселе. Собор должен был установить однообразный порядок богослужения во всех реформированных синагогах и определенное отношение к законам талмудического происхождения. Но уже при открытии прений по этим вопросам выяснилось, что среди собравшихся богословов (где были и А. Гейгер и Л. Филиппсон) нет единодушия. Тогда собор решил созвать в следующем году «синод» из раввинов и мирян, в надежде, что участие мирян смягчит остроту богословских прений и перенесет вопросы на практическую почву. На этот съезд, которому решено было придать общееврейский характер, приглашались единомышленники не только из Германии, но и из других стран.

29 июня 1869 г. собрался в Лейпциге синод реформистов; в нем участвовало свыше 80 делегатов, среди них и несколько видных иностранцев (Иосиф Вертгеймер из Вены, Леопольд Лев из Венгрии, главный раввин Бельгии Астрюк, историк М. Кайзерлинг из Швей­царии и др.). Председательствовал в синоде не теолог, а философ — берлинский профессор Мориц Лацарус; товарищами председате­ля были Гейгер и Вертгеймер. На первой очереди стояла декларация Филиппсона о «согласовании иудаизма с началами современной куль­туры». Декларация сводилась к тому, что в настоящее время, когда религиозная и национальная вражда между народами прекращает­ся, иудаизм может освободиться от своих исторических наслое­ний — различных запретов и ограждений, направленных к племен­ному обособлению, — и явиться перед просвещенным миром в виде религии, призывающей к братству людей, к религиозно-нравствен­ному усовершенствованию в духе учения пророков. Декларация Филиппсона, намечавшая общее направление реформы, была принята единогласно. Затем был принят ряд решений по вопросам о реформе религиозного воспитания и синагогальной литургии. В богослуже­нии отвели уголок древнееврейскому языку (в чтении Торы и неко­торых молитв), наряду с преобладающим государственным языком; молитвы национальные и мессианские решено было исключить или обратить в сторону религиозной миссии еврейства — распростране­ния чистого монотеизма среди народов. Однако прения по важней­шим практическим вопросам (об обязательности обрезания для вне­сения новорожденного в общинные списки, об отмене некоторых суб­ботних строгостей и законов о пище, о реформе семейных законов) не привели к определенным решениям, и обсуждение их было отло­жено до следующего съезда, назначенного на 1870 год.

Франко-прусская война помешала созыву синода в назначен­ный срок, и он состоялся лишь в июле 1871 г. в Аугсбурге, при значительно меньшем числе участников (52), что было с грустью от­мечено во вступительной речи председателя Лацаруса. Съезд при­нял ряд либеральных решений по семейному праву (гражданский брак признан обязательным, архаический обряд «халицы» отме­нен), по вопросам об обрезании (признавая этот обряд важным, синод, однако, решил, что необрезанный младенец считается ев­реем) и о праздничном покое (разрешено ездить в дни суббот и праздников для богослужения и праздничного удовольствия). Эти умеренные и большею частью разумные реформы были встречены воплями негодования в консервативных кругах, где больше доро­жили мертвой традицией, чем живым духом иудаизма. Нельзя ска­зать, чтобы религиозным идеалам иудаизма противоречила и об­щая декларация аугсбургского синода, которая сводилась к следую­щему: иудаизм, как результат исторического развития, подлежит и дальнейшему усовершенствованию; он вполне совместим с высши­ми идеалами прогресса, этической культурой и социальной рефор­мой в духе этой культуры. Противоречие тут заключалось в другом: из иудаизма, как совокупности не только универсальных, но и наци­ональных элементов, реформисты исключали его живого носителя, еврейский народ. Они забывали, что если бы во все времена и во всех странах еврейство составляло не единую нацию, а только рассе­янные религиозные группы внутри других наций, как это представ­лялось в новейшее время, то давно не существовало бы и живого, развивающегося иудаизма. Они закрывали глаза на распад западно­го еврейства как результат ассимиляции. Аугсбургский синод был последним съездом реформистов, последнею попыткою объединения прогрессивных сил германского еврейства, которые разбрелись в разные стороны, большею частью далеко за пределами еврейских духовных интересов. Действительность, деформировавшая герман­ское еврейство, была сильнее синодов, желавших реформировать ре­лигию без национальности.

Не могла успешно бороться против стихии разрушения и нео­ортодоксия, поскольку она стремилась консервировать «немца иудей­ского исповедания», весь сложный обрядовый аппарат иудаизма без его национального духа. Ортодоксы, спасая свою душу, старались только отмежеваться от «собраний нечестивых» реформистов и вы­деляться в особые религиозные общества (Trennungsorthodoxie). В середине 70-х годов им удалось в Пруссии окончательно укрепить эту партийную «автономию» на основе общегосударственного зако­на. Весною 1873 г., в разгар «культуркампфа», в прусском ландтаге обсуждался законопроект о дозволении всякому выступать из соста­ва данной церкви или религиозной общины без вступления в дру­гую. Закон (Austrittsgesetz) имел такой смысл, что выступающий пе­рестает быть протестантом, католиком, евреем и делается «безысповедным» (Konfessionslos). Депутат Ласкер внес следующую поправ­ку к законопроекту: «Евреям дозволяется выходить, по вероиспо­ведным соображениям, из данного религиозного союза, без од­новременного выхода из иудейства». Эта поправка, выгодная для ортодоксальных сепаратистов, в общинах вызвала протест со сторо­ны реформистов: они возопили о распадении еврейства на секты и о гибельности закона для малых общин, которые с выходом группы членов-плательщиков лишаются возможности содержать свои учреж­дения. Но все протесты оказались напрасными. Поправка Ласкера была принята, а в окончательной форме закон о выходе из еврей­ской общины был опубликован в 1876 году. В страстной борьбе, про­исходившей вокруг этого закона, в связи с вопросом о «безысповедных», участники не заметили тени похороненного ими националь­ного вопроса. Ведь спор о выходе