Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руди-Дельмар Кессман-Детвайлер погиб в семь лет. Кессманом он прожил даже меньше, чем Детвайлером.
И теперь, лежа на кровати в номере мотеля, под светом тусклой лампочки, который не разгонял темноту, а лишь драпировал знакомые предметы в загадочные тени, Дэну даже не требовалось закрывать глаза, чтобы увидеть кладбище, где он в конце концов нашел своего брата. Надгробные камни не отличались друг от друга, все лежали на земле, чуть выступая из травы, чтобы не портить контуры склонов холма. Каждый являл собой прямоугольный кусок гранита, по центру которого крепилась полированная медная табличка с именем и фамилией усопшего, датами рождения и смерти, а также со строкой-другой из Писания или от родственников. В случае Дельмара не было ни строки Писания, ни теплых слов родственников, скорбящих о безвременной кончине, только имя, фамилия и две даты, холодная и безликая надпись. Дэн мог вспомнить тот достаточно теплый октябрьский день, легкий ветерок, тени деревьев, ложащихся на сочно-зеленую траву. Но в основном он вспоминал свои чувства, охватившие его, когда он упал на колени и положил руку на медную табличку, отмечавшую место упокоения брата, с которым ему так и не удалось встретиться: острое, рвущее душу, перехватившее дыхание ощущение потери.
И даже сейчас, по прошествии многих лет, хотя он смирился с тем, что брата ему никогда не встретить, Дэн вдруг почувствовал, что у него пересохло во рту. Горло сжало. Грудь тоже. Он мог бы заплакать, как плакал другими ночами, когда к нему возвращалось это воспоминание. Он так ослабел, что слезы легко могли брызнуть из глаз. Но Мелани что-то забормотала и во сне вскрикнула от испуга, и этот вскрик мгновенно заставил Дэна подняться с кровати.
Девочка металась под одеялом, но не столь яростно, как чуть раньше. В ужасе стонала, но так тихо, что не будила мать. Вроде бы Мелани боролась с тем, кто нападал на нее, но у нее недоставало сил для сопротивления.
Дэну оставалось только гадать, какой монстр выслеживал ее в кошмарном сне.
А потом в комнате резко похолодало, и он понял, что монстр этот, возможно, выслеживает ее не во сне, а в реальности.
Он вернулся к своей кровати, взял со столика револьвер.
Температура воздуха стала арктической. И продолжала понижаться.
* * *Двое мужчин сидели за столом у большого панорамного окна, играли в карты, пили шотландское виски и молоко, прикидываясь двумя парнями, которые отлично проводят время в компании друг друга.
Ветер завывал под карнизами бревенчатого коттеджа.
Снаружи царила морозная ночь, в феврале в горах по-другому и быть не могло, нового снегопада не ожидалось, по искрящемуся звездами небу плыла огромная луна, заливая перламутровым светом припорошенные снегом сосны и ели и укрытый белым одеялом луг на склоне горы.
Они находились далеко от шумных улиц и ярких огней Большого Апельсина[22].
Шелдон Толбек удрал из Лос-Анджелеса вместе с Говардом Рензевеером в отчаянной надежде, что расстояние гарантирует безопасность. Они никому не говорили, куда отправились, в столь же отчаянной надежде, что убийственный психогейст[23] не сможет последовать за ними в место, о котором не знает.
Во второй половине прошлого дня они на автомобиле уехали из Лос-Анджелеса, сначала на север, потом на северо-восток, все дальше и дальше углубляясь в горы, держа курс на небольшой бревенчатый коттедж неподалеку от Маммота[24]. Коттедж принадлежал брату Говарда, но он сам никогда там не был, так что в коттедже их не ждали.
«Оно нас все равно найдет, — с тоской думал Толбек. — Так или иначе унюхает нас».
Он не озвучил эту мысль, потому что не хотел злить Говарда Рензевеера. Говард, в сорок лет по-прежнему очень моложавый, не сомневался, что будет жить вечно. Он бегал трусцой, по минимуму ел жир и белый сахар, каждый день медитировал по полчаса. Говард всегда ожидал, что получит от жизни самое лучшее, и жизнь обычно ни в чем ему не отказывала. И Говард с оптимизмом оценивал их шансы. Говард абсолютно не сомневался (или говорил, что не сомневается) в том, что существо, которого они боялись, не могло путешествовать так далеко и найти их, если они позаботятся о том, чтобы замести следы. Однако Толбек, конечно же, заметил, что Говард бросал нервный взгляд на окно всякий раз, когда карнизы возмущенно скрипели под очередным порывом ветра, и иногда подпрыгивал от громкого треска горящих в камине поленьев. Да и потом, уже того, что они бодрствовали глубокой ночью, хватало, чтобы счесть оптимизм Говарда ложью.
Толбек наливал в свой стакан виски и молока, а Говард Рензевеер тасовал карты, когда в комнате похолодало. Они разом повернулись к камину. Огонь горел, как и прежде, а лопасти вентилятора тихонько шуршали, гоня в комнату теплый воздух. Не открылись ни дверь, ни окно. И вот тут им стало ясно, что холод, который они почувствовали, — не случайный порыв ветерка, потому что температура воздуха быстро снижалась.
Оно пришло. Сказочный, злобный враг. Только что его здесь не было, а через мгновение Оно уже обреталось рядом, демонический и смертоносный сгусток психической энергии.
Толбек поднялся.
Говард Рензевеер вскочил так резко, что перевернул стакан с виски и молоком, потом стул, выронил колоду карт. Комната температурой уже не отличалась от морозильника, хотя в камине все так же горел огонь.
Большой круглый ковер, который лежал на полу между двумя обитыми зеленой тканью диванами, вдруг поднялся в воздух на высоту шести футов. Там и завис параллельно полу. Потом начал вращаться, будто гигантская виниловая пластинка, поставленная на невидимый проигрыватель.
С мыслями о бегстве, которые казались глупыми и безнадежными, Толбек попятился к двери черного хода.
Рензевеер стоял у стола, зачарованный видом вращающегося ковра, не в силах сдвинуться с места.
Ковер упал на пол. Зато один из диванов полетел через комнату, сбил маленький столик с лампой, сломал две ножки, врезался в стойку для журналов, после чего глянцевые издания посыпались на пол, словно птицы, неспособные взлететь.
Толбек целенаправленно пересекал гостиную в направлении кухни. Он уже практически добрался до двери. И у него появилась-таки надежда, что ему удастся спастись. Не решаясь повернуться спиной к невидимому врагу, который находился в гостиной, он завел руку за спину, пытаясь нащупать пальцами ручку двери.
Вокруг Рензевеера закружились брошенные им карты, обретя собственную жизнь, совсем как щетки в фильме «Ученик чародея»[25]. Они вились вокруг него, словно листья, подхваченные дьявольским ветром, сталкивались друг с другом в этом завораживающем танце, издавая звуки, которые Толбеку уже доводилось слышать, если в его присутствии кто-то затачивал ножи. И едва мысль эта пришла ему в голову, как он увидел, что у Рензевеера кровоточат руки, которыми он пытался отбиться от этих покрытых пластиком прямоугольников, а также лицо, голова, шея. Конечно же, карты не могли быть достаточно твердыми и жесткими, чтобы нанести хоть малейшую царапину, и, однако, они резали, кромсали, а Рензевеер вопил от боли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Что знает ночь? - Дин Кунц - Ужасы и Мистика
- Тик-так - Дин Кунц - Ужасы и Мистика
- Вифлеемская Звезда - Абрахам Север - Триллер / Ужасы и Мистика
- Страшненькие сказочки на ночь - Алена Муравлянская - Ужасы и Мистика
- Последние из Альбатвичей (ЛП) - Кин Брайан - Ужасы и Мистика
- Двери паранойи - Андрей Дашков - Ужасы и Мистика
- Хранитель сна - Сергей Валерьевич Мельников - Городская фантастика / Ужасы и Мистика
- Ночь на перевале Дятлова - Екатерина Барсова - Ужасы и Мистика
- Клуб (ЛП) - Скотт Кайл М. - Ужасы и Мистика
- В одном чёрном-чёрном сборнике… - Герман Михайлович Шендеров - Периодические издания / Триллер / Ужасы и Мистика