Гаугразский пленник - Яна Дубинянская

Мне повезло. Я увидела и услышала.

А он — нет. Не успел ни увидеть, ни услышать, ни понять. Мне вцепились в плечи уже мертвые пальцы, и широкая улыбка принадлежала мертвецу, и она приблизилась настолько, что зубы расплылись в беловатое пятно, а потом мертвый человек пошатнулся и упал, подминая меня под себя давящей тяжестью, какой не бывает у живых…

Там, вверху, были стрельба и крики, взрывы и плазменное пламя, гарь и смрад, грохот копыт и автоматных очередей, и боевой клич на нечеловеческом языке, и беззвучные лучевые вспышки, и пронзительный вопль боли… И я давно была бы растоптана, если б не пряталась, не цеплялась из последних сил за то тяжеленное, бесформенное, с раздробленными костями, что уже не было человеческим телом — но еще оставалось рессорой, амортизационной подушкой, единственным шансом на спасение…

Я не знала даже, не спросила, как его звали.

Атака гаугразских смертовиков. Благополучно отбитая. Как в игре.

Я выползла из-под того, что раньше было веселым нелегалом. Клочья окровавленного камуфляжа, бурые заскорузлые волосы… наверное, смертовики похоронят его по гаугразскому обычаю. Они всегда хоронят своих убитых, в том числе и тех, кого не могут опознать. Обязательный ритуал, входящий в комплекс культово-обрядовых действий, основанных на доглобальной мифологии традиционного общества… какой бред. В общем, похоронят. А если в Глобальном социуме кто-то ждет его из выхода, то просто не дождется, и все. С бессрочным правом на веру, что он жив.

Попробовала подняться; и тут же снова упала ничком. Нельзя. Вся местность просматривается из бункера… а они всегда сначала стреляют.

Дождаться темноты.

Но в темноте сюда придут оставшиеся в живых смертовики за телами товарищей. К тому времени в бункере начнется традиционная пьянка по случаю отбитой атаки, и окрестности будут всего лишь регулярно простреливаться в автоматическом режиме, что не так страшно. Страшнее опять попасть в их руки, в зловонную яму без потолка… Может быть, меня и выкупят снова: дембель кончился, защитникам Гауграза, как никогда, необходимо оружие. А может быть, и нет.

Особенно если конец дембеля, что вполне вероятно, послужит для Глобального социума окончательным сигналом к началу наступательной стратегии. Одна-единственная бомба средней мощности — и Гауграза просто не будет. Никакого.

Не попасться смертовикам, не угодить под пули, добраться — нет, к бункеру уж точно никого не подпустят, тем более после атаки, — значит, обходными путями как-нибудь дойти до заставы. Доказать, что я — Юста Калан, глава Ведомства проблем Гауграза… если оно еще существует, мое ведомство. А затем снова начать безнадежную борьбу против всех и неизвестно за что — с помощью выступлений на митингах и рапортов о допросах никому не интересных передатчиц. И, стыдясь себя самой, облегченно вздохнуть, когда наконец не станет ни Гауграза, ни его проблем.

Ни моего брата. Теперь уже точно.

Там — я не смогу ничего изменить. Но я пока здесь.

И все равно ничего не могу?

— Выпей.

Легко сказать. Сначала надо было приподнять голову… тяжеленную, будто до сих пор прижатую к земле искромсанным телом человека без имени… Зачем поднимать?… Потому что напиток почему-то был не в нормальном комплекте с трубочкой, а плескался у края артефактной чаши с золотым ободком, сверкавшим так, что я снова прикрыла глаза…

— Выпей, говорю. Нури-тенг тебя поддержит… да не за плечи, осторожнее, только затылок, чуть-чуть!… Вот так.

Горьковатый отвар, похожий на гаугразский чай… Несколько капель потекли по шее за ворот комба… то есть не комба, а какой-то грубой, натирающей ключицы одежды… Захлебнулась, закашлялась. Откинулась на что-то слишком жесткое, чтобы быть постелью, но гораздо мягче земляного пола в яме без…

Открыла глаза. Увидела потолок. Серый, низкий, надежный.

И вспомнила.

Собственно, вспоминать было нечего. Ночь. Далекие шаги и глухие голоса: когда они приближаются, надо замереть, застыть, переждать… Периодические выстрелы деловыми очередями вслепую: тоже переждать, накрыв голову руками, по возможности спрятавшись за чьим-нибудь телом… И ползти дальше, неизвестно куда, но подальше от границы, приняв самое нелепое и нелогичное решение в своей жизни. И еще не поднимать головы, постараться забыть, что там, наверху, — пустота и звезды…

Выходило, что если строго придерживаться выбранного направления, то дорога (тропа?… или просто каменная мешанина?) все время шла в гору, и вот уже камни подернуты льдом, холод прошивает насквозь неудобную и не способную удержать тепло гаугразскую одежду, и это даже хорошо, потому что пропадает боль в ушибах и ссадинах, которые достались мне вместо смертельных переломов и ран там, перед бункером, во время атаки… Атаки гаугразских сме…

Они появлялись один за другим в стереоскопической псевдоглубине, на фоне зубчатых стилизованных гор, и нужно было успевать вовремя клацнуть по клавиатуре, и жужжали выстрелы, не имеющие ничего общего с настоящими, а они все лезли и лезли, чернобородые смертовики с исполосованными темно-зеленым зверскими лицами… Словом, к тому времени я уже потеряла сознание.

Где я?.. Разумеется, на Гаугразе; так что было бы странно рассчитывать на одноразовую постель, питье по трубочке и медперсонал в стенных мониторах. Что со мной?

Этот вопрос я им и задала. В последний момент спохватившись, на южном наречии.

Ответил тот, кто протягивал мне чашу с напитком, — глубокий старик, со складок его обвисших щек редкими недлинными космами спадала седая борода. Одетый в темную конусиль с артефактной серебряной цепью поверх грубой ткани… Что за бред, какая конусиль? Скорее платье, как у меня… может, это женщина, бородатая старуха?… Да уж, полный бред…

— Ничего особенного, несколько синяков и простуда. Отлежишься пару дней, только и всего… Как ты там оказалась?

Я продолжала осматриваться по сторонам. Крохотное помещение с серыми стенами, без всякой мебели: я сама лежала не на кровати, а на каком-то ворсистом покрытии, выстилавшем часть пола. На границе между ворсом и голым камнем, отставив в сторону чашу, сидел старик (или все-таки старуха?), не сводя с меня маленьких буравящих глаз.

Пару дней — это еще ничего… Было б совсем уж немыслимым идиотизмом остаться здесь, на Гаугразе, больной и ни на что не способной… Но, кажется, теперь уже меня о чем-то спрашивают. Как я там оказалась. Если б еще знать где… впрочем, оно и не важно. Гаугразская женщина в принципе не может оказаться где-нибудь вдали от жилища, а тем более вблизи границы — одна. Это противоречит менталитету. Это само по себе…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});