Сборник рассказов - Р. Лафферти

Фруктовые сады! Разве может быть фруктовых садов много? Слива, персик, песчаная слива и дикая вишня, черешня, яблоня и яблоня-дичка, груша, папайя, хурма, корявая айва. Дынные бахчи, скопления ульев, участки разносолов, сыроварни, посевы льна, сбившиеся в кучу деревеньки (по 20 домов в каждой, по двадцать человек в доме, двадцать небольших поселений на каждую милю пути), сельские забегаловки, а также клубы по интересам, уже открытые и заполненные посетителями с самого утра; придорожные часовенки с местными скульптурами и с коробками «богатый-бедный» (бросаешь монету в верхнюю прорезь, если у тебя есть лишние деньги и настроение поделиться, или выуживаешь монету снизу, если нуждаешься в ней), небольшие холодильные ниши с хлебом, сыром, говяжьим рулетом и обязательным початым бочонком деревенского вина: голодных на дороге не будет больше никогда!

— Я слышу тоже! — громко объявил старый Чарли Арчер. — Высокий звук, и движется влево. И запах выхлопного газа и… фу… резины. Кондуктор, кондуктор!

Кондуктор тоже услышал, как и другие в салоне. Он остановил вагоны, чтобы прислушаться. Потом он доложил по телефону и передал как можно более точные координаты места, консультируясь с пассажирами. Пересеченная местность, уходящая влево, скалы и холмы, — кто-то гонял там на автомобиле в разгар ясного дня.

Кондуктор выломал винтовки из оружейного шкафа, передал их Питеру Брэйди и еще двум юношам в вагоне, потом отнес по три винтовки в два других вагона. Мужчина авторитетного вида взял на себя связь, переговариваясь с людьми, находящимися левее от них, с другой стороны от свихнувшегося водителя, и они зажали его в тиски, оцепив пространство протяженностью не более полумили.

— Энджел, ты остаешься, и ты, дедушка Арчер, — приказал Питер Брэдли. — Здесь есть небольшой тридцатый карабин. Воспользуйтесь им, если безумец приблизится на расстояние выстрела. Сейчас мы его выследим.

Затем Питер Брэйди побежал за кондуктором и вооруженными мужчинами, — десять человек, несущие смерть. Еще четыре группы присоединились к охоте, стягиваясь к завывающей, кашляющей цели.

— Зачем нужно их убивать, прадедушка? Почему просто не отдать под суд?

— Суды слишком снисходительны. Максимум, что они дают, пожизненное заключение.

— Ну и хорошо, этого должно быть достаточно. Они больше не смогут ездить на машинах, а кто-то из несчастных даже может быть реабилитирован.

— Энджел, они величайшие взломщики тюрем. Всего лишь десять дней назад безумец Гадж прикончил трех охранников, перебрался через стену тюрьмы штата, оторвался от погони, ограбил сыродельный кооператив на 15 тысяч долларов, обратился к тайному изготовителю драндулетов и уже через 30 часов после побега гонял на машине по пустынным местам. Через четыре дня его нашли и убили. Они невменяемы, Энджел. Психушки переполнены ими. Ни одного из них не удалось реабилитировать.

— Что плохого в том, что они ездят на машинах? Обычно они ездят по очень пустынным местам пару часов глубокой ночью.

— Их безумие заразно, Энджел. Их высокомерие не оставит места ни для чего другого во всем мире. Наша страна находится в состоянии равновесия. Наш обмен информацией и путешествия — незначительны и почти идеальны, благодаря замечательным троллеям и тем, кто на них работает. Все мы соседи, одна семья! Мы живем в любви и сочувствии, почти без разделения на богатых и бедных. Высокомерие и ненависть ушли из наших сердец. У нас есть корни. И вагончики. Мы — одно целое с нашей землей.

— Кому повредит, если у водителей будет собственное место, где они будут делать, что хотят, лишь бы не беспокоили нормальных людей?

— Кому повредит, если болезнь, безумие и зло получат собственное место? Энджел, они не останутся в отведенных границах. В них дьявольское высокомерие, безудержный эгоизм и отвращение к порядку. Не может быть ничего более опасного для общества, чем человек в автомобиле. Позволь им расцвести буйным цветом, и снова вернется нищета и голод, Энджел, а также богатство и стяжательство. И города.

— Но города — самое чудесное, что есть на свете. Я люблю в них ездить.

— Я не имел в виду наши чудесные экскурсионные города, Энджел. Могут быть города иного, зловещего рода. Однажды они почти подмяли нас под себя, после чего мы ввели ограничения. Они лишены уникальности; простое скопление людей, оторванных от своих корней, высокомерных, обезличенных, людей, потерявших человеческую сущность. Нельзя позволить им ограбить нашу землю и наши квази-города. Мы не совершенны, но то, что в нас есть, мы не предадим ради кучки дикарей.

— Запах! Невыносимый!

— Выхлопные газы. Понравилось бы тебе родиться при этом запахе, прожить в нем каждый момент твоей жизни и умереть в нем?

— Нет, только не это!

Зазвучали ружейные выстрелы — разрозненно, но серьезно. Завывание и кашлянье незаконного драндулета стало приближаться. Потом он возник в поле зрения, подпрыгивающий на ходу, несущийся из района скал на томатное поле прямо в сторону вагончиков междугородки.

Драндулет горел, выделяя ужасный запах горящей кожи и резины, угарного газа и опаленной человеческой плоти. Человек, держащийся за сломанный руль, выглядел безумцем и выл что есть мочи. Он был молод, но с запавшими глазами, небрит, со следами крови на левой стороне головы и левой стороне груди, и источал ненависть и высокомерие.

— Ну, убейте, убейте меня! — хрипло кричал он, и звук его голоса был подобен отдаленному грому. — Будут другие! Мы не перестанем ездить, пока останется хотя бы один пустынный участок и хотя бы один создатель машин!

Человек вздрогнул. Еще одна пуля попала в него. Но он будет умирать, завывая.

— Будь проклят ваш трамвайный рай! Человек в автомобиле стоит тысячу пешеходов! Он стоит миллиона человек, сидящих в троллее! Вы никогда не чувствовали, как черное сердце поднимается в груди, когда берешь на себя управление одним из чудовищ! Вы никогда не чувствовали, как дикая ненависть клокочет в горле, когда ты в упоении глумишься над всем миром из своего трясущегося центра вселенной! Будьте прокляты, пристойные людишки! Лучше я поеду в ад на автомобиле, нежели на небеса в троллейчике!

Переднее колесо с погнутыми спицами лопнуло со звуком приглушенного винтовочного залпа. Драндулет зарылся носом в землю, встал на дыбы, перевернулся и взорвался, выплюнув языки пламени. Но все еще можно было видеть два гипнотических глаза в центре огня и слышать безумный голос:

— Коленчатый вал в порядке, дифференциал не пострадал, создатель сможет снова использовать запчасти, и часть этой машины помчится вновь… ааааааа!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});