Карнакки - охотник за привидениями - Уильям Ходжсон

— Старая посудина, доктор, — вот и все, что смог он сказать мне по этому поводу.

Тем не менее, когда я упомянул, что было бы интересно подняться на борт этого судна и по возможности обыскать его, он кивнул головой, словно бы подобная идея уже успела посетить его голову и вступить в согласие с собственными намерениями капитана.

— Только после работы, доктор, — проговорил он. — А сейчас, понимаете ли, не могу выделить и единого человечка. Нужно привести корабль в порядок. Но потом мы возьмем мою гичку и сходим на второй собачьей вахте. Волна улеглась, так что можно развлечься.

Вечером, после чая, капитан отдал приказ спустить гичку на воду. С нами намеревался отправиться второй помощник, и шкипер обещал ему присмотреть, чтобы в шлюпку поместили пару-тройку фонарей, поскольку вот-вот должно было стемнеть. И чуть погодя мы уже быстро резали ровную воду усилиями шестерых находившихся на веслах матросов.

А теперь, джентльмены, я намереваюсь со всей возможной точностью поведать большие и малые подробности этого дела, чтобы вы могли шаг за шагом проследить его развитие, и прошу вас уделить им самое пристальное внимание. Я сидел на корме вместе со вторым помощником и капитаном, правившим шлюпкой, и по мере того, как мы все ближе и ближе подходили к незнакомому судну, рассматривал корабль со все возраставшим интересом — как, впрочем, капитан Ганнингтон и второй помощник. Как вы уже знаете, брошенное судно находилось на запад от нас, и разлившееся по небосводу пламя заката окутывало его, делая нечетким и незаметным стоячий такелаж, прогнившие реи, скрывая их в своей алой славе.

Именно из-за заката, лишь приблизившись к кораблю на относительно небольшое расстояние, мы обнаружили, что он окружен слоем какой-то непонятной грязи, цвет которой скрывали лучи заката, хотя впоследствии она показалась нам бурой. Грязь эта разливалась вокруг судна неправильным и неровным пятном поперечником в несколько сотен ярдов, тянувшим свою оконечность к востоку, к правому борту шлюпки уже примерно в дюжине фатомов от нас.

— Странное вещество, — произнес капитан Ганнингтон, склоняясь в сторону пятна. — Как будто, какой-то груз сгнил… сгнил и просочился наружу сквозь швы.

— Посмотрите на корму и нос корабля, — воскликнул второй помощник. — Только посмотрите на эти наросты!

Там, куда он указывал, корму и нос покрывали наросты странно выглядевших морских водорослей. С оставшегося от утлегаря пенька свисали бороды слизи и морских растений, спускавшиеся в пятно, удерживавшее корабль в себе. Судно было обращено к нам правым бортом — мертвым, грязно-белого цвета, покрытым полосами и неровными пятнами более густой окраски.

— Смотрите, над ним поднимается пар или какая-то дымка, — вновь заговорил второй помощник. — Видно, если посмотреть против света. Она как бы пульсирует. Смотрите!

Тут и я заметил слабое облачко или дымку, то ли висевшую над старым судном, то ли поднимавшуюся над ним. Капитан Ганнингтон также обратил на нее внимание.

— Самопроизвольное горение! — воскликнул он. — Придется быть повнимательнее, когда станем открывать люки… если только на борту не застрял какой-то бедолага. Но это едва ли.

Мы находились теперь в паре сотен ярдов от брошенного корабля, внутри бурого пятна. Разглядывая, как плавучая грязь стекает с весел, я услышал, как один из матросов буркнул себе под нос:

— Чертова патока!

И в самом деле, вещество это по виду действительно напоминало патоку. Лодка приближалась все ближе и ближе к борту старого корабля, и слой грязи становился при этом все толще и толще, заметно замедляя нас.

— Ребята, навались! Мышцой действуйте, мышцой! — пропел капитан Ганнингтон.

После этого нас окружило молчание; слышно было только дыхание матросов и негромкое, все время повторявшееся чавканье, производившееся веслами шлюпки, то и дело уходившими в бурую жижу, проталкивая вперед лодку. Мы продвинулись еще ближе, и я ощутил в вечернем воздухе некий особенный запах, явно производившийся взбаламученной веслами грязью; я не мог отыскать ему подходящего имени, однако не испытывал сомнения в том, что некая нотка в нем была смутно знакома мне.

Мы оказались уже совсем рядом с одряхлевшим судном, и наконец освещенный меркнувшим светом заката борт его поднялся над нашими головами. После этого капитан приказал всем сушить весла, а одному из матросов стать на носу шлюпки с багром, что и было исполнено.

— Эй, на борту! Эй! Эй, на борту! Эй! — несколько раз прокричал капитан Ганнингтон, но так и не получил ответа, только негромкие отголоски его зова гуляли над морем всякий раз, когда он выкрикивал эти слова.

— Эй! Эй! Эй, там, на борту! — выкрикнул он еще раз, и опять его голосу ответило лишь усталое молчание старого корпуса. И тут, еще под звуки его голоса, я полными ожидания глазами посмотрел наверх, и странное нехорошее, граничащее с нервозностью предчувствие овладело мной. Оно тут же оставило меня, однако я до сих пор помню, что вдруг ощутил, как темнеет вокруг. Ночь в тропиках приходит быстро, хотя и не настолько внезапно, как это считают многие сочинители; однако дело было не в том, что сумерки как-то резко сгустились, а скорее в том, что нервы мои вдруг обрели некую сверхчувствительность. Я особенно подчеркиваю собственное состояние, потому что обыкновенно не принадлежу к числу нервных людей, и мое внезапное волнение оказывается существенным в свете происшедшего далее.

— На борту нет никого! — проговорил капитан Ганнингтон. — Навались ребята!

Дело в том, что экипаж шлюпки инстинктивно опустил весла, пока капитан пытался добиться ответа с борта старого судна. Матросы налегли на весла, и тут второй помощник с волнением в голосе воскликнул:

— Эй, смотрите-ка, вот наша клетка со свиньями! Видите — на ее торце написано «Бхеоспса». Она приплыла сюда и застряла в грязи. Удивительное совпадение!

Действительно, как он сказал, это была наша клетка, смытая в бурю за борт волнами; и то, что мы наткнулись на нее в этом месте, действительно было обстоятельством чрезвычайным.

— Отбуксируем ее к себе, когда поплывем обратно, — сказал капитан и крикнул, чтобы матросы приналегли на весла, так как вблизи старого корабля слой грязи оказался особенно толстым, и буквально едва позволял продвигаться вперед. Помню, что меня удивило, пусть и неосознанно, что клетка с тремя мертвыми свиньями преспокойно приплыла к самому кораблю, в то время как мы едва пробивались сквозь слой грязи. Однако мысль эта не успела задержаться в моей голове, так как уже в следующие несколько минут произошло много событий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});