ОТКРОВЕННО. Автобиография - Андре Агасси

Отбрасываю газету. Затем вновь беру ее в руки. Не хочу читать, но я должен. Это кажется странной причудой, бессмысленной тратой сил, ведь Пит сейчас занимает отнюдь не главное место в моих мыслях. День и ночь я думаю только о Беккере. Бегло проглядев статью, морщусь на вопросе о том, что Питу нравится во мне.

Ему особо нечего сказать, поэтому он процеживает: «Мне нравится его манера путешествовать».

НАКОНЕЦ, НАСТУПАЕТ АВГУСТ. Мы с Джилом и Брэдом едем в Нью-Йорк на Открытый чемпионат США 1995 года. В первое утро на стадионе Луи Армстронга я встречаю Брэда в раздевалке с турнирной таблицей в руках.

- Прекрасно! - говорит он, улыбаясь. - Просто великолепно. Класс!

В сетке турнира я - в одной половине с Беккером. Если все пойдет по разработанному Брэдом плану, мы с немцем встретимся в полуфинале. Затем - матч с Питом. Я думаю, как здорово было бы иметь возможность посмотреть на сетку своей жизни, спланировав путь к финалу.

Первые матчи играю на автопилоте. Знаю, чего хочу, вижу цель прямо перед собой, и сейчас мои соперники - лишь верстовые столбы на пути. Эдберг. Алекс Корретха. Петр Корда. Вопреки обыкновению.

Брэд после матчей не кипит от возмущения, не улыбается, не отмечает с шумом победу. Он занят Беккером. Он следит за его продвижением, прикидывает, какие еще матчи тому предстоят. Он хочет, чтобы Беккер выигрывал.

Когда я ухожу с корта с очередной победой, Брэд сухо приветствует меня:

- Неплохой сегодня день.

- Спасибо. Да, недурно все сложилось.

- Нет, я не про тебя. Я про «сократика». Он выиграл.

Пит знает свое дело. Он выиграл в своем полуфинале и теперь ждет встречи с победителем пары Агасси - Беккер. Вновь возвращается Уимблдон. Часть вторая. Только я не думаю о Пите. Я стремился к встрече с Беккером, и вот теперь, когда время пришло, я так сконцентрирован на предстоящем, что это пугает даже меня самого.

Приятель как-то спрашивал, не испытываю ли я хоть мимолетного желания во время матча с заклятым врагом бросить ракетку и вцепиться ему в горло. Если речь идет о сражении не на жизнь, а насмерть, если в деле замешана личная неприязнь, не лучше ли предпочесть несколько раундов старого доброго бокса? Я отвечаю, что теннис и есть бокс. Любой теннисист рано или поздно сравнивает себя с боксером, поскольку наша игра, по сути, - бесконтактный кулачный бой. Теннисный матч - это ожесточенная схватка один на один, и выбор здесь столь же груб и прост, как на любом ринге: убей - или убьют тебя, бей - или будешь повержен. Удары, полученные в теннисе, ощущаются нутром. Это напоминает мне об оригинальном способе расправы с должниками, который практиковали ростовщики в Вегасе: они избивали жертву пакетом с апельсинами - оружием, не оставляющим на теле ни одного синяка.

Ничто человеческое мне не чуждо. Поэтому, когда мы с Беккером стоим в туннеле перед выходом на корт, я говорю своему охраннику Джеймсу:

- Держи нас на расстоянии. Не хочу, чтобы этот чертов немец попадался мне на глаза. Поверь, Джеймс, тебе же будет хуже, если мы встретимся.

Беккер чувствует примерно то же самое. Он помнит свои слова, догадывается, что я прочел их раз пятьдесят и хорошенько запомнил. Он знает, что они все лето не выходили у меня из головы, и понимает, что я жажду крови. Он жаждет того же. Я ему никогда не нравился, и для него тоже настало Лето Мести. Мы выходим на корт, не встречаясь взглядами, не приветствуя болельщиков. Мы сосредоточены на своих спортивных сумках - и предстоящей грязной работе.

С самого начала матч складывается, как я ожидал. Мы осыпаем друг друга насмешками, колкостями, ругательствами на двух языках. Я выигрываю первый сет 7-6. Беккер выглядит раздражающе спокойным. А почему бы и нет? Именно так начинался наш матч на Уимблдоне. Он не беспокоится, он ведь уже доказал, что может не только выдержать мой сильнейший удар, но и достойно ответить.

Я выигрываю второй сет 7-6. Вот теперь он засуетился, стал искать оружие против меня, пытаться вывести меня из равновесия. Он знает, что я могу потерять контроль над собой, вот и сейчас ведет себя так, чтобы лишить меня хладнокровия. Он совершает то, на что лишь в крайности может пойти игрок, желая унизить другого: начинает посылать воздушные поцелуи в сторону моей ложи. В сторону Брук.

Я так разъярен, что моментально теряю фокус. В третьем сете я веду 4-2. Но Беккер ныряет за безнадежным мячом, достает его и выигрывает очко. Затем он отбирает мою подачу и выигрывает сет. Толпа беснуется. Зрители, кажется, поняли, что речь идет о выяснении личных отношений, что эти два парня недолюбливают друг друга и сводят здесь старые счеты. Они оценили сюжет и хотят увидеть развязку, и я чувствую себя вновь там, на Уимблдоне. Беккер, похоже, питается энергией толпы. Он все чаще посылает поцелуи Брук, по-волчьи ухмыляясь. В конце концов, однажды у него это сработало, так почему бы не повторить? Я смотрю на Брэда, сидящего рядом с Брук, - тот глядит на меня стальным взглядом, со своим фирменным выражением, означающим: «Давай! Сделай его!»

Четвертый сет. Мы идем ноздря в ноздрю. Оба удерживаем подачи, пытаясь улучить момент и отобрать подачу соперника. Я бросаю взгляд на часы. Половина десятого. Никто не расходится. Заприте двери, пошлите за сэндвичами, мы никуда не уйдем отсюда, пока это чертово дело не разрешится. Напряжение кажется осязаемым. Я никогда не хотел победы так сильно. Я никогда ничего не хотел так сильно. Я удерживаю подачу на счете 6-5, и теперь Беккер подает. Его задача - остаться в игре.

Он высовывает язык вправо - мяч летит вправо. Угадав направление, я отбиваю его сокрушающим ударом. Мощно отбиваю следующие две подачи. Теперь он подает при счете 0-40, тройной матч-пойнт.

Перри рявкает в его сторону, Брук издает оглушительные вопли. Беккер улыбается и машет им рукой, словно Мисс Америка. Он ошибается при первой подаче. Я знаю, что вторая будет агрессивной. Он чемпион и будет подавать по-чемпионски. Язык Беккера указывает на середину. Он явно будет подавать сильно, по центру. В таких случаях надо беспокоиться о высоком отскоке: приходится прыгать, чтобы до-стать мяч быстрее, чем он окажется выше плеча. Но я предвижу другой удар и остаюсь на месте. И моя ставка играет. Вот он, мяч, летит прямо на меня. Я слегка отодвигаюсь и вкладываю все свои силы в удар, который мог бы стать лучшим в моей жизни. Подача Беккера чуть сильнее, чем я ожидал, но я успеваю подстроиться. Вытянувшись на носках, я чувствую себя словно Уайатт Эрп[29], Человек-паук и Спартак в одном лице. Отклоняюсь назад. Каждый волосок на теле встает дыбом. Ракетка с силой бьет по мячу, и из моего рта вырывается звериный вопль. Я знаю, что никогда больше не смогу повторить этот звук, точно так же, как не смогу нанести более мощный, более совершенный удар по мячу. Идеальный удар - лучший подарок заклятому врагу. Когда мяч приземляется на другой стороне корта, мой крик все еще висит в воздухе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});