Вернуть престол - Денис Старый

стьен у Спасских ворот. Помоги москвиечам.

Вот так, казаков, лучше направить в сражение, а то, как считал Иохим Гумберт, полковник полка пикинеров, станичники могут излишне весело погулять по Кремлю.

Казна оказалась пустой. Вообще. Да, деньги, как и рухлядь, держали и в других городах. В том же Серпухове взяли казну, но тут, Гумберт знал точно, всегда что-то, но было.

— Нет казны, значит, и Шуйского нет. Вывез он все и сам сбежал! — размышлял Гумберт и оказался прав.

Еще ночью двадцать три подводы, полностью груженные разным, в том числе и мехами и серебром с золотом, отправились в сторону Владимира. Охрана этого обоза была более, чем серьезной — пять сотен бойцов, лично преданных Шуйскому.

Сам же Василий Иванович, как только понял, сколь серьезные события начались в Москве, уже засобирался уезжать. Ускорение Шуйскому предали сведения, что войска самозванца вошли в Москву с северо-востока, то был Пожарский, а еще к Кремлю двигаются груженные бойцами ладьи. Василий Иванович, забыв даже атрибуты власти, ибо из Кремля пришлось бежать очень скоро, отправил вестовых и сотню преданных людей к, так и не состоявшейся родне, Буйносовым-Ростовским. После царь, уже бывший, устремился вдогонку поезда с казной [в РИ Василий Шуйский женился на Марии Буйносовой-Ростовской в январе 1608 года, но девица была сговорена за полтора года до свадьбы].

*………*………*

Андрей Васильевич Голицын наблюдал за боем и смешанные чувства бурлили в нем. Приходили сведения, что в Москве начались пока еще очаговые, но бунты. Он-то всего лишь направлял людей пограбить усадьбы сбежавших Мстиславских, Воротынских, но толпа — дело непредсказуемое. Мог появится крикун, который вместо боярских усадеб сумел направить гнев народный и против царя.

Но на поле боя еще не до конца было разрешен вопрос о победителе. Напротив, войска, что еще подчиняются Шуйскому, вполне успешно бились с теми, что привел самозванец. Но Голицын чувствовал, что не сможет разгромно победить.

— Господь ему помогает, может и не вор вовсе он? — тихо, чтобы никто больше не слышал, сказал Голицын, наблюдая, как выстраиваются линии стрельцов и пикинеров противника.

Данила Юрьевич Пузиков лично скакал вдоль выстраивающейся линии и корректировал построение. Это длилось уже двадцать минут, а пока на поле боя зализывали раны конные двух сторон. Да, поместная конница защитников Москвы нарвалась на массированный обстрел дробью, когда все же увлеклась преследованием самозванной конницы и стрельцов, но у Голицына хватило ума не бросать в атаку своих пешцев и безлошадных дворян. Потому пока наблюдался паритет в сражении, по потерям. А количественно у москвичей людей все еще было больше.

— А это я добре придумал, кабы пушки до поры припрятать, — улыбнулся Голицын, наблюдая, как линии воровского войска двинулись в сторону его артиллерийской засады.

Однако, за линиями и по бокам пехоты выстраивалось просто огромное количество конницы, которой у Голицына не было.

— Пархом! — позвал своего человека Андрей Васильевич. — Подготовь коней для отхода.

Голицын посчитал, что нужно быть готовым в любой момент бежать. Это линии разбить можно, но потом последует быстрая атака конных, которая сметет войско защитников Москвы.

Метания головного военачальника видел и Юрий Дмитриевич Хворостинин, который был при Голицыне вторым воеводой. Еще ранее он достаточно близко сошелся с Бутурлиными и стал, можно сказать, создавать новую партию сил, что должны были собираться вокруг Бутурлина.

Рано утром Юрий Дмитриевич узнал о том, что Матвей Васильевич Бутурлин был убит, знал Хворостинин, что убийцами были люди Голицына. Очень хотелось отомстить. Каждую минуту Хворостинин борется с желанием перерезать горло Голицыну. И наступит время, когда он поддастся порыву и убьет головного воеводу, к какими бы последствиям это действие не привело.

— Пархом! Коней подведи сюда! И отправь кого к складам, чтобы уже выдвигались, — давал распоряжения Андрей Васильевич Голицын, даже не заботясь о том, что его прекрасно слышит и второй воевода Хворостинин.

— Вот же тать трусливая! — прохрипел Юрий Дмитриевич, извлек свою саблю, подошел ближе к Голицыну и выверенным ударом клинка снизу вверх, прервал жизнь одного из сподвижников Шуйского.

— Куды? — оскалился нечеловеческой гримасой Хворостинин и рубанул по ключице пытавшегося убежать Пархома.

Опытного, не раз видавшего смерть, Юрия Дмитриевича Хворостинина скрутило. Его потрясывало. Такого помутнения рассудка мужчина еще не испытывал.

— Нужно закончить это братоубийство! — говорил Хворостинин, но от накативших спазмов не мог выпрямится.

Вестовые, некоторые сотенные головы, что стали свидетелями убийства головного воеводы, растерялись. По факту, Хворостинин — убийца и его нужно схватить. Но кто отдаст приказ на арест? Да, и вообще это сражение вызывало некоторое недоумение, сомнение. Служивые люди выполняли приказ. Порой воину проще не думая выполнять то, что говорят командиры, чем ломать голову о причинно-следственных связах приказов. Но теперь вихри мыслей роились в головах людей.

— Воевода! — кричал еще издали вестовой, что мчался к холму, где был Хворостинин и ряд иных военных голов. — Кремль взяли! Тамака немцы и бунташный люд московский.

— Высылайте послов до государя Димитрия Иоанновича, — прохрипел медленно приходящий в себя Хворостинин.

*………*………*

Линии стрельцов, при поддержке пикинеров, а так же конных на флангах, медленно, но неумолимо двигались на противника.

— Шаг, шаг! — кричал Данила Юрьевич Пузиков, пытаясь задавать единый темп движения.

Нужны были барабаны, но, скорее всего, и они мало бы помогли. Не хватало практики и опыта, который не выработать за месяц. Тут необходимы годы тренировок. Между тем, подобие линий сохранялось и больших дыр между подразделениями не было.

— Дмитро, а чагось не стреляют, ни мы, ни воны? — спросил молодой стрелец Илья Стрелецкий.

— Стой! — прозвучала команда.

— Вот и стреляй, Илейка, а ты боялся, что пищаль не сгодится, — говорил немногим старший рядовой стрелец Дмитрий Моховец.

Все изготовились, часть стрельцов поставили свои тяжелые мушкеты на сошки, иные направили по-легче пищали и уже отвернули голову, чтобы при выстреле не обжечь глаза. Но приказа стрелять все не было.

— Стой! — кричал Пузиков.

В стане неприятеля что-то происходило. Стрельцы, что только-только стояли на обороне Москвы, стали бросать свое оружие, но не убегали, а продолжали стоять.

Данила Юрьевич ждал подвоха, но ничего не происходило. Пузиков снял шелом-ерихонку, от которого сильно запотела голова и пот, стекая на глаза, мешал рассмотреть что именно делает враг.

— Бах, — раздался выстрел.

— Ойть! — сказал Илья Стрелецкий, когда нехотя, из-за излишнего напряжения, выжал спусковой крюк.

Фитиль, чуть ранее раздутый, тлел, и искра пошла, воспламеняя порох. Илья был неопытным стрельцом, пусть и во втором поколении. Ему отец давал стрелять со своей пищали только пару раз. А в полку постоянно экономили на порохе и мало стреляли. По смерти кормильца, Илья занял место родителя и уже принимал участия в бою. Но тогда не нужно было выжидать, а, напротив, стараться