Мифы Первой мировой - Евгений Белаш

В 1915 г. сдача в плен стала массовым явлением. В мае в Галиции наблюдали сда­чу группы солдат 79–го Куринского полка. В июне имел место случай добровольной сдачи в плен 219 солдат Гайворонского полка. В ответ па донесение об этом штаб армии отдал распоряжение «беспощадно расстреливать всех, добровольно сдающихся в плен». В июне же после неудачных атак ополченцев «дружина была самая ненадежная. Когда к дружине подбежали поляки, на наших глазах роты старых солдат целиком стали сдаваться в плен, бросая винтовки». По запискам Свечина, в начале августа весь 315–й полк во главе с командиром сдался в плен под предлогом расстрела па­тронов. Роты переходили к противнику даже в наступлении, тогда как в том же году немецкий ландвер (ополчение!) с устаревшими орудиями даже в окружении и даже против гвардии (8 батальонов против 28) сопротивлялся буквально до последнего человека. Дневник Штукатурова, сентябрь: «Пришлось в эти дни переносить и голод и холод. Я лично смирился, но многие товарищи мечтали попасть в плен».

Французы, вдохновленные десятилетиями пропаганды, дрались, чтобы отомстить за поражение во Франко–прусской войне и вернуть Эльзас–Лотарингию, англичане до 1916 г. пополняли армию только добровольцами, чтобы не получить в Бельгии нового Наполеона. А за что было драться русской армии, если солдаты, по многочисленным отзывам офицеров, просто не понимали, с кем и почему воюют? То есть большинство офицеров не встречали или не знали о солдатах, подобных Штукатурову. Как вспоми­нал Верцинский, только весной 1917 г., уже после революции, «большинство присутствовавших офицеров впервые узнало о существовании глубокого классового расхождения между солдатами и офицерами, между низшими слоями населения и его более привилегированной частью». Больше того, культивировалась рознь между родами войск. Да, гордость за полк или батарею при хорошем командире встречались, но…

Новогеоргиевск, сильнейшая крепость Бвропы, имел гарнизон в 90 000 солдат и 1000 офицеров при 1200—1680 орудиях, полугодовом запасе продовольствия, несколь­ких аэропланах и аэростатах, 116 ручных пулеметах Мадсена. По отзыву К. И. Велич­ко, «крепость Новогеоргиевск не только не уступала, но технически была сильнее французской крепости Верден». Однако к середине сентября 1914 г. в Новогеоргиев­ске находилось всего лишь около полумиллиона снарядов. При этом гарнизон вслед­ствие ротации частей (несших затем большие потери на фронте в начале кампании 1914 и 1915 гг.) состоял из ополченцев и только–только прибывшей второочередной дивизии. Фактически в течение первого периода войны крепость не имела постоянно­го пехотного гарнизона, а батареи выводились из крепости в поле, где расчеты со­вершенно не понимали полевой службы. Военный инженер Новогеоргисвска, полковник Короткевич–Ночевный, даже не подозревая о германском наступлении, наткнулся на немецкий передовой отряд и был убит, немцам достались новейшие планы крепости с обозначением мест расположения тяжелых батарей. Хотя разрушения от обстрела тя­желыми снарядами оказались незначительными (а внутри казематов повреждений за­метно не было), но моральный дух защитников был подорван, а решительная атака немцев произвела на коменданта крепости генерала Бобыря такое впечатление, что он приказал оставить пять фортов внешней линии, затем перебежал к немцам и уже из плена приказал сдать крепость «во избежание дальнейшего кровопролития». Хотя немцы за три дня успели занять всего одну группу фортов — 2 из 33, и сопротивле­ние продолжалось даже после сдачи Бобыря. В плен попали порядка 80 000 военных, из них 23 генерала, также немцам достались примерно 1200 орудий. Пять офицеров, не желая сдаваться, смогли пробраться через немецкие позиции, а затем пройти около 400 км до расположения русских частей. Сама осада заняла от 4 до 10 дней, считая только штурм или обложение.

Крепости приказывалось то срочно оборонять, то не менее срочно эвакуировать. Многие крепости (Гродно, Брест–Литовск и саму Варшаву) уступили вообще без боя или с символическим сопротивлением (Ивангород), часто не успев уничтожить припа­сы. Современная фортификация требовала и современной тактики, а ее в большинстве случаев не было. По воспоминаниям фон Шварца, «у позиции и у занявших ее войск не было ничего общего: войска были сами по себе, а позиционные укрепления — тоже». В результате, «заняв позицию вечером, войска к рассвету уже бросили ее», позднее немцы незаметно (!) переправятся через Вислу и наведут понтонные мосты, хотя берег реки охранялся несколькими полками.

Для сравнения австрийский Перемышль был сдан только после двух осад — с 17 сентября по 8 октября 1914 г. и с 5 ноября 1914 г. по 22 марта 1915 г., предва­рительного взрыва (с согласия Верховного австрийского командования) всех укреп­лений и мостов, уничтожения продовольствия и оружия. И вспомните оборону уста­ревшего Осовца, в то же самое время державшегося против мощнейшей осадной артиллерии и отравляющих газов.

Всего с 1 мая по 1 ноября 1915 г. русская армия потеряла 976 000 человек плен­ными, при этом её потери убитыми и умершими от ран составили лишь 423 000. На­чальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев писал 4–го ноября 1915 г. в одной из резолюций: «Некрасивая картина, сообщенная штабом 3–й армии, относительно обслуживания немецкого тыла значительным числом наших пленных» и далее предлагал налетами конных отрядов «вносить сильное расстройство в службу тыловых учреждений, разгоняя тех негодяев, которые служат обозными, хлебопеками, рабочими». С другой стороны, процент контуженных, или, как тогда говорили, «скон­фуженных» офицеров в десятки раз превышал процент контуженных солдат. Таков был эффект утраты большинства подготовленных кадров, недостатка оружия и особенно боеприпасов и полного непонимания солдатами целей войны.

Уже в середине июля 1915 г. был исчерпан контингент ратников ополчения I раз­ряда. Согласно действовавшим до войны законам, этим исчерпывался запас людей, которые могли быть взяты в действующую армию. При этом все больше и больше людей оставались в тылу — в земских и городских союзах, благотворительных организациях и пр. В результате к концу 1916 г. на одного солдата действующей армии приходились три военнообязанных в тылу.

Брусиловский прорыв и последовавшие позиционные бои израсходовали последние кадровые резервы. Например, лейб–гвардии Финляндский полк, с большим трудом «приведенный в блестящее состояние — в таком полк был только в первых боях», был практически уничтожен за несколько часов 15 июля. При прорыве все командовавшие ротами были убиты или ранены, солдат убыли свыше 2700 человек. От роты его вели­чества, бывшей в первой линии, из 200 человек остались в строю не более десятка.

Клембовский отмечал, что «в июле 1916 года гвардейская артиллерия заняла пози­ции почти на пределе от заграждений, и, конечно, проходы оказались или вовсе не пробитыми или плохо расчищенными; гвардейской пехоте пришлось грудью разбивать их и, не достигнув успеха, отступить с большим уроном».

Торнау: «Тяжелая артиллерия была массирована на другом участке фронта, и полку пришлось наступать, пользуясь поддержкой лишь легких орудий и нескольких мортир. Результаты этой артиллерийской подготовки были ничтожны… Не впервые полку было идти вперед без поддержки артиллерии, и смело бросились роты в атаку, навстречу губительному огню противника… Потери Финляндцев превышали наши и достигали 2000 человек. Как передавали впоследствии, общее число потерь гвардии за эти дни боев на Стоходе превысили 32 000 человек. Результаты, достигнутые этим наступле­нием, и несколько германских орудий, взятых 2–м гвардейским корпусом, вряд ли могли компенсировать эти чудовищные потери. Подготовка нескольких месяцев стоян­ки в резерве была сведена на нет. От гордых, многотысячных полков, выступавших в бой 15 июля, оставались в некоторых частях немного более половины».

По сведениям С. Новикова, в 3–й гвардейской пехотной дивизии за время ковель­ских боев остались в строю всего 26 офицеров, а лейб–гвардии Егерский и Мо­сковский полки были сведены в батальон каждый. Адамович отмечает, что роты лейб–гвардии Кексгольмского полка 15 июля потеряли около 2000 человек — до 60 % со­става, и 80 % офицеров, притом что еще до боя полк имел всего 5 кадровых офице­ров.

3 сентября в двух атаках четыре батальона гвардии потеряли 1366 человек, 7 сентября — 1198, 19 сентября два полка потеряли 1 офицера и 1311 нижних чинов, 1 октября гвардейцы потеряли 11 офицеров и 1127 стрелков, из них убиты 3 офицера и 160 стрелков. По оценке командира одного из этих полков, многократные атаки не были неожиданными для немцев, проводились шаблонно, а слабая артиллерийская под­готовка почти не уничтожала укреплений и проволочных заграждений противника. Итогом стала потеря гвардейской дивизией захваченных с таким трудом позиций.