Корабль плывет - Николай Караченцов

Наша новая питомица — тоже лабрадор и тоже девочка, но совершенная противоположность Миле Абрамовне — темперамент у нее просто бешеный. Помню, 2 мая мне позвонили из клуба домашнего собаководства и сказали, что у одной из лабрадорш появилось потомство. Я тут же поехала смотреть щенков. И один из них мне сразу приглянулся — чудо рыжее! (Миля Абрамовна у нас была белошерстной). И когда эта рыженькая резво выбежала мне навстречу — я воскликнула: «Вот это и есть наша девочка!» Хозяйка рассказала, что рыженькая — самая активная из помета, расталкивает всех своих братьев, отнимает у них еду, громче всех лает, не подпускает никого к миске. В общем, эдакое чудо в шерсти… Я подумала: «Ну, ничего, мы с ней справимся!»

Но пока она с нами справляется. Ей уже исполнилось 11 месяцев. Она чувствует себя хозяйкой в доме, залезает на кровать, на диван, пожирает все, что есть на столе… А когда мы делаем ей замечания, гавкает. Она сгрызла всю антикварную мебель, телефонные провода, аппараты… Она жует мои платья и юбки. Мы каждую неделю покупаем по пять пар новых тапочек. К концу недели уже нет ни одних. Она их просто разрывает на куски. Но как она ухитрилась разобрать до винтиков пульт от телевизора?! От него только батарейка осталась…. Но и это еще не все: как-то она сожрала очки… вместе со стеклами! Слава Богу, все обошлось. В другой раз стащила на даче со стола здоровенный кусман сала, наверное, с килограмм, уволокла его в садик и слопала. Я думала: все, это ее последний бой; боялась, что помрет. Ничего, выжила. Бегает, как ни в чем не бывало.

Сейчас я усиленно занялась ее воспитанием. Пригласила инструктора-кинолога. Он сказал, что у нашей собачки «все признаки лидерства и это надо жестко пресекать». Следующее наше занятие будет со специальным дрессировочным пистолетом. Пульки будут ее останавливать, когда она примется опять хулиганить, или на Тверском бульваре что-нибудь подбирать с земли.

Но несмотря на все ее проказы, мы с Колей очень привязались к нашей новой лабрадорше и уже не мыслим нашего дома без нее.

Пушкинский цикл

…Я легко записал совершенно не знакомую для себя вещь, ту песню, что потом крутили во «Взгляде», теперь мы приступаем к основному. Выбрали одно из многих произведений цикла. И часа через полтора я уже думал о том, как грамотно построить фразу: ну не получилось, ребята, такое бывает, не срослось, что же делать, на нет и суда нет. Спасибо, до свидания, ребята, я это не потяну, не чувствую материала. Потом Володя Быстряков мне сказал, что и он последние полтора часа готовил приблизительно такую же фразу, но со своей стороны.

Пушкинский цикл все же, им необходимо проникнуться. Новую песню я записал для разминки без всяких проблем, а тут начали работать, и, черт возьми, я не могу сдвинуться с первой строки. Давай, предлагают авторы, насквозь пропишем два первых куплета, но я вижу, как поэт, лицо которого обычно красноватого цвета, становится багровым и он тихо на цыпочках выходит из студии. Наверное, размышляю, рванул домой сказать жене, что она может обратно все в холодильник убирать, актер не приедет, ребенок его, слава богу, запомнил.

Поэт исчез, а мы все мурыжим какое-то место, но уже понятно, что никуда двинуться не можем, все выглядит как бессмертное: «Пилите, Шура, пилите»… Хорошо бы до поезда дотянуть… Начали в два дня, а где-то в половине девятого Быстряков сказал: «Вруби еще разок. Где-то здесь, Коля… подожди, давай еще раз, три-четыре». Потом как начал орать: «Давай, пишем, все сходится!» Звоним поэту. Едем к нему. Ставим кассету. Все это чуть ли не ночью. Он в трансе: «Такого не бывает, ничего похожего ведь не происходило, откуда?»

Значит, надо было прожить эти пять часов, надо было отмучиться, чтобы свершилось. Так мы на радостях всю ночь и проотмечали. А дальше пошла серьезная работа. Вплоть до того, что я срывал голос. Я болел этим циклом. Я все время хотел в Киев, чтобы окунуться в материал. В нем есть тема Натальи Николаевны. Принято называть весь цикл романсами, но я не уверен, что такое обозначение правильное, а как иначе говорить, не знаю. Итак, Натали.

Наталья Николаевна Гончарова.

Ослепителен бал средь улыбок, колье и медалей,Только скрипка грустит, и ее утешает фагот…

А дальше я всегда заканчивал:

О… Мадонна, ты мой ангел небесный,Если можешь, прости, если можешь, прости…

Он мог не стреляться, но наползало предчувствие беды, что-то должно разразиться. И все вокруг хотят этого несчастья. Падает снег на лицо, он ничего не чувствует, потому что уже почти умер.

Я записал романтическую часть цикла, но после смены не отправился, как всегда, в гости, к традиционному столу, а сразу на поезд и уехал в Москву. Володя Быстряков остался сводить фонограмму. Вчерне наложил мой голос на разные инструменты. А потом вместо того, чтобы вернуться домой, почему-то поехал к поэту. «Выпить есть чего?» Поэт: «Ничего, только ящик шампанского, но жена в отъезде, поэтому закусить нечем». Они просидели вдвоем всю ночь и раз четыреста слушали запись. «Так не бывает, давай еще раз послушаем?» — «Давай». — «Вот смотри: здесь безграмотно, здесь плохо. Здесь бездарно. А все вместе — гениально! Давай еще раз поставим». Шарики за ролики зашли.

Мы действительно эту работу выстрадали. Потом через несколько лет стали снимать на этом материале кино, когда Володя Ровенский дал на него деньги.

Но если фильм музыкальный, прежде чем его снимать, полагается записать звуковой ряд, саундтрек. А потом уже точно под него снимать.

Мы же жили в разных городах. Где записывать? Одно дело работать над диском, но когда подошли к кино, появилось три новых номера, изменилась музыкальная эстетика, саундтрек полагалось записать в новых звучаниях, более того, для кино требовался качественно иной уровень звука.

Работать над звуком в Москве — то же самое, что в Киеве, если не хуже. В Киев я приехал, и, кроме записи, других дел у меня нет, а в Москве репетиции, съемки, записи, встречи — все, что угодно. Значит, в лучшем случае в день по полчаса можно вырывать. Но предлагается поработать в отпуске, более того, за рубежом. Банк, наш спонсор, на такое предложение идет, тем более оказалось, что все не так уж и дорого. Выясняется, что есть во Франции, по-моему, в Бургундии, замок Валотт. Хозяйка замка — очаровательная принцесса, у нее на конюшне отстроена студия. В ней записывались Джулиан Леннон, «Пинк Флойд», другие знаменитые и серьезные музыканты.

Володя Ровенский, наш спонсор, хотя и дал денег, но поездка получилась почти нищенская. Прилетаем в Париж. Денег в кармане хватает лишь на то, чтобы добраться до замка, что дальше — полная неизвестность. По плану следом должен приехать с деньгами режиссер и рассчитаться с принцессой. Первое, что мы делаем в Париже, едем в посольство. Я иду на поклон к послу. В то время им был Юрий Алексеевич Рыжов, замечательный человек. Прошу, чтобы он как-то расселил троих соотечественников, свалившихся ему на голову из Москвы. Мы застряли в Париже не случайно, предполагалось в нем подснимать героическую историю главного действующего лица.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});