Узкие врата - Антон Дубинин

У подьезда мальчик взглянул было вопрошающе — давайте я дальше сам, а? — но наткнулся на непререкаемый взгляд Фила и смирился.

Дверь на пружине — простая, без кодового замка, без домофона, признаться, очень ветхая и тоненькая — однако же ощутимо дала Алану, шедшему последним, под зад. Фил ввиду узости лестницы (лифта в этой кирпичной трехэтажке не было и в помине) теперь в одиночку вел мальчика под локоть, свободной рукой тот держался за перила. Алан топал сзади, неся вещи. В подъезде было темно, пахло не то кошками, не то мышами; зеленая краска кое-где отслоилась от стен, и проглядывал желтоватый местный камень. «Марианна вонючка», мелом вывела по синему чья-то мстительная рука, а рядом — портрет этой самой Марианны: треугольник на тоненьких ножках, на голове огромный бант. От Аланова почему-то обострившегося внимания не ускользнуло, что мальчик чуть дернулся в сторону этой свежей надписи — но Фил крепко его держал. И они миновали этот лестничный пролет, и следующий, столь же неприглядный… Из трех дверей на третьем этаже мальчик указал на крайнюю, обитую потрескавшейся кожей. Номерок — «16» — был не покупной, а выжженный по дереву на маленькой дощечке, наверное, самим мальчиком и выжженный, подумал Алан, надавливая пальцем кнопку звонка.

Дверь распахнулась почти сразу — Алан еще не успел отпустить звонок. И эта самая дверь, открывшаяся наружу, едва не стукнула его по лбу. У женщины, представшей на пороге, руки были по локоть в мыльной пене. Фартук в мокрых разводах и подвязанные косынкой волосы — ясно, что она только что занималась стиркой, да и вода где-то в глубине квартиры слышимо лилась из крана, булькала, приговаривала свое…

Женщина приоткрыла рот, чтобы сказать какую-то заранее заготовленную фразу, которая теперь собиралась выскочить изо рта помимо воли — но осеклась, увидев, что сын явился не один, что его ведут под руки, и он очень странен, бледен, и ухо снова начало кровоточить…

— А… артур! — выдохнула она, всплескивая руками, и светлые глаза ее расширились, занимая почти пол-лица. Алан впервые в жизни увидал, как человек всплеснул руками — он думал, это книжное выражение, оказалось — нет, и от всплеска мокрых ладоней в гостей полетели мелкие брыги.

— Артур! Что случилось? Господа, он что, что-то натворил?

— Мам, ты не беспокойся, — прервал ее сын заботливым голосом, шагая на порог. — Я просто под машину попал. Немножечко.

Мама едва не задохнулась, отступая вглубь коридора. Глаза ее расширились еще больше, хотя, казалось бы, это уже невозможно, — когда она перевела смятенный взгляд на спутников сына.

— Молодые люди…

— Они меня спасли, — предупредил ее вопрос мальчик, опускаясь из цепких Филовых объятий на стойку для обуви. Он совершенно случайно поделил Филовы лавры спасителя на них обоих, и Алан это заметил, слегка смутившись — но промолчал. В конце концов, не это главное они должны были сообщить перепуганной женщине. Тем более что она заметила темный потек из уха сына, который тот пытался прикрыть, отворачиваясь к стене.

— О Боже мой, а это что у тебя?! Ты что, голову разбил?!

— Не волнуйтесь, мэм, ничего страшного, — галантный Фил заговорил даже не своим обычным голосом, а на полтона выше. — Он слегка стукнулся, когда я его толкнул из-под колес. Обычное сотрясение, я думаю, все обошлось.

— Арти, я же тебе говорила!.. Сколько раз я тебе…

— Ну мам, — безнадежно выговорил Арти, пытаясь развязать шнурок — но пальцы плохо его слушались. Алан, заметив, как обстоят дела, присел на корточки и несмотря на протестующее мычание быстро освободил его от обоих кроссовок.

Мама привалилась к стене (в дешевых, желто-полосатеньких обоях) и провела ладонью по лбу. Была она бледна, не меньше, чем ее сынок. На локтях у нее высыхали и лопались пузырики мыльной пены.

— Арти! Немедленно отправляйся в постель. Я вызываю врача.

— Да не надо в постель…

— Я кому сказала? — Мать повысила голос — ровно настолько, чтобы он обрел нотку истерической властности, столь жалобной, что ослушаться было никак невозможно. Сын, видно, хорошо это понимал. Потому что без единого возражения, только слегка вздохнув, поплелся в комнату, на прощание одарив спасителей извиняющимся взгядом.

— Ради Бога, простите, молодые люди, — женщина суетливо обернулась к ним. — Спасибо вам огромное, не знаю даже, как вас благодарить… Вы проходите на кухню, посидите, я вас хоть чаем напою, или, может быть, супчика горячего скушаете? Я сейчас, я только…

Она шмыгнула в комнату вслед за сыном, и Фил обменялся с товарищем недовольным взглядом, не успев договорить ей в спину — «Извините, нам некогда, мы бы лучше пошли…» Аланов желудок настоятельно взывал, вдохновленный одним упоминанием о горячем супчике. Фил верно прочитал взгляд товарища и пожал плечами, стряхивая наконец на пол огромный свой рюкзак.

— Ну, ладно. Только ненадолго. Мне-то что. Это же не мне, а тебе приспичило королей караулить.

И тут — или нет, мгновением позже, когда Алан уже взялся за ручку кухонной двери, и линолеум холодил его пятки сквозь полотняные носочки — да, похоже, что именно тут его мозг пронзила ослепительная вспышка.

Arthurus Rex.

Центр Веры.

Мама, мамочка.

«Вам его назовут».

«Имя Господа».

Он же сказал — «Иисусе», или «Господи», я не помню, но он…

Господи Боже ты мой.

Ясность вЗдения в этот миг стала столь сильна, что Алан пошатнулся, едва не падая на Фила, шедшего следом, и ухватился за стену, зажмуриваясь, как от электрического разряда. На мгновение ему показалось, что он сходит с ума.

Глава 5. Арт

…Он сходит с ума.

Артур Кристиан, двенадцати лет от роду, понял это, как только началась осень. Или даже раньше — кажется, это началось в конце лета, в августе, когда еще было жарко, но уже пошли первые дожди.

Или нет, по-настоящему плохо стало все же в третий день учебы, когда в школе объявили недельный карантин. Потому что в Артуровом классе заболела одна девочка, а через день — еще один мальчик, не то что бы друг, но близкий приятель Арта, и объявили, что это не пустяк какой-нибудь, а дифтерия. И занятий теперь у всего класса не будет, потому что вдруг они все заразные, то есть, как это, вирусоносители, и нельзя сказать, что кого-нибудь в классе это огорчило. Потому что неделя свободы в то время, как остальным приходится учиться, да еще и в пору золотой осени — это же мечта любого школьника! Все двадцать два человека (кроме тех двоих, что лежали в больнице) были просто в восторге… Нет, пожалуй, в восторге не был еще и Арт.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});