Злой рок. Политика катастроф - Фергюсон Ниал (Нил)

В том, где появился вирус, не было ничего удивительного. Мы уже отмечали, что немалая доля пандемий, случившихся в истории, зарождалась в Азии и особенно в Китае. Но в августе 2020 года еще оставалось неясным, что именно произошло в Ухане. По сообщениям западной прессы, в 2018 году американских дипломатов встревожили проблемы с безопасностью в Уханьском институте вирусологии. Там уже несколько лет Ши Чжэнли занималась исследованием коронавирусов у летучих мышей. Беспокоила и обстановка в Уханьском центре по контролю и профилактике заболеваний, расположенном неподалеку[1017]. Впрочем, китайское правительство упрямо повторяло, что первая вспышка произошла на рынке Хуанань – он называется рынком «морепродуктов», хотя на самом деле там продаются живьем всевозможные дикие животные[1018]. В любом случае не существовало никаких свидетельств, позволяющих предположить, будто вирус имеет искусственное происхождение. Это была обычная зоонозная передача – вирус снова, в который раз в истории, перешел от животных к людям. Вероятно, роль резервуарного хозяина здесь сыграл азиатский подковонос Rhinolophus affinis; и может быть, своеобразным «мостиком» стали ввезенные в Китай малайские панголины. А потом, когда вирус начал передаваться от человека к человеку, он мог мутировать и дальше[1019].

Если бы китайские власти действовали быстро и ничего не утаивали, катастрофы, возможно, удалось бы избежать[1020]. У «нулевого пациента» в Ухане (никак не связанного с рынком Хуанань) первые симптомы появились 1 декабря. Пять дней спустя уже у другого человека (на этот раз связанного с рынком) проявились симптомы недомогания, похожего на пневмонию, а потом заболела и его жена. Это позволяло предположить передачу вируса от человека к человеку. Впоследствии оказалось, что в декабре произошло 104 случая заболевания и пятнадцать смертей; из числа тех, кто заболел первыми (41 человек), умерли шестеро[1021]. И тем не менее Комиссия здравоохранения Уханя (Wuhan Health Commission, WHC) продлила волокиту на целый месяц. Местные врачи, те же Чжан Цзисянь и Ли Вэньлян, заметили нечто странное во внезапном возрастании нестандартных случаев пневмонии, но Ли (высказавший в WeChat предположение о том, что это, возможно, SARS) получил выговор за распространение «ложных слухов» и был вынужден отказаться от своих слов. (Он умер от COVID-19 7 февраля.) В официальном китайском докладе, отправленном в ВОЗ 31 декабря, признавалось, что в Ухане зафиксирована определенная концентрация случаев вирусной пневмонии неизвестной этиологии, но также утверждалось, что «нет четких доказательств», что вирус передается от человека к человеку. Правительство заявило, что «болезнь можно предотвратить и контролировать». Утаивание продолжалось даже после того, как 11 января было объявлено о первой смерти от нового вируса (жертвой стал 61-летний мужчина: он скончался двумя днями раньше). Врачам велели молчать, в социальных медиа ввели цензуру. 10 января Ван Гуанфа, уважаемый врач из Пекина, сказал, что вспышка «под контролем» и заболеванию по большей части характерно «легкое течение». Пока политические лидеры Уханя и провинции Хубэй готовились к ежегодным собраниям, WHC искусственно занижала число заболевших и раз за разом преуменьшала риск заражения. Кроме того, власти Уханя разрешили проводить массовые мероприятия в преддверии китайского Нового года.

Китайские ученые сделали все что могли. Ко 2 января Ши Чжэнли полностью расшифровала геном вируса, но на следующий день Национальная комиссия здравоохранения запретила лабораториям Китая публиковать информацию о вирусе без одобрения властей. К 3 января Китайский центр по контролю и профилактике заболеваний тоже секвенировал геном вируса. К 5 января это сделали Чжан Юнчжэнь и его команда из Шанхайского клинического центра общественного здравоохранения. Но правительство не позволило предать гласности ни одну из этих работ. 11 января Чжан решил действовать на свой страх и риск и опубликовал геном вируса на сайте virological.org. Не прошло и дня, как его лабораторию распорядились закрыть для «устранения неисправностей», но утаить секрет уже не удалось[1022]. 14 января, в конфиденциальной телеконференции, глава Национальной комиссии здравоохранения Ма Сяовэй неофициально предупредил других китайских чиновников, что вспышка в Ухане «скорее всего, перерастет в крупное событие для общественного здравоохранения», а также о том, что «кластерные случаи» предполагают «передачу от человека к человеку». Примерно в то же время, как гласит один канадский отчет, власти направили в китайские консульства по всему миру руководство, в котором требовали срочно «готовиться к пандемии и реагировать на нее», ввозя из-за рубежа в больших количествах индивидуальные средства защиты. И только 20 января – после доклада из Уханя, который сделала группа экспертов, отправленная Национальной комиссией здравоохранения, – китайское правительство подтвердило первые случаи передачи вируса от человека к человеку и публично признало, что (по словам Си Цзиньпина) «вспышку заболевания следует воспринимать всерьез». По самой меньшей мере Китай потерял несколько недель – а может быть, и больше. Согласно гарвардскому исследованию, основанному на снимках со спутников и на интернет-данных, с конца августа по 1 декабря 2019 года рядом с шестью больницами Уханя наблюдался значительный рост количества машин, а в Сети в этот период стали чаще встречаться такие запросы, как «кашель» и «диарея»[1023].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Китайские власти действовали примерно так же, как и в первые дни эпидемии атипичной пневмонии (SARS). Но были и отличия: на этот раз Всемирная организация здравоохранения, которую к тому времени возглавлял генеральный директор Тедрос Аданом Гебреисус, бездействовала – и, можно даже сказать, вела себя подхалимски. Когда-то Китай решительно поддержал кандидатуру Тедроса, а тот отплатил взаимностью, одобрив китайскую инициативу – «Шелковый путь здоровья». На раннем этапе кризиса, 14 января, Тедрос вторил той линии, какую избрал Пекин: «Китайское правительство не обнаружило явных доказательств передачи вируса от человека к человеку». Он объявил чрезвычайное положение в сфере здравоохранения лишь через неделю после того, как закрыли Ухань, и только 11 марта признал наличие пандемии. Впрочем, одна страна – Тайвань – в те дни прекрасно показала, как сдержать инфекцию без локдаунов, и остальные вполне могли последовать ее примеру. Но чиновники ВОЗ, проявляя почтение к Китайской Народной Республике, вели себя так, будто Тайваня вообще не существует[1024].

Утром 23 января в Ухане был объявлен карантин. Два дня спустя то же самое случилось еще в пятнадцати городах провинции Хубэй. На следующий день вышел указ, временно приостанавливающий групповые поездки по территории Китая. Однако китайские власти допустили промах с очень далеко идущими последствиями: запрет на групповые поездки в другие страны был издан лишь 27 января, еще три дня спустя, а если некто уезжал из страны в одиночестве, ему никак не препятствовали[1025]. В общем итоге до того, как любые поездки все же были ограничены, Ухань покинуло семь миллионов человек[1026]. Накануне китайского Нового года неведомо сколько инфицированных людей – на тот момент 86 % случаев заражения еще никто не задокументировал[1027] – путешествовали по всему Китаю и по миру, навещая родственников и близких друзей[1028]. Вирус распространялся на автобусах, на поездах, на самолетах[1029]. Но если говорить о Китае, то нигде, кроме провинции Хубэй, число случаев COVID-19 не возрастало в геометрической прогрессии[1030], а в остальном мире – в Европе, в Северной Америке, в Латинской Америке – наблюдался именно экспоненциальный рост. Почему так происходило? Нет, вовсе не потому, что ограничения на поездки между Уханем и остальным Китаем были гораздо строже, чем между Уханем и внешним миром (хотя именно так все и обстояло). Просто в Китае применили немедикаментозные меры: приостановили движение внутригородского общественного транспорта, закрыли школы и развлекательные заведения, запретили массовые мероприятия и посадили на карантин всех, у кого подозревали болезнь или подтвердили ее наличие, – гораздо быстрее, чем это сделали в мире[1031]. Запрет на поездки из Уханя был важен потому, что дал властям других китайских городов самое большее два или три дня, чтобы немедикаментозные меры приняли и там. А потом по всей стране за их соблюдением строго следили районные комитеты Коммунистической партии. Людей не выпускали из домов, иногда намертво заваривая двери подъездов. Была спешно организована национальная система контроля температуры тела и «ручное» отслеживания контактов. И это объясняет, почему в феврале количество случаев в Китае перестало резко расти[1032].