Обмани меня дважды - Мередит Дьюран

– Погоди! – прошептала она.

Выяснилось, что ритм стука колес изменился лишь в связи с тем, что кучер вывел карету на более гладкую часть дороги. Аластер провел языком по стыку бедер, но они упрямились, и тогда его рука поднялась к центру этого стыка, он твердо нажал большим пальцем на прикрывавшую его курчавую поросль и сказал:

– Дай мне это!

Ноги Оливии разошлись в стороны.

Нащупав разрез в ее панталонах, Марвик нежно и аккуратно потрогал влажные складки ее лона, хотя за этими нежными прикосновениями скрывалось его неистовое желание, подпитываемое звуками, которые издавала Оливия. Еще выше подняв юбки, он снова нащупал ее плоть языком. Святые небеса, казалось, он ждал столетия, чтобы вновь сделать это. Аластер лизал и сосал до тех пор, пока Оливия не прошептала: «Пожалуйста», но он не унимался, пока она не повторила свою просьбу еще раз.

Господи, чего только он не сделал бы ради того, чтобы услышать ее мольбу! Он заставил ее сказать это еще раз, вынудил почти подавиться этим простым словом, а затем почувствовал, как ее ногти впиваются ему в спину, но этого все равно было мало. Как продлить эти мгновения? Почувствовав, что ее бедра вздрогнули, он отодвинулся и слегка подул на нее, дав телу отдохнуть после пика удовольствия, а затем снова прижался к лону губами и стал дразнить плоть. Оливия то и дело вскрикивала, но было ли этого довольно? Мерзавцы привязывают женщин к рельсам; если бы Оливия молчала или сопротивлялась, он проделал бы с ней то же самое и держал бы там, пока она не стала бы молить о пощаде, а затем совокуплялся бы с ней на рельсах, у дерева, на траве до тех пор, пока она не поняла бы, что такое – молить его о чем-то, пока полностью не усвоила бы этот урок. Но в ее запахе, в ее стонах Аластер увидел пользу для кроющегося в нем зла. Он увидел способ принять и использовать его, если это заставляет ее стонать.

Сев, он приподнял Оливию над собой. Она вся бурлила, цеплялась за его плечи, задыхалась, краснела, ее влажные губы приоткрылись. Заметив ее язычок, Марвик приподнялся, чтобы втянуть его в свой рот, а рукой поспешно расстегнул брюки.

Оливия обхватила его рукой. Аластер вскрикнул. Кажется, это был первый звук, изданный им. Она вела его, но ее бедра двигались неуклюже. Взяв ее за талию, он слегка передвинул ее, и тут же – ах! – ее лоно открылось для него, и он дюйм за дюймом толчками ввел в него свою плоть. Марвик чувствовал, что она становится все горячее и податливее. Ее голова упала ему на плечо, и он поддержал ее затылок рукой. «Оставайся тут!», – шепнул он ей, потому что это была самая удобная поза. Аластер направлял ее бедра, показывал, как надо двигаться, и наконец она подчинилась его ритму, стала опускаться в такт его толчкам.

«Навсегда!» – это слово так и звенело у него в голове. Он хочет остаться в ней навсегда, чувствовать ее вес, удерживающий его на месте, держать Оливию за талию. Он будет брать ее тело снова и снова, и – помоги, господь, тому, кто попытается встать между ними, потому что их тела принадлежат друг другу. Его плоть проникла в ее плоть и крепко держит ее там. Сейчас Аластер понимал только это. Горячие влажные глубины ее тела несут в себе вызов, ответить на который может только он сам; он научит ее испытывать плотский голод, он будет использовать ее, и пусть весь мир катится ко всем чертям! У нее не будет возможности думать о чем-то еще; он будет наполнять ее так плотно, но в ней не останется места для иных мыслей.

Просунув руку между телами, он тер ее волшебный бугорок, пока Оливия не подняла голову и не закричала. Аластер крепко схватил ее и удержал на месте, чтобы она полностью отдалась наслаждению. По ее телу побежали конвульсии, которые охватили и его плоть, и его горячее семя вот-вот было готово вырваться наружу, чтобы пустить корни в ее теле, доказать, что она действительно принадлежит ему и только ему, что она навечно стала частью его…

«Нет!»

Сорвав с себя Оливию, он отбросил ее на сиденье. Он не предаст ее таким образом. Уткнувшись головой в стену кареты, он начал действовать сам – двух движений оказалось достаточно, чтобы его семя излилось на пол.

Когда Аластер, задыхаясь, повернулся к Оливии, то увидел, что ее прическа растрепана, все шпильки выпали из спутавшихся волос на колени, а юбки задрались. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Он был не в состоянии скрыть того, что она могла увидеть на его лице. Он не знал, что делать. Она заслуживает большего, лучшего. Но он не может предложить ей того, что она заслуживает.

Марвик не шелохнулся, хотя желание привлечь ее к себе, осыпать поцелуями ее лицо и шею было очень сильным: поставить последнюю точку, предупредить Оливию о том, чтобы она не забывала все, что он только что показал ей. Ее тело принадлежало ему. Но что он может предложить ей в ответ?

Он не шелохнулся. Потому что владеть ею он собирался до конца жизни – таким было его предложение. Ни одно другое исчисление времени ему не подходило. Но это абсурдно. И ему нечего больше предложить ей. Аластер не доверял себе настолько, чтобы предложить то, что было в его власти.

– Итак? – дрожащим голосом промолвила Оливия и облизнула губы.

Глядя на нее, Марвик испытал сладкую, горячую боль. Он был не в состоянии говорить. Когда Оливия рядом с ним, все слова теряют смысл. Все слова, которые имеют к ней отношение, – незаконнорожденная, лгунья, экономка, воровка – неправильные. Но слов, которыми можно было бы их заменить, нет. Как нет слов, имеющих какой-либо смысл, когда речь заходит о нем. Не жена. Не любовница. И не незнакомка.

Глава 16

Оливия плохо помнила свой единственный приезд в Шепвич, длившийся не больше одного-двух часов. Ей запомнился дом – определенно большой и пустой. Пожилая женщина, пытавшаяся усадить Оливию себе на колени. Правда, мама тут же забрала ее. И еще она помнила спор – очень сердитый, потому что мама плакала.

В памяти не сохранились какие-то подробности, которые помогли бы Оливии отыскать дом, где провела детство ее мать. Но сам по себе Шепвич по размеру был еще меньше, чем Алленз-Энд, – не больше дюжины домишек, разбросанных на повороте песчаной дороги, и владелец главного магазина, который с любопытством поздоровался с нею и сразу ответил:

– Семейство Холлидей? А-а, вам нужен белый дом! Это в полумиле отсюда по улице, позади него еще старый каменный сарай стоит. Вы его не пропустите. Вы – их родственница, да? У вас глаза, как у Холлидеев, и… – Он указал рукой на свой нос.

– Да, – сказала Оливия, – родственница. – С этими словами она предпочла быстро ретироваться к карете, где ее ждал Марвик. Она сразу подумала, что в его величавом присутствии торговец едва ли разговорится.